Ангел смерти весь покрыт глазами, и он слетает иногда слишком рано, когда не настал еще час человеку покинуть землю, и оставляет ему два глаза в придачу к его человеческим глазам. И становится тот человек не погож на танцующих у костра, видит все глазами, оставленными ангелом, не так, как природным своим зрением. И возникает великая борьба в человеке — борьба между двумя его зрениями*.
__________________
Мерцает, колышется пламя свечи в комнате, по которой гуляет сон — где-то здесь ты, но где? — я долго тебя искал: под кроватью, в шкафу, за ножкой письменного стола… Так тебя и не встретил и уже собирался уходить, но сон вдруг схватил меня ватными пальцами за шею и потащил в кровать. Я долго вырывался, но потом выдохся, смирился и заснул. Правда, на час. Сон храпел у стенки, когда я осторожно слез на холодный пол и начал протирать кулаком глаза… Глаз еще не было, заросшие молодой нежной кожей глазницы отвечали мне сладким зудом, оттого что я давил на них и растирал рукою. И вдруг я увидел.
Сначала я увидел твою тень. Тень лениво соскользнула со стола. Ей надоело слизывать своим шершавым язычком твое сердце. Я вижу сердце, его сжимает розовыми когтями черная птица. Птица мертва, она лишь мумия. Крылья ее поблекли, глаза потеряли блеск.
Тень медленно танцует, она то замедляет свои движения, то снова наступает вперед, догоняя хозяйку дома, осторожно ступающую по старым скрипучим доскам с подсвечником в руке. Теперь я иду за ней.
Хозяйка поднимается на второй этаж и тихонько стучит в дверь. Никто не отвечает ей. Она стоит у двери, дрожит ее подсвечник. Тихо, слышны даже удары остывших капелек воска, падающих на пол. И вот она поворачивается, идет назад. Проходит сквозь меня, похожая на уставшую птицу, не мумия, но мертвая.
Дверь открывается.
Смерть не противостоит жизни. Смерть противостоит рождению.
***
Прошло сорок лет.
В тот день он собрал много целебных и ядовитых трав и возвращался через заброшенное поле, держа ориентир на кровавый нимб солнечного заката вдали за черным лесом. Его глаза наблюдали за игрой последних проблесков света, и ноги, не чувствуя усталости, разрывали паутину сухих и пыльных трав — он шел домой.
Тихий звон колокольчика заставил его остановиться. Он выгнул лопатки и встряхнул плечами, сбросив рюкзак наземь, и опустился на колени к маленькому мерцающему платью божественного цветка. Колокольчик замер, и даже, ему показалось, сначала в испуге отпрянул назад, выгнул свой тонкий стебель, а затем, разглядев его лучше, или, возможно, просто почувствовав, потянулся ко нему и рассмеялся нежным переливом серебряных звуков.
Он рассмеялся вслед за ним и повалился набок, свернувшись калачиком, а потом глубоко вздохнул, впуская в себя запахи. Он был рад и пыльце, и пылинкам, и миллиону божественных тварей, сколько только может вместить в себя грудь.
Потом он перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ничего нового, как грустно и уныло во вселенной. Он закрыл глаза и постучал во врата своих сновидений. Из-за ворот послышался недовольное бурчание: «Прочь! Прочь! Рано еще! Прочь!». Ладно. Ему некуда торопиться.
Земля еще делилась с ним последним теплом, а прохлада ночного воздуха уже нежно ласкала подбородок, когда кончик его носа резко поморщился, уловив чужой дух. Затем он почувствовал запах. Сладкий запах мяса. Он повернул голову и увидел силуэт человека, обведенный контуром бледно-желтого света. Человек сидел ко нему спиной в ста шагах, если не менее. Человек раздувал костер.
Он поднялся с земли, схватил левой рукой лямки рюкзака и побрел к огню.
— Дай мне сюда рюкзак, — хрипло и едва слышно произнес старик, не глядя на него.
Он поставил рюкзак у костра. Старик выдернул руки из огня и воткнул черные обуглившиеся пальцы с кровавыми трещинами в брезентовую материю сумки. Но прожечь материю с первого раза не удалось. Тогда человек у костра вновь сунул руки в огонь, жаря остатки мяса на своих кистях, и снова выдернул и воткнул в рюкзак. Наконец удалось проделать несколько дыр. Сквозь резкий запах гари просочился сложный аромат, весьма тонкий букет, отвратительный и волнующий одновременно.
Этот аромат будоражил глубоко спрятанные инстинкты, запах был отталкивающий и в то же время притягивал своей тайной. Что это была за тайна, он не знал.
Нет, это была не тайна жертвоприношения, этого дикого самоистязания, явиться свидетелем которого ему пришлось в эту ночь, потому что здесь тайны для него не было — он знал этого человека, сидящего у костра, известного в прошлом музыканта, и ему были понятны причины, почему он решил сжечь свои руки.
— Летающий червь! Ты видишь! Еще один! — вдруг завопил старик, тыча обрубками конечностей в голодный воздух. И тогда он увидел. Он увидел сущность с большими белыми крыльями, столь большими, что накрывали их обоих и костер. Светлым Ангелом называл он его (когда-то). Но только теперь он видел его целиком, прямо нависающим над ним, а не прячущимся за левым плечом; и теперь не ангельские крылья нежно ласкали его шею и спину, а грязное красное брюхо покачивалось прямо перед глазами. Это был червь.
«Часто случается, что червь, достигший полного возраста, получает крылья и взлетает на высоту»**, — вспомнил он и рассмеялся. Большие белые крылья едва удерживали его над костром.
Червь никак не мог оторваться от притяжения священного огня, хотя крылья его, отчаянно бия о воздух, рвались вверх. Прошло еще совсем немного времени, и хвост в последний раз дернулся из стороны в сторону и стал опускаться в пасть пламени. А через мгновение алые языки взметнулись ввысь, пожирая белоснежные крылья. Одно дыхание, и все было кончено.
***
Он лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как дом наполняется чужими вещами. Даже кровать становилась чужой.
Смысл жизни — дышать.
А по деревянной лестнице за стеной бегали дети.
Постепенно взрослея, один за другим, кроме его самого.
Раз в месяц приезжала «Скорая».
— Дышите глубже… Очень хорошо... До свидания.
Следующего свидания не было.
Он долго ждал, стесняясь спросить — лет десять, может, двадцать прошло.
В этом году наступила новая весна, она принесла другие запахи, а чужие вещи в доме подступили еще ближе — в комнате его передвинули кровать, наклеили новые обои и побелили потолок — и он не выдержал — это случилось, когда приехала «Скорая»; когда вошла новенькая в белом халатике с чемоданчиком, поставила его на стольчик, сама же села на стульчик и сказала «Здравствуйте», а он не ответил, и нахмурился.
— Ну, как наше настроение? — спросила тогда новенькая.
Он повернул голову и внимательно на нее посмотрел.
— Вас что-нибудь волнует? — спросила она.
И тогда он открыл рот.
Докторша взяла приборчик и приставила к его горлу, и тогда рот заговорил:
— Меня волнует... Меня очень все волнует... Меня волнует, почему всё меняется, почему все меняются, почему вы меняетесь... Где тот доктор, он был у меня в прошлый раз?.. И где тот доктор, что был перед тем доктором?.. И где тот, который был перед тем?.. Понятно?..
— Понятно, понятно, — кивнула она. Больной продолжал: — До свидания, здравствуйте, до свидания, здравствуйте, до свидания, здравствуйте, до свидания, здравствуйте…
Она взяла его за руку, нежно погладила, потом достала из чемоданчика еще приборчик и приставила к груди.
— Дышите глубже.
Он посмотрел на мальчика, который тоже сидел у его кровати, напротив новенькой. Мальчик молча стал мотать головой. Он понял намек и тоже стал мотать головой.
— Ну, тогда не дышите! — ответила врач.
Тогда он перестал дышать.
__________________
* «Ангел смерти, слетающий к человеку, чтобы разлучить его душу с телом, весь сплошь покрыт глазами… Бывает так, что ангел смерти, явившись за душой, убеждается, что он пришёл слишком рано, что не наступил ещё срок человеку покинуть землю. Он не трогает его души, даже не показывая ей, но, прежде чем удалиться, незаметно оставляет человеку ещё два глаза из бесчисленных собственных глаз. И тогда человек внезапно начинает видеть сверх того, что видят все и что он сам видит своими старыми глазами, что-то совсем новое». (Лев Шестов. «На весах Иова», 1, I, 27)
** Здесь цитируется Иоанн, игумен Синайской горы («Лествица», 22.45).
ИЛЛЮСТРАЦИЯ: Рашид Сафиуллин. «Костер на двоих».
__________________
АВТОРСКОЕ ПОЯСНЕНИЕ К ЗАГОЛОВКУ:
«О» — одним из вариантов заглавия был «Кислород». Однако, нынешний заголовок несет еще несколько значений.