Люди толпились у распростёртого тела девушки и всё говорили, говорили… Вот заплакал чей-то ребёнок - и тут же платок под нос, и тут же мать яростно шикает прямо в лицо. Через пару минут, сверкнув стёклами, во двор вкатила скорая. Но спасать, увы, было не кого.
Алла проходила мимо в этот момент, и как-то сразу, издали ещё, увидела копну рассыпанных по асфальту волос. В груди кольнуло льдинкой… Медленно так, медленно подошла она и, дав любопытству взять верх над страхом, внимательно всмотрелась в мёртвое лицо.
- Она вон там стояла, на карнизе… - мрачно объяснял всем случайный очевидец (кавказский нос, шляпа, очки) – Я закричал, мол, - ты чего это там делаешь? А она… - голос мужчины дрогнул, - Просто шагнула и… и…
Труп положили на носилки, укрыли простынёй, намокнувшей сразу от крови; потом ещё: общий говор, хмурое покашливание, очередные объяснения, но Аллу уже не интересовало ничего, ей лишь хотелось уйти скорее, бежать, постараться унять слёзы, и она не могла понять, отчего же кругом так быстро стемнело.
…Лидия Сергеевна отворила дверь и сразу с порога стала спрашивать про какого-то Вадима, который звонил к ним недавно аж раза три, и про которого Алла сейчас впервые слышала.
- Это что опять с нами такое? – спросила она, улыбнувшись губами.
- Да, ничего… - вздохнула Алла. - Так. Задумалась.
Вытирая руки полотенцем, Лидия Сергеевна внимательно вглядывалась в её покрасневшее лицо: “Ревела ведь опять. Спросить может? Или не стоит? Ещё начнёт огрызаться - не понимает, глупышка, что я хочу ей как лучше… И кто этот Вадим? Молчит ведь, молчит, не хочет рассказать мамочке”.
…Ветер сгонял птиц с бушующих, сизых крон, и в предвечернем гудении Алла чувствовала волнительный трепет. Пахнуло медью, и вдруг резко, сочно забарабанило по листве; из недр выеденного тенью дворика донёсся детский визг, шлёпанье сандалий по пыльному ещё, но уже сплошь крапчатому асфальту. И в небе, темнеющем на глазах, тоскливо голосили стрижи.
Алла отодвинула локти от искрящегося каскада брызг. Сидеть вот так, перед открытым окном она обожала, и могла часами ловить небесные искры. Двор постепенно темнел, пустел как-то, а после, когда рокот дождя стал размеренным и усыпляющим, глаза уже путали неотвратимо ускользающие очертания, поддаваясь игре сгустившихся, повечеревших теней.
И тут вниз метнулось что-то белое.
Алла удивлённо ахнула, и, привалившись к ледяному подоконнику, посмотрела вслед наваждению. Это был всего лишь маленький бумажный самолётик, пущенный кем-то с верхних балконов. Он реял считанные секунды, а потом ткнулся размокшим клювом в кусты. Ей почему-то грустно было наблюдать за этим игрушечным крушением, и как-то уж слишком жалко застрял клетчатый трупик в убийственных зарослях. Но эта авария по законам природы была неизбежна, так что Алла упрекнула себя за излишнюю сентиментальность, а после к ней другая мысль пришла: самолётики эти можно творить и творить до бесконечности, только бы под рукою была тетрадка. И в подтверждение этому вниз спикировал ещё один самолётик.
Но вдруг опять кольнуло льдинкой сердце. Алла что-то почувствовала, обернулась на тихий дверной скрип… В комнату вошла Лидия Сергеевна. Она держала платок у рта, и по-щенячьи жмурилась.
- Мама! – крикнула Алла, сделав шаг ей навстречу. – Мама!
Лидия Сергеевна убрала платок, и девушка увидела, что мать плачет, и что одета она зачем-то в чёрное платье, а в другой руке у неё зачем-то красная роза, которая вот уже ложиться на тумбочку, рядом со старой Аллиной фотографией.
Алла попыталась обнять маму, попыталась прижать её к себе покрепче, и всё шептала, шептала беззвучно: прости, прости, я так тебя люблю…
Перед тем как выйти из комнаты, Лидия Сергеевна плотно закрыла окно и ещё постояла немного, вглядываясь в вечернее небо.
- Опять дождь… - пробормотала она, и тяжко вздохнула.
12 января – 24 марта 2006.