ОКОНЧАНИЕ ***
Джулия взаправду заснула в машине.
На лбу, когда Тед разбудил её, постучав в стекло, отпечаталась вмятина.
-Эй, девочка, …заснула. А вот и я. Клоун с исповеди сбежал. – Тед выпрямился, оперся о крышу обеими руками и …вдруг навалился на машину и как будто заплакал.
Он стоял, чуть подрагивая, и шмыгал носом.
Джулия слышала. Боялась шевельнуться. Этот вечер начинался ещё хуже прежнего.
Тед не плакал, просто сильно грустил. До влаги на глазах, загрустил. «Имя ему назови. Личной жизнью интересуется….Хрен тебе! Живи пока, целуйся хоть с самим Папой – мне по барабану!»
Тед снова наклонился к стеклу в дверце машины. – Выходишь или всё, тут прижилась?
-Тед, но уже половина одиннадцатого.
-А что? Я тебе и за полчаса проиграть смогу. Мы ж условились, или забыла? Ты победишь - деньги мои, ты проигрываешь – выигрываю я.
Джу улыбнулась ему из салона. – Нет, Тед, условия несколько другими были.
-Чего-о? Я похож на склеротика? – Лоренс улыбнулся, помог выйти Джу из машины. – Идём, там расскажешь, чего я ещё забыл прибавить к тому, что я выиграю, проиграв тебя.
-Тед, спасибо тебе. Папа был так рад.
Лоренс прижал палец к губам: «Тихо, милая. Я тебе после объясню, как же ты сглупила с просьбой. Ну, если не поздно будет».
Он открыл дверь в квартиру и предупредил: «Ладно, о том, что тут никто кроме меня и полтергейста не бывает – я тебе уже говорил. Проходи, сейчас я всё, ну или частично приберу».
Свечи были зажжены.
Цветы и закуски создали в душной комнате терпкий запах.
– Вот, кажется, мало что скисло. Поедим, выпьем, но …после. –Лоренс рукой смахнул всё со стола.
Джулия грустно охнула: «Тед, зачем?!»
-Ты голодна?
-Ну, …не знаю. Так всё было красиво. А может, …вот смотри, кажется, бутылка не разбилась. Налей хоть вина. – Джу подобрала с пола яблоко, потерла его о джинсовую курточку и откусила. – Да, наверно, ты погорячился. Я хочу есть.
-Нет, проблем, девочка. Вот как раз в кредите я не ограничен нисколько.
Тед сделал заказ в ресторан. – И цветы. … Джу какие?
–Орхидеи.
–Вот, орхидеи – сорок штук.
-А почему сорок?
-А разве тебе не сорок лет?
Джу рассмеялась. - Мне двадцать три.
-Так ты …школяр?
-Нет, студентка: французский, немецкий, испанский языки изучаю. Буду работать в консульстве. Мечтаю.
-Ах, вот до чего глупость доходит, аж, до консульства. – Эй, не кинули трубку? …Ну, молодцы... Значит, сто орхидей. Лучших. Да и скоренько, я голоден. Что? Да, орхидеи – это мой десерт. – Тед отключил телефон. - А, пошли к черту.
Джу следила за Тедом взглядом. Тот запросто ходил по разлитому на ковре соусу и овощам, стелил свежую скатерть на стол.
-Ну, а пока, везут наш ужин, мы с тобой….
Джу оглядела бардак. – Тед, ты не против, если мы сыграем в другом месте?
-Детка, рад бы, да только не могу. Обещал одному человеку, что в другом месте ежеминутно при мне будут находиться сразу пара телохранителей. Ты хочешь, чтоб сюда ввалились эти дармоеды?
Джу пожала плечами.
-И я - нет. Тогда…- Тед огляделся, - а пошли в мой кабинет. Всё равно ты ни хрена не понимаешь в деловых бумагах.
Те самые бумаги он не сбросил со стола. Аккуратно убрал их в сейф, скрытый в стене.
Они расположились за кабинетным столом.
Джу оглядывала и стол, и кабинет. И думала: «Странный он всё-таки. Другой, предложил бы спальню».
Подумав так, она улыбнулась. Кабинет был стандартным, выглядел обычным. Такой был и в её доме, у отца. Ей показалось даже уютно здесь, за кабинетным столом.
Ей нравилась странность Теда. А что он «ненормальный», и она продолжила, сказав в слух: «Так это же не часто случается».
-Что не часто? Что случается?
-Побывать в таком кабинете.
-Ах, ты об этом.
Новые шахматы были из янтаря. Работа - мало сказать изысканности великой, но и материал – чудо. Камень просто светился. Янтарь – черный снова выбрал Лоренс. Янтарь светлый – снова был за Джулией. Сегодня она начала игру с того, что рассмотрела каждую фигурку.
Сегодня, она заметила, Тед был в некотором возбуждении. От радости или нет - она не догадывалась. Но только видела, он не злится, что она тянет с ходом.
А он…проигрывал с настроением.
Они закусили, выпили, всё тут же за кабинетным столом, и игра продолжалась.
Тед заметил, Джулия действительно играла с интересом. «Она тугодум, но сообразительный», - решил он.
-А давай выпьем за жизнь.
-За что? – Джу подняла голову, оторвалась от разглядывания доски. – Почему ты захотел выпить именно за это?
-Я сегодня в склепе пересидел.
-Где? Ха-ха, серьезно? - Джу не верила. Она знала, что Лоренс весь день был занят на производстве. Ей отец так сказал, похвалив «босса» за сдержанности и внимание. Не верилось ей, что после трудного дня он двинет в склеп, чтоб там «пересидеть» кого-то. – Ну и как там? Гробы, покойники – всё на месте?
Тед кивнул – Ага. И ещё епископ, представь, весь в белом и из самого Ватикана. Всё ходит, всё смотрит и вдруг как набросится на меня: «Отдай моё сердце!!!»
Джу даже вздрогнула, когда Тед выкрикнул детскую присказку. – Ой, не пугай. Не надо об епископах, я их боюсь. Хотя никогда не видела.
Лоренс внимательно посмотрел девушке в лицо. Он понимал, она решила, он шутит. «Счастливая. Думает, я шучу. Какой там…». – Ты только подумай, меня исповедывали.
-И сколько тебе было прощено грехов?
-А…все. Всё, подчистую прощен. Каких-то пять миллиардов и всё – всё, под чистую.
Про деньги Тед не мог сказать, шутя. Голос его дрогнул. Он не посмел пошутить о своём благополучии. И Джулия почувствовала, что что-то случилось. Что что-то из того, что только что наболтал ей Тед, правда. Она отрешилась от шахматной задачи, опустила локти со стола. Затем выпрямилась и прямо посмотрела на Лоренса. – А не много запросили с тебя, Тед?
-Вот и я рассердился. Не так уж я и плох. Или ты думаешь, прав, епископ, я - сволочь пробу негде ставить?
-Тед, а что за грехи? – Она осторожно улыбнулась, пытаясь хоть чуть-чуть развернуть назад его хорошее настроение. Даже на бутылку вина посмотрела. Только Лоренс, она поняла, пьет без увлечения. Он и теперь даже взглядом на бутылку не повел. – Тед, может, я дешевле с тебя возьму, за прощение.
-Правда? – Тед снова улыбнулся.
И Джу подумала: «Какая у него хорошая улыбка. И глаза сразу добрыми стали. Только грустные. А может, его кто-то обидеол? С маленькими мужчинами такое часто случается. Все громилы их считают слабоками и придурками. Может, кто его «придурком» назвал?» - Ну, так что, проси, прощу.
Тед протянул руку, погладил Джу щеку. – Ладно, забей. Твой ход.
Джу вздохнула. Снова вернулась к развитию дебюта. Сегодня они изучали «защиту Каро Кан».
Прошло минуты три, она сделала ход. Она поняла, если пойдет ферзем, чтоб преградить отход слону Лоренса, то очень даже будет близка к завершению задачи. – А вот тебе, …раз ты скрытный такой.
Тед ответил, как бы между прочим: «Да я б открылся, да ты, боюсь, опять в обморок запросишься. Ладно, сиди пока».
Он проиграл дебют. Поддавшись, ну, может чуточку. Похвалил Джулию и, взяв её за руку, повел в спальню.
-Нет, нет. Ты не понял. Я же сказала, что вариант расплаты по окончании будет иным, Тед.
Лоренс тихо усмехнулся. Эти «нет-нет» он часто слышал. – Значит, я не подхожу тебе? Значит, деньги лучше. – Он полез в карман.
Джу нарочито громко засмеялась, чтоб остановить его. – Какой ты…
Она подошла ближе, встала рядом.
Когда она была без своих высоких каблуков (обожала сапоги, но не будешь же сидеть в них в комнате три часа), Тед был всё равно заметно ниже её ростом. Чтоб его поцеловать, она чуточку склонилась и поцеловала в губы. Потом посмотрела ему в глаза. – Странно. Да целовался ли ты когда-нибудь? Такой нерешительный. Или…не понравилось?
Теду поцелуй понравился. Он только не кинулся продолжить его, был по инерции грустным, пассивным. Но долю радости, наслаждения даже – получил. Ему пришла в голову мысль, что если он сильно, рывком, подхватит Джу на руки, то может и …донесет до кровати.
И он, так и сделал всё. Резко подхватил её и …побежал к кровати. Кинул её на покрывало, как бревно и резко сел на край. Пытался тише дышать, чтоб не выдать возникшего напряга.
Испуг Джу был сильным. Даже дыхание у неё оборвалось, будто она резко упала на спину с высокой высоты. В общем-то, она действительно упала, на спину. И было не столько больно, сколько стыдно. Но, только поглядев на того, кто пытался держать себя Мужчиной при ней, она нашла в себе силы улыбнуться и попросить: «А теперь что?»
Тед всё наблюдал за ней, но, кося, а теперь повернулся лицом. – Что?
Джу протянула к нему руки.
Поза её была вовсе не манящей, своей пышной юбки она не задирала. Но что-то такое в плавности изгибов тела её, в руках, а кончиках пальцах чуть подрагивающих было такое, что заставило его наклониться и,…обняв её, чуть приподняв голову, поцеловать.
И всё. Дальше в голове его всё пошло кругом. Комната исчезла, кровать расплылась в пространстве, и лишь она, её тело, окутанное ненужной сейчас одеждой, было в сиянии некой голубоватой ауры. Он видел её так, будто в небесах.
И вдруг раздался резкий стук в дверь. Наглый, настойчивый стук. Он разорвал эту желанную Теду ауру нежности в клочья.
Лоренс закатил глаза и с возгласом: «О-о-о!», - кинулся к двери, чтоб разорвать того, кто посмел беспокоить его в такое мгновение.
Джу вовсе не желала секса. Она хотела за победу другого. Она никогда не видела «живого» епископа. И хотела попросить Теда, если это, возможно, показать ей его, хотя бы со стороны. Ей показалось, пока она с Тедом, ей епископ страшным не покажется.
То, что произошло, этот «бег» в постель, гигантское желание обладать ею, просто искрами сыпавшееся из глаз Лоренса – изумили Джу. Чаще она видела в глазах мужчин желание среднего порядка – милой случки, ничего не обязывающего, ни к чему не ведущего секса. Теперь она лежала и …не знала, чего она хочет больше: испытать Теда, какой он любовник, или всё-таки посмотреть на редкость - на епископа? И вдруг она услышала окрик Лоренса: «Какого черта?!», затем глухой звук, будто удар, затем чей-то вскрик: «Но я…?» и после дверь резко была захлопнута.
Джулия вскочила с кровати резво, но в прихожую вышла тихо, даже таясь.
Лоренс стоял и держался за ручку закрытой двери правой рукой. Смотрел в пол. Она услышала, как тяжело он вздохнул, затем не резко, просто оттолкнул дверь от себя.
Так полностью распахнулась, охранник с этажа тут же отскочил от неё и замер.
Тед, не глядя на него, спросил: «Что-то ещё?»
-Сэр, - парень был хмур, голос его был неприятно низок, - Я только исполнил просьбу того, кто мне платит. Вы не отвечаете на звонки, телефон тут, по-видимому, отключен. А меня уже третьим звонком побеспокоили, сказали, узнать, может, случилось чего?
Во рту парня была жвачка, сказав всё, он начал перекатывать её во рту.
Лоренс так и не посмотрел ему в глаза. Ответил только: «Да я сам на окладе у мистера Лоренса. Понимаю. – Подумав, он добавил, - и всё же…Вы ж знали, что у меня женщина. Нужно было пропустить и этот звонок…и не беспокоить. Вы поняли, что были не правы?
-Да я что, но он же потребовал. Сказал, узнать, мало ли что?
Охранник уже заметил в раскрытую дверь женщину. Та стояла за Лоренсом, в паре шагов.
Джу и не скрывала, что чувствует себя виноватой в данной ситуации. Ей даже хотелось сказать: «Ладно, Тед, иди, куда тебе нужно. Я тоже – пошла домой», - но…что-то такое было в ответе Лоренса, что запрещало ей вмешиваться в разговор мужчин. И она стояла и молчала. Молчала и смотрела то на Теда, то на охранника.
Лоренс ещё раз повторил свой вопрос. Спокойно повторил именно для того, кто не догоняет в вопросе этики: «Так Вы поняли, что я ударил Вас за превышение ваших полномочий?»
Парень грубовато ответил: «Понял», чуть прихрамывая на отдавленную ногу, пошел по коридору. Явно оставшись не согласным с требованием Лоренса младшего. Да и то, что ему прищемили ногу, а после топнули по ней со всей силой - разве это было в «полномочиях» одного из жильцов контролируемого им этажа? Но парень…на работе. Он потерпел рисование Лоренса перед «телкой».
Но Лоренс не рисовался. Если б только знал охранник, а после осознал, сколько эмоций и истинных чувств сгорело в съемщике квартиры под номером сто два. Сколько эмоций он пережил до той минуты, как принялся разминаться с дверью. Если б только этот широкоплечий гигант понял это, он бы не злился на «мелкую гадину». Не так часты у Теда Лоренса «бесплатные» романтические общения с женщиной. Может, и разговор получился бы, и признания б вырвались и слова б благодарности нашлись. А вот теперь он был в состоянии, близком к прострации. Рука не поднималась, не то что…
Тед прикрыл дверь. Подошел к Джуд. Поднял голову и осмотрел в глаза той, перед которой ощущал сейчас и растерянность и даже стыд. – Ты…домой? – Он кивнул, сам себе и ответив, - понятно.
Джу, не ожидавшая именно этих слов, вспыхнула розовым цветом на щеках и быстро стала натягивать свои сапожки на ноги. У неё получилось быстро, сегодня она была к коротких сапогах. – Да, конечно. Тебе, я поняла, тоже, …ты спешишь. У.у.у.у тебя встреча? –Она нервно улыбнулась, - ты б сказал. Я б давно ушла.
Они одновременно схватились за её куртку, висевшую в стенном шкафу. Она, чтоб быстрее надеть, да уйти, он - чтоб задержать или хотя бы не дать уйти так скоро. – Ты уже? Как быстро. А….а…а…что так быстро? Ты спешишь?
Они оба так и держались за кожаную куртку Джу.
-Тед, я …нет, я не спешу. Но мне показалось,…ты...
Она отцепилась от куртки, Тед помог ей её надеть. – И я – нет. Но вот тут мне мысль одну подали….
Джу тоже заметила, что-то сильно не отпускает Лоренса с момента разговора с парнем. Будто эта мысль покоя ему не дает.
Джу не спешила. Она навалилась на дверь и уставилась на Лоренса.
Молчала она, молчал и он. Думали, каждый о своём.
Он: «А ведь верно, на окладе я у Лоренса. Вот черт, как мне это раньше не впёрло. …Я мозги парю, нервы наматываю на катушки идиотов. Изучаю, гружусь, вникаю - голова трещит, …а получается, черкнёт он очередное завещание, и я, …мать мая! и чем же я раньше думал, жопой?…Он ведь может сделать это уже завтра. А возьмет всё и отдаст…хоть бы этому, Энтони в крестах. Отдаст и концерн за покой свой. Черт с ними, с деньгами и поместьем – наживу. Мне всё равно не полезно бывать там. Аура не та. А если концерн отдаст, …и я тогда у кого на окладе буду висеть, …у папы, у дяди этого? Так когда-нибудь и меня…попросят кресло освободить. И что? Я же ничего …счет мой мизерный – на чай без сахара. Мать моя, чтоб тебя, …обещала озолотить. Да разве я в печали? Хрен с ней, жаль, и её всё - в ту же дыру спустят. Бог мой, …вот когда начинаешь верить в тебя. Когда кара коснется. Ой, чувствую, старик не зря меня к склепу потянул, дядьку этого выписал, …век его не видели – не соскучились. Ой, папа, жаль, что ты намек мне дал. Жаль, я уж привык к твоим: «Соскучился, сын. Приезжай поболтать». Скука кончилась, папа. Даже если я ошибаюсь, …я сделаю это. И не потому, что бедности испугался, а потому, что …не хочу быть глупее тебя, скучающий человек. Я знаю, мне моё будущее важно».
А вот, что думала Джу, пока он, уставясь в угол, с великой хмуростью в лице, обдумывал свою «интуицию»: «Что-то произошло. Нет, я же вижу, он не злой и причины нет. Всё было так мило. Мне даже показалось, он влюбился. В глазах столько нежности было. И целуется он приятно. Не ожидала даже. Ой, а может, это я? Я ему сказала, что решила, что он и целоваться не умеет. Нет, вроде нет, как будто после этого он и поцеловал меня. Да что же такое произошло? Парень сказал, что звонили трижды. Может, его кто-то достает? Да нет, же, он уточнил, что Лоренс звонил. Ой, …да, он же про того Лоренса что-то такое …сказал. Так печально…. «Я сам на окладе», …да, да, да. Вот после этого он и ….Боже мой, а лицо-то какое хмурое. Серое. Он, наверное, и забыл, что я всё ещё здесь».
-Тед?
Лоренс очнулся от мыслей. Поднял голову, увидел её, стоявшую у двери и подпирающую её. – Джу? А…да, да, конечно, я провожу тебя. Нам, …нам сегодня по пути.
-Так может, тебе не беспокоится, я подвезу?
Лоренс хмыкнул. – Ты больше выпила. Нет уж, я с пьяным водителем не езжу.
-Брось. Мы ж не пили почти.
Но она видела, он ехать с ней не хочет. «Но ведь он сказал «по пути». – А тогда может, …ты меня подвезешь? Я, знаешь, как раз вот, хотела в качестве приза за мою победу просить тебя, показать мне твоего епископа. Никогда их живыми не видела.
-Да, мертвыми они должно быть, приятнее.
-Ты что, Тед? Какой-то юмор у тебя. – Джу смутилась. – Ладно, не хочешь показывать своего знакомого и ладно. – Она развернулась к двери лицом.
Тед тут же дернул её за руку. Резко, болезненно крутанув руку её, развернул к себе лицом. – А давай, поедем. – Он дышал ей в ямку у основания шеи. Горячо дышал. – Но только тогда, чур, ты исповедуешься ему. …Согласна?
Джу сморщила лицо. – Тед, ты …руку отпусти, мне больно.
Тед понял, что заломил ей руку за спину. – О, прости. Джу, прости, я …волнуюсь что-то. Я же, - он вздохнул тяжело, - я удрал. Сам-то я удрал с исповеди.
-Разве можно заставить кого-то исповедоваться? Тед, ты что-то не понял. Это ж пустяковая процедура.
-Ты католичка?
-Да.
Лоренс сорвал куртку с вешалки, быстро сменил обувь, распахнул двери и …вытолкал Джу из квартиры. – Тогда едем!
***
Артур, если бы не покой, и, правда, снизошедший на него покой после причащения, он бы сильно обиделся на сына. Результатом такой обиды могло быть всё что угодно. В запале он мог даже отстранить сына от руководства Советом директоров концерна. Заблокировал бы кредит в банке, отпускаемый пока без меры. Да мало ли санкций, нашлись бы и другие. Артур держал мысль о Травер. Он бы снова выгнал Микки – к черту, а его дочь, последнее время докучающую его сыну…шахматами – выгнал из университета. К примеру. Уж он бы поднатужился и нашел, за что дернуть ректора факультета, где учится девушка. А там, за неприятностями, она бы про шахматы и забыла. А сын бы …не отвлекался от разговора с отцом. Телефон бы не отключал.
Всё это лишь витало в облаках мыслей довольного старика. Пока он был в покое.
Но он был тверд в требовании: и Тед должен обрести покой. Не зря же он не перепутает порога родного дома вот уже сорок дней!
Артур беседовал с родственником. В доме, в гостиной он угощал гостя. Стол был обилен, но соответствовал посту. Был красиво украшен живыми цветами и зажженными свечами.
Разговор был тих, покоен, но тема была серьезной.
-…Он играет в казино?
-Я интересовался, мне сказали, что у него не бывает наличных на первую ставку. Он ирает в долг.
-У него есть долги?
- Нет. Видимо возвращает. По крайней мере, я не слышал, чтоб его с этим донимали.
-А с чем…донимают?
-Энтони, …мой сын - взрослый мужчина. Мне теперь трудно контролировать его во всем объеме. Личная жизнь, частые командировки за рубеж. И вообще, ты же видишь, он не сильно тянется к папе.
-Женщины?
-Увы. Ничего серьезного. Вот…шахматы – к ним он серьезно относится.
-Почему же ты не дал ему света в этой жизни? Тебе не хочется, чтоб твой сын стал известным?
-Известным, …даже не знаю. Пожалуй, нет.
Епископ кивнул. – Сразу после крещения ребенка, я спросил Элизу, желает ли она, чтоб этот сын посвятил себя христианской религии? Почему-то я думал, она не зря хотела, чтоб крёстным отцом Теда был я. И я надеялся…
-И не надейся. – Артур даже посмеялся. – Ха-ха, и не надейся. Этой души тебе не достанется.
-Кто знает, Арчи, кто знает. – Святой отец улыбнулся улыбкой самого Бога.
Артур первым услышал знакомый звук мотора. – А вот…это он. – Артур поднялся из-за стола. – Он не войдет в дом, надо его встретить там. Я хочу, чтоб вы продолжили исповедь. Энтони, я прошу. С ним нужно быть очень внимательным. Он умница. Он …понимающий человек. Но …так тонко воспринимает малейшую несправедливость в отношении себя и …тут же в штыки. Опасен. Я …боюсь его нелюбви, Энтони.
-Это плохо, друг мой. Это – плохо. Идём, я тоже выйду тогда. Ты говоришь, он не был в доме сорок дней?
-Ровно. Со дня смерти Терезы его здесь не было.
-Твой наследник не хочет бывать на родной земле. …Плохо, Арчи. Это плохо.
-А я её тебе завещаю. Ты мне такое чудо сотворил. Веришь, я чувствую себя ангелом.
-Да? - Энтони улыбнулся, но посмотрел на Артура взглядом серьезным. – Что ж я рад.
Артур хмыкнул. - Чему больше, земле или моему спасению?
-Это было бы прекрасно, Артур, если бы на этой земле, земле твоих предков стояла католическая церковь. В городе есть одна, но…скучная. Прямо у скоростной дороги. А…эти места красивы. Целое поместье….Что ж, я рад. Я рад, Артур твоему решению. И тому, что тебе стало легче. …Ангелом, говоришь, это хорошо. Я рад за тебя, Артур.
Они спускались по парадной лестнице дома. Глядели в сторону пары, покидавшей салон машины.
-Вот это новость. – Артур был неприятно удивлен дерзостью дочери Травера. - А вот представь себе, Энтони, если он привез её к тебе на исповедь.
-Так что? Время есть. Я у тебя до завтрашнего утра. Всю ночь могу принимать ваших друзей.
-Это, - Артур ткнул пальцем в сторону девушки, и даже не попытался снизить голос, - это не друг. Это, я так понимаю, …подруга. – И он первым протянул Джу суховатую, короткую руку. – Я отец этого парня.
Пожимая её, Джу удивилась цепкости сильных пальцев старика, выглядевшего дряхлым старцем в сравнении со своим ровесником - епископом. Джу даже показалось, Лоренс старший переигрывает, потрясая кистью протянутой руки. «Тед сказал, «крепкий старик». Ему ведь только восемьдесят. А …епископ красив. Величественен».
Джу приклонила колени и поцеловала протянутую ей руку Святого отца. И она тут же призналась ему, что хотела бы исповедоваться. Ей, после того, как она увидела этого красивого, крепкого человека, захотелось этого даже сильнее, чем до их знакомства.
Энтони с интересом оглядывал светлое лицо девушки.
Джу была брюнеткой с дивной, белой кожей. До того прозрачной, что голубые жилки на висках, какая-то поджившая рана на щеке, вроде царапины – всё казалось открытым, трогательно открытым. Хрупким. - Что ж, буду рад. Только Вам придётся подождать. Мы не закончили разговора с Тедом. Тед, – Энтони, улыбнулся Лоренсу младшему. Он сразу почувствовал, что молодой человек приехал с иным настроением. С иным, но не лучшим, – ты готов продолжить?
-А разве нужно? Мне, …мне казалось, их только семь. Я вроде все исполнил. С горкой. А что ещё? Что за любопытство, …Святой …отец?
-Ты можешь звать меня крёстным. Ведь я твой крестный отец.
-А, это не имеет для меня никакого значения. Я уже предупредил, что если веры нет, то и тяга отсутствует.
-И вместе с тем, ты не отвернул от дороги к часовне. – Энтони остановился у высоких врат. – Что ж, раз пришел, значит,…что-то осталось. И я, кажется, знаю, что мы не успели обсудить.
Лоренс обернулся к отцу. Он просто «прощупал» его выражение лица. И то показалось ему, до рвотного родным. «Ах, ты ж сволочь, па. Ну и сволочь….Только посмотрим, кто первее окажется». – Тед резко отвернулся от отца, оставив его в замешательстве, и открыл ворота.
-Джули, войди, тут мало что интересного, но…здесь вот, творят чудеса. Даруют покой. Вон, папе моему уже …что-то …подарили, – и тихо, очень тихо, Тед прибавил, - или продали.
Но Джу не успела переступить порога. Артур Лоренс тут же закрыл за сыном и Энтони дверь. – А Вы побудьте пока с нами, мисс Травер.
Джу машинально огляделась. На освещенной изящными бронзовыми фонариками площадке перед часовней остались Артур, она, двое священников, сопровождавших епископа и парочка телохранителей из дома Лоренса.
-Хорошо.
-Что хорошо?
Джу смутилась. – Вы попросили остаться, и …я согласилась.
-Ах, вот это «хорошо». А можно полюбопытствовать, Вы откуда узнали дорогу сюда?
Вопрос был поставлен провокационно. Но Джу, «познав» сына, уже не боялась неловкостей с отцом. – Вы же видели, меня Тед привез. Он рассказал о вашем госте. Я попросила его показать мне «живого» епископа. И вот, я тут.
Артур рукой показал дорогу к беседке. – Идёмте, там светло. И можно поговорить. Кстати, как ваш папа? Как ему его возвращение на круги его?
В это время в часовне стояла гробовая тишина. Епископ сказал Лоренсу, что у него есть, за что зацепиться в спасении. Он сказал, что Тед не нарушил основной заповеди: он не стал причиной гибели души. «Ты ничьей души не погубил. В этом твоё спасение».
Тед обомлел. Нет, такая «заповедь» и ему была известна, хоть он и библий не читал. Но Энтони так произнёс эту фразу, так преподнёс этот «шанс», будто Лоренс искал его.
-А как же мама? Или вы считаете, что мои братишки и сестренка ушли, души не откинув?
-Тед, ты был так мал, в сравнении с ними, что трудно даже представить, что ты мог влиять на них, или сопротивляться влиянию. И их души – это не твоя забота. Твоя забота - это твоя душа, сын мой. – Заметив, что у Лоренса дернулась щека, Энтони улыбнулся. – Это не присказка, я действительно часто думал о тебе, Тед. Ты дорог мне как сын.
-Приятно. И я …запомню это, …отец. Кстати, а в каком мы родстве? Я только знаю, ты – дальний родственник отца.
Энтони был рад вопросу. Он удобнее уселся на высоком стуле и стал следить с места за Лоренсом, медленно «гуляющим» по кругу. – Наш род и род Лоренсов пересекся очень давно. Два века назад. И единственным лицом – Святой Терезой. Она была сицилийкой.
-Тереза?! …О, боже, так вот откуда имечко надуло. И, думаю, оттуда же все эти нелепые «Те». И что с ней стало такого, что она святой стала?
-Она добрыми делами занималась. Была известной миссионеркой, а во время войны с Наполеоном помогала итальянскому войску деньгами и …руками. Она продала своё родовое имение и всех работников освободила от долгов, взяв с них клятву, что они будут помогать в войне с поработителями. Её люди были очень отважными войнами. Они, как доблестный Дон Кихот, сражались с французами с её именем на губах. На её деньги была восстановлена известная в Палермо церковь. Позже она была названа в её честь. Тереза до самой кончины там помогала священникам ухаживать за зданием, садом. Её, так как она женщина, не допускали к ведению процедур крещения, обручения, но она всё равно своей поддержкой людям превращала этот день в праздник. Многие поддержали предложение причислить Терезу Лоренсо к лику святых.
-Она была замужем?
-Она была вдовой. Детей у неё не было, после того, как муж не вернулся с войны, она больше замуж не вышла.
-Она была красива?
-Не знаю. Её рисуют, используя каноны красоты.
-Есть иконы?
-Нет. Канонизированные портреты. А разве ты не знал, что в спальне твоего отца висит её портрет?
-Я думал это какая-нибудь… Борджиа.
-Это твоя тетка - Тереза Лоренсо. Я из ветви её рода. Мой пра-пра-прадед был ей старшим братом. Он-то как раз с войны вернулся. Но поскольку он фанатично ненавидел Наполеона за его наплевательское, салдафонское отношение к нашей культуре, он кинулся на остров Святой Елены, чтоб убить его, там и погиб. От руки одного из генералов Наполеона. Но он успел-таки завести многочисленное семейство. Твоя тетя прожила долгую, добрую жизнь. Она не была одинока, всегда в кругу людей. Она была мужественной и вместе с тем человеком чистой души, светлым ангелом. Её муж был из рода Лоренсо. Род богатый, но ветвь была уже сухой. Мне известно, что один из Лоренсо уехал учиться в Оксфорд, остался в королевстве, а после его дети перебрались в Калифорнию. В Италии, я даже по Сети любопытствовал, род Лоренсо так и не возродился. Жаль, ведь я мечтал, что ты станешь не только моим крестником, но и приемником.
Епископ внимательно следил за реакцией Лоренса младшего. Тот никак не прореагировал на его «предложение». Он вспоминал канонизированный лик святой и …думал о Джулии. «Надо выходить. Уверен, отец допекает её вопросами. Она - девчонка умная, и всё же мне бы не хотелось допустить влияния отца».
Тед остановился и повернулся в сторону высокого стула. В глаза он епископу не смотрел. Взгляд церковника был гипнотизирующим, будто тот пытался выпытать тайные мысли Лоренса.
–Ну, так что? Аудиенцию будем считать законченной?
-Нет. Прошу тебя, подойди.
Тед приблизился. Старик вытянул вперед свою правую руку. Возможно, чтоб указать место, где встать, но Тед понял так, что от него поцелуя требуют и не приблизился. – Что такое с твоей рукой, отец? Или так принято, по преданию так апостол Гавриил ходил. С вытянутой правой.
Энтони настойчиво держал руку перед собой. – Приблизься, сын мой.
Настойчиво и покровительственно звучало требование епископа. – Приблизься. - Вместе с тем он как бы величаво приказывал Теду повиноваться.
Тот придвинулся ближе, подумал, поворчал и присел на одно колено возле крестного отца. На его голову тут же легла тяжелая, сухая, но теплая ладонь правой руки величавого старика.
– Сын мой, я ещё раз спрашиваю тебя, нет ли в душе твоей хоть малейшего желания изменить свою судьбу? Тед, я снова предлагаю, едем со мной. Тебе двадцать четыре. ещё не поздно. Лучшие школы духовенства будут открыты для тебя. Ты узнаешь о себе, о мире столько, благодаря накопленным религией знаниями, что тебе не захочется опускаться до мирского. Я знаю, ты полюбил шахматы. Это прекрасно, обещаю тебе, и это будет развиваться. Мы имеем большие возможности, помочь тебе, чтоб и на этом пути стать великим и успешным. Но не о мирской славе я говорю, в доме, где живут наши братья, ты будешь этой серьезной науке обучать желающих. Во имя Господа нашего, прошу тебя, подумай, подумай хорошо, стоит ли тебе оставаться здесь, среди этих людей. Продолжать губить себя, свою душу делами бесчеловечными. Подумай. И реши. А пока, - епископ убрал руку с головы Лоренса и тут же поднял ею его лицо, посмотрел Теду в глаза, – прошу, посмотри на мир иными глазами. Не меряя на вес, не ценя на деньги. Ты даже представить себе не можешь, как велик ты сейчас, ибо решение твоё это шаг в вечность.
Энтони шевельнул рукой, перекрестил Лоренса. Поднес руку столь близко к темным губам Теда, что тот не посмел отвернуться. Коснулся руки.
Энтони в честь зольной среды – первого дня поста, начертил ему крест золой на лбу и снова перекрестил, опять же подставив руку для целования. Тед снова коснулся кисти губами, тут же отвернулся и поднялся с колен. Отошел к двери.
Тихо произнёс: «Думаю, это всё».
Но старик не шевелился. Молчал и смотрел на его невысокую, но статную фигуру, на его устремленный к двери взгляд. Тед и не скрывал, что ему всё осточертело. Он желал уйти.
Прислушавшись к тишине за спиной, он хотел грубо сказать: «Довольно соплей. Всё, разбегаемся», - но что-то невероятно стал тяжел его язык, будто кто надавил на него. И он только попросил: «Не откажи девушке, отец. Она мечтала, …представь её к руке».
И только после этих, ожидаемых епископом добрых слов, Лоренс покинул часовню. Только после этих слов он смог сделать шаг к двери, найти силы, толкнуть её.
Тед и Джулия переглянулись. Она тихо спросила: «Это интересно?», - а он, потер лоб кулаком, так же тихо ответил: «Не ходи туда».
Но он прошел мимо. Не остановил её.
И девушка, только чуть проследив за ним взглядом, вошла в часовню.
Артур мелкими, но частыми шажками, будто больной лис, качаясь, выскочил из беседки. Джу мало с ним поговорила, нашла повод, сказала, что хотела бы посмотреть фонари поближе и оставила его одного. «Бежать» за ней, старик не пожелал. Он следил за девушкой из укрытия. Думал о сыне, о себе и тихо вздыхал: «Не нужно ему это. Не нужно, ни богатства знаний католичества, ни сана, ни воскрешения души. Знаю, чего он хочет. Только не его черед опять».
Джулия вышла скоро. Рука её была прижата к груди. Да так, будто кто-то срывал с неё одежду, а та, придерживала, чтоб не распахнуть последнее, чем прикрыта её высокая грудь. Голова её была опущена, глаза расширены. Лицо бледно, будто её там сильно не то взволновали, не то вовсе напугали до смерти.
Она лишь быстро взглянула на Теда и тихо сказав: «Я пойду. Прощай», - быстро пошла по дорожке к воротам поместья.
Лоренс, не понимая, что случилось, окликнул её раз, а когда она не повернулась к нему, а напротив, ускорила шаг, просто побежал за ней.
Тед долго всматривался в её лицо, в широко раскрытые глаза, будто стеклянные от влаги, что не стекала с них. затем он тряхнул её, взявшись цепко за предплечья и шипя, произёс: «Я , я знаю, как избавить тебя о этого гипноза. Знаю», -он потянул её назад к доиу.
Епископ как раз выходил из часовни, куда за ним зашел Артур.
И тут Тед, держа Джу за руку, произнёс: «Тебе не посебе, потому что ты ушла не расплатившись с ним. А ты отдай ему деньги. Хотя бы те, пять сотен, что пудрой пропахли. – Тед зло посмотрел на крестного отца. – За всё нужно расплачиваться, Джу. За прощение самых великих грехов и самых малых огрехов – обязательно. Отдай им деньги. Ты сразу почувствуешь легкость. Вон, как её резко ощутил мой отец. Что бы пообещал ему, па? Пять миллиардов, те, что оставил себе на карманные расходы? …Или те тридцать, что значатся на сегодняшний день в остаточной стоимости твоих заводов? …Может, эту землю, что топтал мой прадед ты ватиканцу пообещал? …Что?! Что так приподняло тебя над грешной землей, папа?
И тут же, резко, будто родне, Тед высказал девушке: «Говорил, не ходи, дура! Всё бред. Всё ложь во спасение. – И тут же в сторону, в землю, - ненавижу. Проданное и купленное – лучше, честнее, чем этот ваш миф про спасение души. Это-то как раз самый первейший и подлейший из грехов. Вот так вот я считаю. Это даже не ложь, а подлог, у дитя – последнее забрать и сказать что «прощён» - это лучше.
-Это ты дитя? Ты?!
Артур с ненавистью уставился на девушку, не на сына, к которому вопрошал. – Сопляк. Кривляться после будешь. Позёр, актеришка, перед девкой разфуфырился: «Вот как я считаю», а я считаю, что ты и того, что имеешь - не достоин. Вон пошел. Пошел вон!!!
Старик дернулся к сыну, разбрызгивая слюной.
Епископ придержал его тихим словом.
Тед взял Джу за руку и пошел к воротам. Но вдруг остановился, выхватил из её рук сумочку, достал ровно пять бумажек, подумал, достал все, что лежали там, действительно пропахшие косметикой, побежал назад.
Священник из свиты епископа хотел было спрятать руки за спину, догадавшись, что сует ему Лоренс, но кинув быстрый взгляд на патрона, выпрямился, округлив грудь и принял дар. При этом, возможно даже машинально, а не намеренно, он протянул Теду свою руку для целования. Тед улыбнулся и качнул головой. – Нет, всё. С этим к папе. Он, я понял, это больше сына полюбил». И тут же, будто и не скандалил, будто и не сыпал бесовскими выпадами в святую сторону, он приблизился к Энтони. Сначала посмотрел ему в глаза, снизу вверх, но без вызова и гордости во взгляде, затем, отвел взгляд от тяжкого сожаления во взгляде крестного отца. Тихо сказал: «Нет. Великая судьба не по моим плечам».
-Не можешь ты судить о силе их. Ты не можешь знать в себе всё, Тед.
-И это не про меня. Никто не знает меня лучше, чем я сам.
Епископ тихо вторил: «Не можешь знать всего, Тед».
Лоренс прищурился и снова посмотрел на родственника. – Ты снова прячешься за красивость легенды, отец. Ты думаешь, я не знаю, с кого писан тот портрет. Знаю. С фаворитки Скарцетти. – Тед вполне контролировал себя, понимал глубину возможного разрыва с отцом, произнося следующие слова. – Она была известной сицилийской шлюхой. А ты сказал, … «канонизированный лик». – Заметив некое нервное движение со стороны отца, Тед намеренно повысил голос. – Впрочем, это не новость. Сикстинскую мадонну Рафаэль тоже со шлюхи писал. Факт.
Послышался ропот, Артур ругнулся в его адрес, но всё быстро стихло. И Тед, как будто и не был он в запале, вполне покоен был, вдруг заговорил запальчиво и резко. И уже в сторону крестного отца, только что не в глаза: «Стать «великим» среди ваших братьев гораздо легче. Чтоб с ними «святыми» стало, окажись они среди нашего брата. – И отступая, в сторону отца, тише, но так же четко он закончил – И в шахматы будет, кому их научить. Мне вот, одной ученицы хватило. Теперь оставшуюся жизнь размышлять буду, зачем связался?»
И снова он вернулся к Энтони. Посмотрел в глаза. – Не думай про меня. Прошу, ради меня, себя, ради бога своего – не думай. Не возьмешь ты меня, я уже давно только свой, … свой собственный. С душой, с дерьмом – весь. И прости. Ты же обещал простить. Вот и ….-Тед чуть присел, сам, взяв руку гостя в свою, поцеловал, развернулся и пошел к Джу.
Та, действительно, будто только-только от гипноза отходила. Она протянула Теду руку, не то, чтоб ухватиться за него, не то, чтоб его поддержать.
И вдруг завопил Артур: «Щенок!!! Да как ты смеешь задницей к нам поворачиваться?! Пошел вон! …Я сказал – вон!!! И того, чем пользуешься, не достоин, ничего, ничего не достоин с рук моих. Вон!!! – Артур тряс кулачками, Родственник его успокаивал словом. Священники опускали глаза, закрывались от земного, будто цветы на ночь. А охранники напротив, придерживались суровости стали, оттягивавшей бок. А Лоренс младший уходил из дома.
И как ни кричал ему Артур: «Приползёшь, приползёшь, еще разыграешь из себя блудного сына, приползёшь…», он шел, не оглянувшись, уводя прочь с этих вязких мест и глупую девчонку, пожелавшую открыть возвышенной святости свои вполне земные признания.
***
Ни друга у него не было достойного, ни денег, достойных его запросов, проводив Джулию до дома, он просто поехал, куда глаза глядят.
Глаза его «глядели» в сторону завода.
Тот работал круглосуточно, всегда требовал внимания, контроля. Тед вроде как не прощаться поехал. Сна ни в одном глазу не было, и он ехал туда работать. А чтоб «знакомым» жизнь медком не казалась, он вызвал к себе заместителя генерального директора по производству – Микки Травера. И давай испытывать «незаменимость» юбиляра на прочность знаний, здоровья и терпения.
Утром, прощаясь на пару часов, необходимых для отдыха, Тед, как бы между прочим, спросил: «Она долго плакала?»
Травер, чуть осоловелый от серьезного напряга для его лет, не сразу понял, о ком идёт речь. Потом, тихо ответил, даже не посмев посмотреть на Лоренса, боясь и тут заметить в глазах его только алчущую серость. – Вроде нет. Я уезжал, она как будто спала.
Тед кивнул, будто сразу всё и понял в ответе.
Прощаясь, он пожал заместителю руку, чем сильно его удивил. – Я не прощаюсь, Травер. …С этим. - Он кивнул в сторону завода и снова стал говорить с Миком, но, не глядя ему в глаза. - Меня не будет какое-то время. Но пусть знают, это не надолго. Я … - Тед оглянулся на широкие ворота с эмблемой корпорации «ЛК», - я полюбил эти места. Запах этот …ненормальный. Опасность….Пять заводов, пять стран. Я могу жить в любой, где есть мой нефтеперегонный завод. Если, конечно, - Тед опустил голову, -…он моим будет. Но, правда, этот, - Тед посмотрел в глаза Травера, - этот мне самый дорогой. Глупо, но я чувствую, и меня это дело греет. Уверен, теперь уверен, это может стать не только средством, это может стать частью жизни. Ваша дочь так сказала. Правда, не про меня. Про Вас, Мик.
Тед снова посмотрел на Травера.
Тот удивленно - на него. – Мистер Лоренс, моя дочь…
-Нет, нет, Травер, эту тему я обсуждать не буду. Ни с кем. Прощайте.
И больше не сказав ни слова, Лоренс развернулся, прошел к машине, уехал.
Травер какое-то время смотрел ему в след, потом, вздохнул и …повернул обратно. На завод.
С Тедом они больше не встретятся. Мик Травер как-то сразу понял это и …вернулся обратно. Проститься с заводом.
***
Три месяца Артур не знал, где его единственный сын. Правда, уже не единственный наследник. Старик был скор на гнев и гневные обещания. Ни на одном из документов корпорации Лоренса подпись Главы Совета директоров не была действительна. Тед был оставлен в штатном расписании, но…не получал положенного ставке оклада.
Главбух завода под Лас-Вегасом, на свой страх и риск, подписывала счета из отчетов по командировкам, регулярно присылаемые Лоренсом младшим чуть ли не одновременно с пяти заводов. То есть проезд и проживание его в Форт-Джордж (Канада), Лас-Мерседес (Венесуэлла), Сан-Луис (Аргентина), Атбара (Судан) это ему оплачивалось. Конверт с деньгами передавался ему третьим лицом. Тед всегда был сдержан с благодарностях, но жизнь научила его улыбаться и такой мелочи. Человеку он говорил так: «Спасибо, Вы не оставили меня без жвачки».
Его замечали то на одном заводе, докладывали Артуру, что он остановился в таком-то отеле. Но как только по обратной связи старик проверял, там ли его блудный сын, ему отвечали: «Был тут. Уже нет».
Он инспектировал, изучал, знакомился. Производство одно, но подход к работе был везде разный. Все прекрасно были знакомы с инструкциями владельца пятидесяти одного процента акций, никто его сыну документ на подпись и не пытался подсунуть, но, тем не менее, относились к молодому боссу как к руководителю с временно ограниченными полномочиями. Тед, присутствуя на заседаниях главных акционеров корпорации вовсе не чувствовал себя свадебным генералом. Если у него было что сказать, он высказывался, нет - молча слушал других. На совещаниях руководителей заводов он предлагал своё решение проблемы, вовсе не стесняясь заявить, что только что услышал о нём, от специалиста на другом заводе. В другой стране. Он охотно обсуждал и оценивал иные предложения, которые звучали более грамотно, были более эффективны. Все и он сам начинали чувствовать, что он не со стороны зашел. Не из любопытства прилетел. Он внёс нужный ритм, он ускорил решение проблем, он прибыл в нужное время.
Артуру докладывали, холуи мечтали прогнуться: «Он веден себя так, будто Вами уполномочен». На что старик. кидая трубку телефона, ворчал: «Как же! Плевал он на «полномочия». Но кошка скребет на свой хребет. Ничего, мне б только угадать, куда он дальше кинется».
Только Тед интуитивно угадывал, куда отец послал «эмиссаров», которые бы нарочито сбили ритм, закрутили дополнительные проблемы, в общем, осложнили бы «праздник молодого волка».
А тут ещё новость, умер Микки Травер. Сердце…
***
Он очень спешил. Но всё равно успел лишь на прощальный стих священника. Тот цитировал Святого Павла, его «Послание к римлянам».
Лоренс осторожно пробирался сквозь толпу родственников, вдруг набежавших откуда ни возьмись в дом Травера после известия об его кончине.
Тед протиснулся в первый ряд самых близких покойному людей.
Джулия не сразу заметила его. Он не здоровался ни с кем. А как встал рядом с Джу, так и застыл, глядя на закрытый гроб из черного дерева.
Джулия, случайно услышала у плеча шепот: «Смотрите, сам тут». Она покосилась на соседа слева, незаметно для остальных, так как была укрыта вуалью. И вдруг, увидав его, осознав, что это он – Лоренс, тихо вскрикнула: «Где ты был?!»
Те, кто услышали это, уже меньше любовались роскошным телоприбыванием Травера. Они подглядывали за парой.
Тед же, как глядел на гроб, так и глядел: безучастно и сухо-делово, просто оценивал похороны.
Мик Травер уже давно был для него «отработавшим своё». То есть вот как раз таким, каким он был теперь - покойником. А вот тихий возглас Джулии - его взволновал. Это волнение было для Теда жизнью. Будущим даже. Именно так – будущим он называл отношения с дочерью Травера.
Он часто вспоминал эту девушку. Девушку, с которой у него так и не получилось «романтики». Он представлял себе эту «романтику», лежа в одиночестве в каком-нибудь не первосортном номере отеля. Он сочинял о ней до боли и ломоты в теле, и тихо тут же забывал, как приятное выздоровление. Он уже понимал, что это любовь. Что она пришла и к нему. И вот то, что Джу не отвернулась, это было счастьем для него, одиноко блуждавшего по вонючим заводским задворкам.
Гроб уплывал. Медленно, под жужжание мотора механизма опускания в яму. Под тихое монотонное бурчание священника Микки Травер уходил в никуда. В небытие. Лоренс наконец-то подумал о покойном: «Ну вот, ещё один пошел. Видит, бог, не хотел я этого. Я ж предлагал рыбалку, хорошую пенсию. И чего человеку надо? Вон дочь, живи, любуйся её жизнью. …Это хорошо, что есть у тебя дочь, Мик. Это хорошо, даже спасибо могу сказать тебе за то, что она есть. Мои …родные и милые… ушли, оставив просто детей. На стороне. Ни сын, ни дочь, а …чьи-то дети. Потому надписи на камнях скорее сотрутся.
Но долго о других Лоренс не думал. Он тут же перешел к собственным переживаниям. «Все силы отдавать работе может только очень нуждающийся, бедный человек. Это износ физики. Отсутствие общего удовлетворения жизнью. Однобокость ощущений и верная гибель. Нужна семья. Какая - никакая, но она необходима человеку. Как отдушина, как тепло очага, любовь и сочувствие, которые ни какие ставки не заменят. Или, по крайней мере, не затенят».
Тед покосился на Джулию. Та плакала. А он, радуясь её тихому вскрику, вопросу, улыбался и при том на глазах изумленных близких покойного. И, наконец, эгоизм совершенно осилил его терпение и он, наклонившись к вуали, произнес: «Выходи за меня, Джу».
-Что?
-Я говорю, выходи за меня. Я чертовски скучал.
Джулия сглотнула, поморгала. Только это не помогло, слезы покатили ручьем. Гроб уходил, а она, парируя предложение Лоренса, отвечала, пересиливая всхлип: «Ты был так нужен мне. Ты не отвечал на звонки, ты опять отключил телефон, Тед. А я так нуждалась в твоей помощи. Они просо достали отца. Они его…».
Лоренс честно хотел признаться, что всё это его ничуть не трогает. Это всего лишь была его – Микки работа. Что старик не выдержал новых ритмов. Он ушел и в этом вина лишь проведения.
Но Тед не стал всего этого говорить. А как только кинул землицы на гроб, обтер руки, так тут же и потянул Джулию за руку. Поспешил увести её с тревожного места. – Идём, нужно поговорить.
Джу отказалась объявлять о помолвке. Из-за траура. Но с большой охотой пригласила к себе в небольшой дом Лоренса. Во-первых, она тоже часто вспоминала о нём, и не только в связи с треволнениями отца по поводу работы. Она, вспоминая Теда, ловя себя на мысли, что очень даже грустит без этого «маленького мужчины». Она ещё пока не могла сказать, любит ли она его или нет, но уже понимала, что Тед нечто большее, чем те из мужчин, что были до него.
Их трогательное привыкание друг к другу и было их первой любовью. Как у всех, глупое со стороны и нежное при тщательном осмыслении.
Позже она задумается, как Тед мог так нежно относится к ней, так строго сдерживать всплески эмоций в себе и тут же тихо, тайно вынашивать страшные планы в отношении своей собственной судьбы.
Она была на третьем месяце беременности, когда случилось самое большое несчастье в её жизни.
***
Застрелился Артур Лоренс. Неожиданно для многих.
Сначала расследование держалось версии о самоубийстве достаточно четко. Как вдруг, некоторый факт, предоставленный прокурору неким неизвестным, повернул дело кардинально. Все громко выкрикивали лишь одно слово: «Убийство!»
Джулия сильно печалилась случаем, а когда все стали кивать в сторону её любовника, она просто разъярилась тигрицей: «У него отобрали всё! Всё! Оставьте ему хотя бы покой и честь!»
Тед был спокоен, хотя выглядел утомленным, будто пережил долгий, тяжелый недуг.
Нет, его ничуть не мучила совесть, да и просыпалась ли она когда у него, ну если дело не касалось Джудит? «Общечеловеческая совесть» не жила в теле последнего Лоренса.
Вышло так, как и полагал Тед, отец его отдал Ватикану всё, кроме заводов концерна. Правда, обязав Теда – после его смерти владельца «ЛК» - выплачивать церкви десятину с всей прибыли концерна.
Тед решил заставить отца изменить последний пункт завещания. Он соглашался платить, но вполне конкретной цифрой. Не более. Но Артур был непреклонен. Понимая, чем он рискует, объявляя такому сыну о своей непреклонности, он усилил меры безопасности и стал ещё более предаваться религиозному покаянию.
Старик Лоренс надеялся, что это его спасет. Он, видно от старости, забыл, кого породил, ежеминутно поощряя в сыне зло.
Тед пришел в свой родной дом ночью. Видел, в кабинете отца свет, он мог бы пойти сразу туда, но так получилось, что, пробравшись в дом тайком, он зашел к отцу лишь через пару часов.
-Па?
-Боже?! Как ты напугал меня маленький подлец.
-Ой, па, давай без ласковых слов, хорошо?
-Проходи. Проходи, я рад.
В первые минуты всё было как раз так, будто встреча принесла обоим радость.
Пока Тед не выложил перед отцом револьвер. - Папа, я собственно по делу.
Артур посмотрел на револьвер, и чуть-чуть скосил глаза в сторону.
Его кабинет был, как гирляндами, обвешен камерами. Он знал, что их встреча под контролем охраны. Арчи был спокоен. И спокойно в очередной раз отказал сыну в пересмотре пункта наследства. – Тед, это классика. Десятину платили все.
-Отец, почему же сейчас, когда жив ты. И ты - владелец концерна и стрижешь прибыль, почему же ты сейчас не платишь им эту чертову десятину?
-Я – это я, малыш. – Это Артур сказал, отворотив нос в сторону. Фразу же вторую, он сказал, улыбаясь прямо в лицо сыну. - А ты, - он ткнул в молодцеватого сына крючковатым от подагры мизинцем, - ты…будешь платить. А как же? Не молишься – плати.
И вот тогда сын обрадовал его: «Па, хочешь, я скажу, сколько в твоём кабинете камер слежения и сколько из них работают сейчас?»
Артур чуточку запаниковал. – И сколько же?
-Если второе, па, то ни одной.
Артур откинулся в кресле и, гримасничая, посмотрел в лицо сына. – Не верю.
Тед привел его в комнату, откуда велось слежение за всеми комнатами дома. На мониторах, стоявших напротив трех заснувших охранников, была картинка: Артур заходит в туалетную комнату.
-Ты, па, будто бы в туалет зашел и …всё никак не попукаешься.
Тед довольно сильно хлопнул отца по плечу. – Ладно, время. Пошли, папа. И…не нужно резких движений. Ты ж меня знаешь, я быстрый.
Артур почувствовал липкость на коже. Прохрипел в ответ. – Чего ты хочешь, …ну, кроме этой строчки в завещании?
-Ничего, па. Я всем доволен.
Тед поторапливал отца, будто загонял овцу в кабинет.
-Врешь, Тедди. Не верю, чтоб ты смог радоваться подачками сердобольного главбуха. Эх, пожалел дуру, надо было вышвырнуть как кошку.
-Теперь уж поздно кулаками махать, па. Да и не причем старуха, пожалевшая мальца…сиротку. Пошли, мистер Тори нас уже заждался.
И действительно в кабинете их ждал поверенный в делах Лоренса старшего - Даниэль Тори.
Он уже привез завещание «без строчки» о десятине. Тед определял дар своему крестному отцу, равный двум окладам главы концерна. Этот дар Ватикан бы получал до конца жизни Теда Лоренса - полновластного хозяина концерна на момент смерти Артура Лоренса.
Артур, не глядя, подписал новое завещание. – Надеюсь, Вы понимаете, мистер Тори, что я Вас ещё не раз таким занятием побеспокою?
Поверенный уже собаку съел на таких подлецах, как семейка Лоренсов, он, не акцентируя, ответил: «Охотно помогу Вам, мистер Лоренс. Чем могу».
И поверенный в делах Артура уехал.
Самое смешное, как казалось Теду, что он и в самом деле сам-то отца не убивал. Но он симпатично его спровоцировал проверить пистолет на …себе.
Артур, улыбнувшись, покрутил револьвер, патронов в барабане и, правда, не было. Хохотнул. – Ах, ты ж, сволочь мелкая! А я купился. Купился, как …последний осёл.
И старик прицелился и …пальнул в сторону лба сына.
Тед сидел на расстоянии метра от него. Ничего в нём будто не шелохнулось ни во время игры отца, ни после.
Револьвер щелкнул металлическим щелчком и …остался греться в руке папашки Лоренса. Арчи попробовал пальнуть в окно – щелчок. – Кха. Кха, вот ведь…
И так разыгрался игрушкой стальной, что и не заметил, что во время приватненького разговора с сыном (Тед сообщил ему, что Джулия ждет от него ребенка – мальчика), возьми да и щелкни в сторону собственного виска.
Револьвер тридцать восьмого калибра – не рогатка. Так «щелкнул» в башкёнку шибзика – старика, что тот и отвалился, замер на столе с дырищей над ухом.
-Ну, вот папа, и доигрался.
Тед итак старался лишний раз не касаться дверей, углов, мебели, а тут прошелся с тряпочкой, не поленился. Ни пятнышка не оставил после себя. В смысле «про себя».
В обще, на суде Лоренс младший только если свидетелем засветиться мог. Но…оказалось, поверенный Артура продался за веру. Он подсказал заинтересованному лицу о своём выезде в дом в тот самый последний день жизни Арчи Лоренса.
И Тед – единственный наследник концерна Лоренса в миг лишился всего. То есть и концерна и свободы выбора.
Кроме трёх адвокатов Теда защищали коллеги, парочка привыкших к его выкрутасам друзей, пара преподавателей из университета, пара картежников – знакомых по казино во всеуслышанье заявивших, что Лоренс младший «никогда не задерживал с долгами и был честным игроком в карты». И конечно, его отстаивала Джулия Травер. Молодая женщина пыталась доказать суду, что деньги никогда не были важны в жизни Лоренса, а концерн, который по праву должен был достаться ему «либо должен был полностью принадлежать ему, либо не принадлежать вовсе». «Честнее было бы отобрать и это, но его отец, по-видимому, даже не распознавал понятие «честь». – Именно так заявила Джулия Травер на суде, где её любовника обвиняли в тяжком преступлении, в преднамеренном убийстве собственного отца.
Но Тед Лоренс, кто он такой против силы убежденного епископа. Убежденного даже не столько верой, сколько фикс-идеей «взять душу живьем».
На суде адвокаты Лоренса выгребали всё дерьмо, что навешал на него важный свидетель. Но это была не козырная карта. Козырной пошел некий человек с улицы. Была предъявлена кассета. Вернее, видиозапись.
Оказалось, одну камеру Тедди всё же не просек. То есть её как бы там и не должно было быть в кабинете, но вот так поучилось. Она была. Четвертая камера слежения за одним маленьким кабинетом. На трёх Артур «засиделся» в туалете, а вот четвертая показала, что он достаточно скоро его покинул и …вернулся в кабинет. Все увидели, как папаша целился и пальнул в сына. Но убедил всё же присяжных выстрел …в висок. – Вы знали о том, что ствол искривлён. Вы намеренно, хладнокровно дожидались, провоцируя вашего отца на второй выстрел, на третий –роковой для него.
-Но он мог выстрелить в потолок, Ваша честь.
-Но он выстрелил в себя. А вы, зная, что револьвер выстрелит, сидели и спокойно смотрели ему в глаза.
Все до единого присяжные проголосовали «за» смертную казнь. За предумышленное убийство.
От хорошего знакомого Тед узнал во время свиданий с коллегами что кто-то «лично следил за процессом из самого Ватикана». «Так вот откуда ветерок подул. Ну, ну…ладно поживём, увидимся».
***
Прощание его с Джулией было страстным, как в кино. Они оба плакали, только Лоренс, как научился улыбаться, так и улыбался сквозь слезы. – Детка, ты помни главное, ты …как родишь, ты тут же поменяй фамилию, поняла. Тебя сюрприз ждёт. Безбедно доживешь до, …в общем, вам хватит, Джу. И ещё. Запомни, я никаких трусов с замками на тебя клятвами не натягиваю. Если хочешь, выходи замуж. Я ж понимаю, парню отец нужен. Только береги себя, Джу. Мальчишку. Береги, милая. Это считает нас … «сухой ветвью» , а мы ему …нашего парнишку – к носу! Ты только возьми мою фамилию, ладно. Это даст ему право на многое, я …думал о нас с тобой. Думал о многом. Я люблю тебя, Джули. Люблю и очень, очень сожалею, что задержался тогда у отца. Он бы всё равно поинтересовался стволом. Но вот не пронесло. Ладно, хрен с ним! Пусть так всё и кончится. Зато знаешь, как он, этот говорил, я большего греха не совершил, так что от великих грешников меня подальше …закопают. Да собственно какая разница, с кем и где, главное вы – живые и родные мне останетесь. Помни, люблю. Другой не было и хорошо. Одна …вот тут одна и останешься.
Тед не решился предложить Джу повенчаться в тюрьме. Ему это показалось подлостью в отношении такой женщины, как она. Он её святой считал. Зато она, уже на другой день решившая поменять фамилию, задумалась: «А собственно, что мешает пожениться нам сейчас? Пусть на глазах всего мира, с дурацкими заголовками: «Свадьба смертника», зато сын был бы законным».
И она снова напросилась на свидание.
Ей его уже не дали. Начался отсчет времени.
Каждое утро Тед ждал, что идут именно за ним. Но только каждое первое утро, второе, а уже на третий день, он сам про себя шутить начал: «Ах, значит, есть у меня шанс поквитаться со святым. Раз не ведут уколоться, значит, шанс есть».
***
Страшную месть задумал Тед, пока его адвокаты проталкивали апелляцию на имя Президента.
Он будто бы и забыл, что там, за стеной, жаждет его видеть его любимая женщина, что под сердцем у неё его сын. Сын, которого он поклялся любить до самого последнего своего дыхания, чтоб тот родился с любовью отца в маленькой душе.
Именно! Тед вдруг понял, она есть! Она вдруг застонала в нём, когда он понял, что есть тот, на кого он должен последнюю собаку спустить. И …спустил.
Но сколько выстрадал сам, чтоб понять насколько это важно для него, живущего возможно последние часы.
За то, что он послужил «наложницей» у самого отвратительного и жестокого надсмотрщика, Тед получил, что хотел. А хотел он немного: шприц и исповедаться.
Он как чувствовал, что об его последнем желании расскажут кому нужно и тот, кому нужно, услышит о нём.
Энтони, как ни был занят, как ни недомогал восьмидесятилетний человек, он - таки приехал услышать последнюю исповедь Теда Лоренса.
Лоренс не стал больше слушать бред рекрута от религии. Он молниеносно вонзил епископу в артерию шприц с чужой кровью.
И главное, он успел отвалиться в сторону, так - как тугодумы полицейские, следившие из-за зеркальной стены за встречей – исповедью, запуляли по заключенному лишь мгновения спустя, когда Тед уже укрылся за громоздким, тяжелым телом падающего святого отца.
-Что я сделал не так, Тед? – прохрипел старик, из рваной артерии которого текла алая кровь.
-Ты нарушил принцип исповеди. Она должна быть тайной.
-Я ничего об этом не знал, Тед. Сын мой, я не знал. Я…прощаю, прощаю тебя.
-Зато я никогда не прощу тебе, что ты снова появился в моей жизни.
-Но ведь ты уже согласился, ведь так? Я мог бы…помочь тебе…свободу…ду…ай…
Старика унесли.
Заключенного – смертника увели.
Был у Лоренса и день пятый и день…шестой настал.
То есть он, конечно, не шестой был. Успел у Теда сын родиться. Любовница взяла его фамилию. (А день спустя, выиграла в цирковую лотерею миллион двести семьдесят тысяч двести тридцать два доллара).
А смертник всё жил завтрашним утром. Ведь никто не отменял его приговора.
И не всякий смертник бы так смело, так веселясь, жил. И не причем, что смертник был из породистых миллиардеров. Никто его камеру не обустраивал, свиданиями с любимыми людьми не баловал. Всё дело в том, что зараженный СПИДом епископ Ватикана своей последней просьбой смутил и Папу Римского и Президента Соединенных Штатов.
В день смерти святого отца Энтони – епископа Ватикана, Тед Лоренс - заключенный смертник, наконец-то пойманный на убийстве, получил свободу.
Его встречал …весь мир. Без сомнения – весь мир следил за этим, срывающим башню событием!
Джулия, плача от заслуженного счастья, передала ему на руки сына. И письмо.
Это была бумага с гербовой печатью Ватикана.
Восемь с половиной месяцев назад бы, …и порвал бы её в клочья Лоренс старший. А что ему терять, совесть потерявшему?
Но вот, подержав своё на руках, прижавшись ледяным лбом к теплой ямочке у основания шеи своей любимой женщины, заметив неподдельную радость (хотя больше конечно все же пришли те, кто с любопытством на него смотрел), в глазах тех, кто был рад, что ему удалось выиграть громкое дело, (а многие действительно верили, что скряга старик сам застрелился из-за ушедших из его завещания строк), он решил пока не пускаться в прыть да в очередную месть.
Многое бы отдали журналисты, атакующие дом Травера, куда вернулся Тед, чтоб узнать, что написано было в письме Папы.
Долго думали Тед и Джулия, что будет лучше для каждого из них, если Тед останется среди свободных людей с такой биографией, с такой судьбой, или всё-таки согласится на приглашение Гласа и Совести Божия на земле?
-Детка, только ради него соглашусь. Не ради себя и даже тебя, любовь моя единственная. Не хочу, чтоб он так жил. Не хочу, чтоб не тот ход я опять сделал, да случаем навредил его жизни. Милая моя, …прости.
***
В двадцать шесть лет Лоренс принял постриг и стал послушником.
Потом монахом.
Удивлялись его братья, такой умница, такой терпеливый, с таким потенциалом упорства и покоя и …не желает карьеры.
Удивлялся епископ (уже новый, вновь избранный), сколько страсти и желания понять тонкость смысла молитвы и Слова Божия у столь великого грешника.
Он обучал своих братьев шахматам. Он трудился на земле. Он умело занимался виноделием.
А чуть погодя, он дал бой бывшим чемпионам регионов и стран. А после дал понять Русской короне, поколебав уверенность в бессменности головы под ней.
Впервые в шахматном турнире на звание Короля шахмат участвовал представитель религии. Монах в рясе выиграл бой.
Тридцатитрехлетний монах по имени Теодоро смущенно кивал, опуская глаза, и принимал суетные поздравления в удаче.
Он принимал поздравления от незабытых им и незнакомых ему людей. Поздравления от по-прежнему любимой им женщины, увы, далёкой от его ласкового участия. Поздравление от шалуна парнишки, которого он крепко держал на своих руках.
А тот запросто забрал королевскую корону с головы отца и водрузил её на свою, пока ещё ничем не загруженную шею. – Па, я тоже король.
-Осторожно, Тедди, она тяжелая. Что? …Да, блестит. Но это всего лишь сусальное золото. Просто блестит на солнце. Да, блестит. …Это солнечные зайчики. …А вон ма. …Смотри, твоя мама нам машет рукой. Помаши ей. …Да, ты у нас король, малыш. Ты…король. А это, …это всего лишь солнечный зайчик на сусальном золоте.
23 марта 2006 Пермь
mel5@list.ru