Глава первая, в которой происходит немыслимое святотатство, взбудоражившее город Заволжск
Патриархальный Заволжск, как тому свидетельствуют исторические хроники, всегда был местом спокойным и благолепным, все бунты, мятежи и тревоги мирские обходили его стороной, и даже Емелька Пугачев, дерзнувший встать воровским своим лагерем близ сего богоспасаемого града, был вынужден в ужасе отступить, как свидетельствует церковное предание, будучи повергнут чудесным образом слепоте, которая наслала на него чудотворная икона Заволжской божьей матери.
С той баснословной поры, сей образ стал главной и наиболее почитаемой иконой Заволжска, и , украшенный золотым окладом и бесчисленными самоцветами, обретался в главном соборе города; толпы паломников ежегодно приходили к ней, и владыке Митрофанию и в голову не могло прийти, что этому может прийти конец.
Однако же известно, что стоит в Заволжске подуть чуть малейшему ветерку перемен - и жди беды. Подует со страшной силой ураган - и ничего хорошего ждать не предвидется.
Беда пришла нынче утром , когда владыке Митрофанию доложили страшную весть о том, что этой ночью чудотворный образ был злодейски похищен. Наскоро проведенное расследование показало, что единственным свидетелем, который мог дать показания, был церковный сторож, однако из-за сильного повреждения рассудка , случившегося с ним той ночью, никаких вразумительных показаний он дать не мог. Несчастный беспрестанно озирался и причитал: "Бесы, бесы пришли!" и добавлял, с выражением непередаваемого ужаса "Лазоревый шуршик! чур меня, чур! лазоревый шуршик!".
Более чудовищные открытия были сделаны в материальной сфере - как выяснилось, массивная железная решетка с окна была снята и все края её были опалены явным адским пламенем, равно как и длинные болты, которыми пропавшая икона была навеки (как тщились думать прихожане) была прикреплена к стене собора.
Если бы эта кража произошла в другое время, то последствия были бы менее чудовищными, но как назло, святотатство случилось за 10 дней до храмового праздника, дня почитания этой иконы, и в город уже скоро начнут съезжаться бесчисленные паломники на поклонение.
В связи с чрезвычайной ситуацией, все лучшие умы города Заволжска собрались в кабинете полицмейстера Лагранжа - сам Лагранж, прокурор Матвей Бенционович Бердичевский, владыка Митрофаний и его духовная дочь инокиня Пелагия...
Глава вторая, в которой появляются весьма нелишние в данной истории персонажи
День у статского советника Эраста Петровича Фандорина не задался с самого утра. Вначале он так и не смог провести свой ежеутренний ритуал японской гимнастики на пару со своим камердинером Масой. Вызвано это было тем, что охотнорядские молодцы, возмущенные небывалым количеством внебрачных младенцев с явными признаками японской национальности, а также многочисленным уроном, нанесенным женской добродетели, сговорились проучить любвеобильного камердинера, для чего подкараулили и жестоко его отметелили. Дзюдзицу и разные ниндзевские заморочки оказались бессильны против русского дрына и вот уже второй день Маса отлеживался, залечивая многочисленные ушибы, и ругая на чем свет стоит неполиткорректность и ксенофобию русского среднего класса.
Кроме того, статский советник мучился от безделия - всех крупных злодеев он уже переловил, а заниматься мелкими прохиндеями он считал ниже своего достоинства. Вследствие чего, сослуживцы , поднаторевшие в борьбе именно с мелкими жуликами, получали больше всех внимания и похвал начальства, что не могло не задевать болезненного самолюбия Фандорина, о делах которого все уже стали потихоньку забывать...
Вдобавок присланные с утра многочисленные счета за английский костюм, бриолин и патроны для "герсталя" красноречиво говорили Эрасту Петровичу, что его финансовое положение весьма плачевно.
- Ну что ж, д-друг Маса, - медленно произнес Фандорин, - нас может спасти только новое дело... Ну а пока, перед крупным делом нам надо отдохнуть, развеяться. Погостить в каком нибудь богоспасаемом городишке, где самым чудовищным преступлением были бы кража кур и нарушение акцизных тарифов, и где полицмейстеры пьют горькую от невыносимого безделья. Едем в Заволжск!
Глава третья, в котором определяется круг подозреваемых
- Неслыханное, святотатственное дело, - владыка Митрофаний не мог сдерживать свой клокочущий священный гнев. - Похитить образ накануне праздника - мог только закоренелый, неисправимый безбожник. Не смею и помыслить, что это мог сделать кто-то из наших горожан, не мог сей аспид и ехидна в образе человеческом взрасти на нашей благословенной почве.
- Я тоже об этом подумал, ваше преосвященство - сказал прокурор Матвей Бенционович, вынимая обширный листок со множеством пометок. Безусловно - это дело рук заезжих марлевихеров. Мы составили список лиц, которые приехали в наш город накануне кражи, думаю нам следует сосредоточить наше внимание на этих людях...
- А я бы, - вставил своё веское слово полицмейстер Лагранж, -лучше бы взял за жабры сторожа, вдруг он еще что-нибудь скажет. И я не стал бы так, ничтоже сумняшеся, отметать и версию о местных жителях. Поскольку , хоть наш город в большинстве своем православный, но инородцев и иноверцев здесь хватает. В том числе и тех, кто иконопочитание мнит идолопоклонством и в силу гордыни своей глумится над православием. Лютеране, магометане, да и еще кой-какие народцы...
- Па-азвольте! На кого это вы намекаете? - вскипятился Матвей Бенционович. Вы-таки опять антисемитствуете. Все мои соплеменники, проживающие здесь, крещены, и все обряды соблюдают, а что же до благочестия, то уж получше кой-кого из русских. Вы тут свои черносотенные замашки отставьте!
- Уймитесь, оглашенные! - громовым басом прервал спорящих Митрофаний. - Вы бы о деле лучше б говорили , чем суесловием заниматься. Матвей, зачитай список.
"Экие они петухи... Нет, чтоб о деле рассуждать - опять подраться норовят " - думала Пелагия, тихо постукивая спицами в уголке (владыка разрешил ей присутствовать при заседании) Ей тоже не терпелось высказать свое мнение о деле, но сан монахини, а особливо строгий наказ Митрофания молчать и слушать, не дозволяли ей вмешаться в разговор.
- Итак, - продолжал прокурор, - во первых, князь Борис Чхартишвили...грузин. Личность эксцентричная и авантюрная. Непонятно чего он тут делает, ходит и всё вынюхивает, говорит, что якобы пишет роман.
- Знаем мы таких романистов-нигилистов - проворчал полицмейстер.- Был тут у нас один социалист. Ульянов, помнится его была фамилия, тоже говорил, что литератор.
- Кстати, о нигилистах...Вот номер второй очень даже подозрителен. Никанор Полуэктович Богомазов, студент, приехал на каникулы. Весьма оригинальных воззрений о Боге и религии, второй Базаров. Этот мог спереть не поморщиться, из одних только атеистических побуждений.
Владыка Митрофаний многозначительно кивнул головой и промолвил:
- Продолжай.
- Третий номер...ну тут ничего такого , кроме чина... статский советник Эраст Петрович Фандорин, гений сыска, широко известный в Первопрестольной...
- Собственной персоной, - раздался голос. Все оглянулись. В дверях стоял красивый брюнет с седыми висками. Пелагия выронила вязание, а чуть оправившись, тут же начала читать про себя молитву об избавлении от плотского соблазна, что было очень кстати, ибо у господина была внешность дьявольски красивого сердцееда.
- П-простите, я чуть п-припозднился, - произнес Эраст Петрович. - Что же дальше у вас в списке?
- Номер четвертый. Абрам Мордехаевич Либерзон, коммерсант из Бобруйска. Ничего плохого о нем сказать не могу...
- Еще бы - полушепотом произнес полицмейстер, но владыка бросил на него пламенный взор и Лагранж осекся.
- Номер пятый - поручик Ржевский, весьма дурных наклонностей, вполне мог позариться на бриллианты и оклад
- Ну уж нет, - нахмурился владыка, -сей конечно многогрешен, но ведь несть человека, кто жив и не согрешит. Он святотатсвовать не будет. Поручусь за него. Я с ним в одном полку служил... когда еще был мирянином и о Боге не помышлял.
- Ну, остались только дамы...Вера Павловна Чернышевская, подозрительна, из политических. Проездом из тобольской губернии, где отбывала ссылку. И еще графиня Александра Лазаревна Шурочкина-Пенкина - ну тут копать особенно нечего, подозрений никаких...
- Вы так п-полагаете, Матвей Бенционович? - чуть насмешливо произнес Фандорин. - Р-разрешите указать вам маленькую н-неточность насчет этой персоны. Это не Александра Лазаревна Шурочкина-Пенкина. Это граф Александр Шурочкин-Пенкин, известный в кругах московских с-содомитов под кличкой ... (Фандорин сделал эффектную паузу) Л-лазоревый шуршик!
Глава четвертая, где началась такая кутерьма, что хоть святых выноси
В этот раз, услышав роковые слова брюнета, Пелагия не только уронила вязание, но всплеснула руками, смахнула ближаший графин и отскочив, опрокинула два шкафа с филёрскими донесениями. За что и была с позором изгнана Митрофанием за дверь, тем более, что разговор приобретал фривольный оттенок, явно не для ушей монахини. Разумеется, Пелагию было остановить трудно, и она принялась подслушивать за дверью и даже провертела вязальной иглой дырочку для подглядывания.
- Да, Эраст Петрович, но для чего содомитам сдалась эта икона? - недоуменно спросил Лагранж. -Люди они, как правило аристократы и денег у них куры не клюют, сдались им эти бриллианты и золото.
- А вот зачем. Я наводил справки, - тут при этих словах Фандорин густо покраснел, как будто ожидая, что все начнут выпытывать где, и каким способом он эти сведения раздобыл, однако ж провинциальное целомудрие присутствующих не позволило задать вопросы на эту тему, - так вот, граф Шурочкин-Пенкин всерьез вынашивал идеи создания церкви для содомитов, исхлопотать разрешение им венчаться, а также исключить содомский греха из списка смертных грехов. Однако ж разумеется, ничего добиться он не смог. Икона, я полагаю ему нужна или своей церкви, или же он решил отомстить церковным иерархам за их неполиткорректность и жестокосердие к правам содомитов.
Воцарилось молчание. Все сидели насупленные. Да уж, столичный фрукт... пришел, увидел, победил. В один момент нашел ключ к разгадке.
- Ну а теперь, господа, к делу, - прибрал Фандорин бразды правления. - Сегодня вечером состоится бал у князя Моисеева, предводителя местных содомитов...естественно , б-бал особый, куда женщин не подпускают на пушечный выстрел. Я бы попросил вас, Л-лагранж, содействовать, чтобы полиция оцепила особняк и никого не вы-выпустила. Возможно, нам придется перерыть весь дом. Убедительная просьба, господа, не п-предпринимайте накаких маскарадов с переодеваниями, проникать в особняк буду я сам. Вы мне будете только м-мешать.
В этот момент Матвей Бенционович обнаружил на столе камень, завернутый в бумагу.
- Ч-что это г-господа? - спросил он так, будто заразился заиканием от Фандорина, хотя никогда таким недугом не страдал. - Откуда эта з-записка?
- Должно быть, кто-то со двора, в окно забросил...пока мы вашу заполошную монахиню в чувство приводили - произнес Лагранж и развернул бумагу:
Там был несколько слов, написаных с помощью вырезнных букв из газеты, (Епархиальные ведомости, сразу определил Митрофаний):
"Икона у нас. Даем вам 10 дней на то, чтобы собрать выкуп в 50.000 рублей золотом. Иначе она сгорит. О месте передачи денег сообщим позднее"
Глава пятая, где описывается не лазоревый шуршик, а голубой огонек
- И думать не смей! - пророкотал владыка на Пелагию столь громовым голосом, что зазвенели стекла, - Прокляну! отлучу! расстригу! ишь чего удумала - на бал к содомитам! Забыла, что ли , оглашенная, слова Писания: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых...и собрание развратителей"
- Так то - муж! - парировала Пелагия. - А я женщина.
- Ты не женщина, ты Невеста Христова! Жених невесту одну на бал не отпустит!
- Одну не отпустит. А разве вы не говорили, что Жених наш всегда рядом с нами пребывает? - озорно улыбнулась Пелагия.
- Уф, утомила ты меня... грехи мои тяжкие. Ничего не поделаешь, возьму грех на себя...И так знаю, что сама туда полезешь аки мотылёк на свечку.
В этот вечер у князя Моисеева состоялся бал, какого патриархальный Заволжск никогда не видел. (И больше не увидит, как клятвенно обещал полицмейстер Лагранж). Кавалеры были блистательны, дамы были восхитительны, но только если смотреть на них издали. Фандорин одетый японским принцем и его верный слуга Маса, переодетый толстой и коротконогой гейшей казались еще не самыми несуразными. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что у дам жилистые ладони, кадыкастые шеи, и лица с явно свежевыбритой, но прорастающей щетиной. "Впрочем нет" - думал Матвей Бенционович, "вон тот рыженький очень даже ничего, вот только шея у него слишком кадыкастая, у женщин такого не бывает. Он даже мне немного нравится". Но тут он замотал головой - что за вздор, при его безупречной семейной жизни, одиннадцати детях - заглядываться на существо чёрт знает какого среднего пола.
Меж тем существо, будучи представлено князю Моисееву, грациозно поклонилось, и явным женским голосом представилось:
- Аполлон Лисицын, из дворян московской губернии...
"Как Лисицын? да позвольте, это не брат ли Пелагии здесь ошивается? Ничего себе - сестра монашка и брат содомит.. экий рокамболь!". Он захотел приблизится к рыжему существу поближе, но тут грянула мазурка, и Матвею Бенционовичу пришлось опять танцевать этот проклятый танец, вполголоса ругаясь на Лагранжа, который во-первых поминутно наступал ему на ноги, а во-вторых не пожелал сбривать усы, отчего он был одет как мужчина, а нашему прокурору - пришлось вырядится дамой, что, при его явно неказистой внешности, делало его старой и уродливой каргой. Когда же мазурка отгремела, Матвей Бенционович хотел снова разглядеть рыжее создание, но его больше не было видно.
Меж тем конферансье, милая дама, с едва заметной щетиной и кривыми ногами, объявила выступление "звезды московского бомонда", певицы Шурочки Лазаревой.
"Ого! Это наверно и есть тот лазоревый шуршик", -сказал себе Пелагия, поправляя фальшивый кадык (разумеется, рыжее существо, пленившее Матвея Бенционовича, и была Пелагия). "Думаю, пока она поёт - я могу спокойно пролезть в ее гримерную и где-нибудь спрятаться и подслушать"
Вначале всё складывалось замечательно. Пелагии удалось без труда пролезть в гримерную, но только она собралась ознакомится с содержимым стоящей на столе шкатулки, как услышала шаги и спряталась за креслом в глубине комнаты. Вошел мужчина, но кто он - не было видно. Приглядевшись, в тусклом свете ночника, монахиня увидала, что мужчина был в маске. Он принялся рыться в шкатулке, на несколько секунд он приподнял маску, и Пелагия, которая как на грех, была без очков, потянулась поближе. И разумеется, опрокинула кресло, отскочив, опрокинула шкаф, трюмо, диван и всю мебель, какая была в комнате. Ночник погас, и Пелагия осталась в темноте. Бросилась наугад к двери, и тут некто схватил ее за горло... В этот момент, фальшивый резиновый кадык с грохотом лопнул, руки душителя соскользнули, и Пелагия, с криком "во имя Отца, Сына и Святаго Духа" трижды ткнула наугад спицей в темноту. Раздался дикий крик, Пелагия завизжала еще громче, так, что заглушила хилые всхлипы певицы на эстраде. Услышав крик, Лагранж, чьи нервы от долгого пребывания в содомитском кругу уже были на пределе, громовым голосом выкрикнул "Ахтунг!"
Это был сигнал, и в тот же миг во все окна и двери с грохотом вломилась полиция...
Глава шестая, в которой прорабатываются новые версии, а также повествуется о странном поведении Никанора Богомазова.
После продолжительного обыска, единственной, но существенной уликой оказался изумруд в шкатулке певицы, которая была опознана ювелирами, как драгоценный камень из оклада похищенной иконы. Однако ж, Лагранж сомневался в причастности Лазорева к краже, в то время как Фандорин считал, что дело почти раскрыто.
-Камешек может быть и не из оклада... мало ли бывают одинаковых изумрудов - рассуждал Лагранж совместно с Митрофанием. - А не мешало бы проверить других, особенно господ нигилистов, не правда ли, владыка?
Отец Митрофаний поморщился. Студент Богомазов со своей безбожной камарильей были давно бельмом на глазу патриархального и богобоязненного Заволжска. А хуже всего то, что, несмотря на редкие приезды, его эпатажные выходки привлекали к нему молодежь, и полицмейстер Лагранж пророчил, что скоро среди них заведутся и бомбисты. А посему - если версия с содомитами не дала явных нитей к похитителям, то на роль версии номер два - претендовал Богомазов со своими друзьями -нигилистами.
Порешили, что к Богомазову пойдут Митрофаний, Лагранж побеседует с грузинским князем Чхартишвили, Матвей Бердичевский наведается к Либерзону, а Фандорин, как серцеед и герой-любовник - к Вере Павловне...
...
Студент Богомазов жил в маленьком уютном особняке в центре города. Прислуги он не держал, и Митрофаний долго стучал в дверь, пока не выяснилось, что она не заперта. Он поднялся наверх и застал студента Никанора лежащим на диване и курящим сигарету с на редкость душистым ароматным табаком. Владыка Митрофаний машинально поискал глазами иконы, однако же, в кабинете не было ничего похожего, кроме развешаных лозунгов "Дюринг, выпей йаду", "Карл Маркс - аццкий сотона", и один единственный постер с портретами бородатых основоположников научного коммунизма; из-за всего этого владыка, несолоно хлебавши, перекрестился на блики солнышка в окошке.
- Можете не говорить мне, зачем вы пришли, господин полицейский ...- Богомазов сделал глубокую затяжку - О, вы, я вижу из полицейских не светских , но духовных.. мое почтение, владыка, - тут он слегка приподнялся, - Как я понял, вы пришли разузнать об этой разукрашенной дощечке, о пропаже которой гудит весь наш город... что ж, вынужден вас разочаровать, я не крал ее. Но... - тут он лукаво ухмыльнулся Митрофанию, - я могу пообещать вам сообщить, кто вор.
- Как!? - воскликнул владыка, пропустив мимо ушей явное святотатство.
- Да-с, милостивый государь, - лучезарно улыбнулся Богомазов, - но при одном пренеприменном условии, я сообщу об этом вам, Митрофаний, но только не сейчас, а сегодня на закате, когда придут мои друзья и мы соберемся у меня в саду на праздновании Дня взятия Бастилии. Вот тогда я вам и открою истину - кто же есть настоящий вор...
Глава седьмая, в которой каждый из сыщиков проявил себя во всём своём великолепии.
Пока Митрофаний совершал свой дерзкий рейд в стан воинствующих нигилистов, Эраст Петрович проводил следственную операцию, столь часто встречавшуюся в его практике, а именно – возлежал с госпожой Чернышевской. После уроков страсти нежной, пользуясь словохотливостью Веры Павловны, столь долго лишенной интеллигентного мужского общества среди тобольских волков и медведей, Фандорин раскрыл два заговора, три покушения на генерал губернаторов, а также раздобыл подробные адреса всех подпольных типографий в Москве и Петербурге, однако ж, никаких сведений о пропавшей иконе получено не было.
«Интересно» ,- размышлял он, « что-то там делают наши местные пинкертоны?…»
Тем временем, Лагранж , громыхая сапогами, четким строевым шагом вошел в гостиничный номер , где обретался грузинский князь.
- Господин Чхартишвили? – спросил он громовым голосом.
- Да-с, это я. Что вам угодно?
- Можете не отпираться. Это бесполезно, сообщники выдали вас. Ваш комплот разоблачен, господин Чхартишвили! Сознавайтесь! Вы главарь грузинской националистической организации, прибыли сюда с целью похищения иконы Заволжской Божьей Матери и доставки ее в Грузию. Ваша карта бита! Впрочем, если вы будете с нами сотрудничать, и скажете нам, где икона, я согласен лично ходатайствовать за вас перед генерал губернатором , чтобы вам заменили смертную казнь на каторжные работы, соглашайтесь князь, соглашайтесь! пока я добр к вам.
- Дело шьешь, гражданин начальник? - возмущенно блеснул глазами князь, - Послушайте, вы мне уже надоели! То вы ко мне заявились переодетым в грузинского князя и агитировали меня в «Дашнак-цутюн»! То вы приперлись ко мне под видом студента и выспрашивали рецепт гремучей ртути! Такими топорными методами вы не найдете даже свои собственные калоши. И вообще, пойдите вон, вы мне надоели…
…Спустя пару часов, когда Лагранж, несолоно хлебавши, всё-таки вышел из номера, Борис, горестно вздыхая, вынул из комода рукопись со странным заглавием «Пелагия и черный монах».
– Нет, всё- таки Лагранж – типичная сволочь, - пробормотал он сквозь зубы, - В ближайшей же главе умертвлю его как можно скорее и как можно более позорным и дурацким способом…
Абрам Мордехаевич Либерзон сидел в летнем кафе , наслаждаясь ясным солнышком и пением птичек, («да, это они умеют») и наслаждался бы еще, кабы не странная личность в темном пальто и темной шляпе выросшая как из под земли. Подсев к нему, подняв воротник и надвинув шляпу на глаза, личность проговорила:
– Господин Либерзон , это вы?
– А шо, вы разве видите здесь других Либерзонов? Таки да, я. Чего вы хочите?
– Я слышал, вы таки можете достать ювелирных камней?
– Ой, ну мало ли вы чего слышали, мало ли чего говорят люди, они много чего говорят, и вы всё им верите? Ну может быть этих камней есть у меня, ну так и шо?
–Их мне надо много, и ежели их есть у вас, я могу заплатить, это срочный заказ губернатора, он заплатит не торгуясь, честное благородное слово. Но всё должно быть строго секретно. Так что ж, как вы ? – тут Матвей Бенционович (а это был он) сделал шулерское движения пальцами, как будто пытаясь пересчитать колоду карт или пачку денег.
– Ой, я даже не знаю. Все вы хочите делать всё секретно, у всех вас срочный заказ губернатора, а между прочим , Либерзону тоже надобно кушать, ему тоже надо денег! Ну так значит, я имею с этой срочности и секретности надбавку в 200 процентов с обычной цены, а так даже не подходите к моей двери, я буду гнать вас как последнего поца
– Двести процентов!!!- воскликнул Матвей Бенционович – Да как у вас язык поворачивается говорить таких слов, это разбой и грабеж среди бела дня. Я таки думал, вы как честный коммерант возьмёте пятьдесят.
– Ой, бросьте, господин хороший, шо, я вчера родился? Шо, я ничего такого не знаю?
Матвей Бенционович забыл о сути дела. Его коммерческая жилка, которую он держал под спудом годами вдруг внезапно проснулась, проклюнулась – и Бердичевский стал торговаться как маклак.
– Да где вы видали таких процентов?! Да я пойду и найду таких процентов в другом месте, и пусть вам будет стыдно, что вы упустили таких выгодных денег.
– Ай, бросьте трепаться, противно слушать. Двойная цена, и ни процента меньше, шоб я сдох, если я уступлю вам еще меньше
– Ой, не смешите мои тапочки! вы еще будете кусать локти от злости, шо вы так глупо лоханулись и упустили свою удачу, честное благородное слово!
Так они торговались весь день, благодаря чему Матвей Бенционович сорвал всю операцию, и обо всех событиях , которые свершились этим вечером, он узнал только из газет, вышедших на следующий день. А случилось следующее…
Глава восьмая, в которой появился первый труп, а также в этой главе повествуется о великом чуде, явлённом владыкой Митрофанием.
Вечером, по наступлении часа, назначенном Богомазовым, вся следственная бригада, (за исключением Матвея Бенционовича, который всё ещё сидел в летнем кафе и торговался как маклак) собралась в саду пред особняком мятежного студента. Фандорин, ежеминутно упрекавший владыку в том, что тот слишком поздно оповестил его об разговоре с Богомазовым, выслал своего верного слугу Масу с тем, чтобы тот следил за студентом, дабы с ним ничего не вышло или чтоб тот куда-нибудь не сбежал.
Однако ж, явившись в должное время, Фандорин, Лагранж и Митрофаний с привязавшейся к нему Пелагией (ей, несмотря на строгие увещевания владыки страсть как хотелось посмотреть на живого нигилиста, ох, если бы она знала, что живым тот пробудет недолго, но не буду забегать вперёд) вошли в сад и увидали Богомазова вместе со всей своими единомышленниками, восседавшими за столиками и лакавшими шампанское в лошадиных дозах.
Все были навеселе и явно предвкушали какую-то потеху.
Завидев Митрофания, Никанор Богомазов смахнул с колен примостившуюся вакханку, и , схвативши бокал с шампанским, взошел на крыльцо. Несколько человек стали брякать стаканами, призывая собравшихся к тишине.
– Добрый вечер, господа! – поприветствовал вошедших Никанор. – Прошу внимание! Я сей же момент, согласно данному слову дам вам ответ – кто же есть вор. Итак , в-владыка Митрофаний, я вам щас всё открою, кто же есть самый главный вор… Итак… барабанная дробь… ну господа! Давайте изобразите барабанную дробь! (несколько человек начали стучать бутылками)
– Итак, владыка Митрофаний… главный вор…. – тут Богомазов улыбнулся и сделавши многозначительную паузу , грянул: – Это вы сами, владыка Митрофаний! Вы и есть самый главный вор в нашем городе, ха-ха-ха! Вы, как представитель самого паразитического класса, класса попов. Долгие годы вы обманывали народ сказками о несуществующем боге, и сбирали деньги с людей! Ныне вашему шулерству пришёл конец. Иконы нет, а значит и бога нет!
И с этими словами, он лихо опорожнил фужер с шампанским. Вся собравшаяся толпа с ревом восторга принялась рукоплескать
Митрофаний, моментально пришел в ярость и собрался было подняться на крыльцо и лично придушить богохульника, но был остановлен Пелагией, повисшей у него на рукаве:
– Опомнитесь владыка! Пускай его Бог рассудит.
Владыка с трудом сдержавший свой гнев – простер к Никанору руку и громовым голосом начал:
– Рече безумный – несть Бога в сердце своем …
И в этот момент произошло событие, крайне неприятное для всей собравшейся в саду передовой молодёжи.
С глухим звуком, невесть откуда сорвавшийся сверху кусок водосточной трубы прорвав листву –пал на голову студента Богомазова. Пару секунд он еще стоял на ногах… затем он грохнулся на колени и с глухим стуком свалился оземь и прокатившись по ступенькам, пал у ног владыки Митрофания…
– Маса!!! – возвопил Фандорин. – Маса!! Япона мать!!!
Маса, вынырнув откуда-то из-за угла, с неимоверно виноватым видом склонился пред Фандориным.
– Маса!!! Что я тебе говорил?!! Ты опять увлекся какой-нибудь девкой и всё проворонил??! Я же велел следить, чтобы с ним ничего не случилось!
Японец, мгновенно вынул нож. Судя по всему, он собирался сделать харакири. Но владыка Митрофаний, мгновенно ухватился голой рукой за лезвие и – о чудо! Нож не причинил владыке никакого вреда. Ни капли крови не вышло из его ладони, и через секунду оружие отлетело в строну, зазвенев по ступеням…
…Только через полчаса, когда люди начали расходиться, Пелагия вышла из укрытия. Надев перчатки , она долго изучала нож, оброненный японцем. Затем подняв кусок водосточной трубы, она вынула щеточку и принялась проводить какие-то диковинные манипуляции…
Глава девятая, в которой приведены несколько вырезок из местной газеты «Епархиальные ведомости»
«Вчера произошло событие, весьма поучительное для нашей молодежи, в среде которой мы ныне с величайшим прискорбием наблюдаем брожение и шатание , вызванное распространением яда нигилизма и неверия. Вечером, наш уважаемый владыка Митрофаний явился в дом, где проживал студент Богомазов, яро и открыто исповедующий атеизм и безбожие, и попытался увещевать грешника, дабы наставить его на путь истинный. Однако ж, сей молодой человек, разгоряченный вином, а равно и как присутствием других распоясавшихся юнцов-единомышленников, начал оскорблять святого отца и богохульствовать. Но Бог не попустил столь явного и публичного Себе поругания, и явил необычайное и неслыханное чудо – внезапно, безо всяких причин на голову безбожника упал кусок водосточной трубы и убил его замертво, в самый разгар его кощунств.
Сей факт да послужит уроком для нынешних молодых людей, нерадиво и неревниво относящихся к вере отцов и дедов наших, и предпочитающих верному пути истинной веры – чащобы нигилизма и безбожия, где диавол, аки лев рыскающий легко находит себе добычу. Отмечу также, что в этот же вечер, многие из гостей студента, впечатленные сим происшествием, отказались от своих гибельных воззрений и принесли покаяние.
Кроме того, владыка Митрофаний спас в этот вечер еще одну душу, а именно – японец-язычник пытался совершить грех самоубийства, согласно изуверским обычаям своего рода-племени, а именно – взрезать себе живот, сиречь харакири. Однако ж, отец Митрофаний удержал его, схвативши лезвие ножа, и о чудо! Рука владыки ничуть не пострадала…
Тем не менее, сердца всех верующих по прежнему скорбят, в связи с тем фактом , что до храмового праздника осталось 4 дня, а икона Заволжской божьей матери так до сих пор и не найдена...»
Глава десятая, в которой Лагранж и Фандорин без ведома Митрофания наведываются к поручику Ржевскому.
Итак, на седьмой день следствия все версии, за исключением Ржевского были проработаны. Результат был нулевой. И тогда Лагранж и Фандорин, решили наведаться к поручику, ничего не сказав владыке., который категорически отказывался от всяких подозрений в отношении своего знакомого и слышать ничего не хотел.
– Мне лично это крайне подозрительно, - говорил Фандорин Лагранжу. – Да и эта странная история с гибелью Богомазова … всем известно, что у покойного были натянутые отношения с владыкой, и из всех людей города он более всех был заинтересован в его смерти.
– Что вы такое говорите, Эраст Петрович…Я и помыслить так не смею. Но всё-таки вы правы, Ржевского не мешало бы проверить…И владыку огорчать тоже бы не хотелось.
Матвея Бенционовича решили не трогать, он окончательно погряз в торгах с Либерзоном и до сих пор не продвинулся ни на шаг, разве что сумел снизить процент с двухсот до ста пятидесяти.
Ржевский принял их радушно. Первый тост выпили за встречу, второй за армию и жандармерию, третий – за прекрасных дам. Ржевский рассказал свои любовные похождения, Фандорин свои, гораздо более экзотические и цветистые. Смертельно обидевшись, Ржевский перевел разговор в плоскость «ты меня уважаешь», Лагранж с трудом удалось его оттащить и выпить четвертый стакан за Россию матушку. На матушку Ржевский согласился, после чего незамедлительно послал Лагранжа по матушке, и уже теперь Фандорин их разнимал. Сам Эраст Петрович пил исключительно вишневый сок (для конспирации) и был практически трезв. Поэтому, когда полицмейстер и Ржевский помирились, и по давнему гусарскому обычаю собрались избивать шпаков и штафирок, а ближайшим шпаком был Фандорин, то Эраст Петрович без труда вырубил обоих оппонентов, после чего распорядился уложить Ржевского отсыпаться, а полицмейстера – увезти домой на извозчике…
Результат и здесь оказался нулевой. Перепить Ржевского не удалось.
Вернувшись домой, Фандорин застал Масу с новой пассией, которая сей же момент закрыла лицо и выпрыгнула в окно, Эраст Петрович едва разглядел ее рыжие косы. Японец стушевался
– Маса, ты опять за свое? Учти, завтра у нас важные дела, а ты опять кувыркаешься с девками. Или ты забыл дрыны охотнорядских молодцев?
Маса ничего не ответил, а вместо этого надел на лоб ленту с иероглифом «А чо? Я ничо»
Глава одиннадцатая, в которой появляются черные ниндзя (как же без них)
В следующие сутки никаких подвижек в ходе следствия не было. Вся следственная бригада собравшаяся в кабинете Лагранжа, пребывала в глубочайшем унынии.
– С прискорбием вынужден сообщить, господа, - трагически сообщил Лагранж, - что мы собрали выкуп в пятьдесят тысяч. Нам остается лишь ждать сообщения от злоумышленников
относительно места встречи.
В этот момент в окно с шумом влетел камень, завернутый в бумагу, и упал на стол. Мгновение спустя, Маса под звон разбитого стекла , выскочил в окно.
– Он увидел его! Того, кто бросил камень! – воскликнул Фандорин, и все ринулись вслед за японцем.
Погоня продолжалась недолго, вскоре преследователи увидали, что Маса преследует карликовую фигуру в черном азиатском костюме. И добежав до обрывистого берега, беглец остановился. Дальше была река Кама.
– Это ниндзя! Маса, берегись! –вскрикнул Фандорин.
– Не стрелять! Живьем брать басурмана! – крикнул Лагранж .
И Маса схлестнулся с беглецом в смертельной схватке на краю обрыва. Драка продолжалась несколько мгновений, ниндзя вцепился во врага и мгновение спустя они кубарем покатились с обрыва . Все бросились к краю , но оба противника уже скрылись в волнах Камы, и более уже не всплывали…
Весь вечер полиция с баграми обследовала реку, никаких трупов найти не удалось. Маса погиб смертью храбрых, но его труп не был обнаружен.
Когда сыщики вернулись в кабинет, они обнаружили камень с запиской «Выкуп за икону принести к берегу Камы, у входа в катакомбы. Завтра утром в 7 утра. »
Глава двенадцатая, в которой происходит окончательная развязка.
Утром Бердичевский, Митрофаний с сестрой Пелагией, Фандорин и Лагранж с несколькими полицейскими пришли на условленное место. Там они обнаружили записку «Икона будет передана Фандорину. Спустите его на веревке в провал у белого камня. Там и состоится обмен. Просьба не шутить, и не пытаться преследовать, а тем более стрелять – иначе своды пещер могут обрушиться »
Лагранж многозначительно переглянулись с Митрофанием.
– Да, это так, - промолвил полицмейстер. – Надо быть самоубийцей чтобы вообще туда нос сунуть.
Затем они обмотали вожжами Фандорина и спустили его вниз. Спустя некоторое время раздался его голос:
– Они здесь! Они требуют спустить деньги!
Саквояж с 50000 золотом был тут же спущен вниз. Прошла минута, две. Затем раздался голос Фандорина:
– Икона у меня. Поднимайте.
И в этот момент владыка Митрофаний, перекрестился и выкрикнул:
– Во имя Отца, Сына и Святаго духа! Аминь.
И с последним словом он бросился в провал. Это был условный сигнал – в ту же минуту Лагранж и двое полицейских бросились вслед за ним. И мгновение спустя Лагранж произнес:
– Господин Фандорин, вы арестованы. Маса! Сукин сын, выходи из пещеры, я знаю , что ты жив. Иначе, клянусь матерью Божьей, я размозжу твоему господину голову.
– Я давно уже наблюдал за вашей карьерой, господин Фандорин, - произнес Митрофаний, когда японец вышел с саквояжем и был связан полицейскими. – Еще со времен дела об «Азазели», когда вы , ради карьерных амбиций сгубили своего шефа и благодетеля Бриллинга, с тем , чтобы занять его место, ради чего вам пришлось сочинить кучу авантюрных приключений совместно с вашим сообщником Зуровым. Затем, как мне удалось восстановить ход событий, вы участвовали в грандиозной провокации с целью завлечения в турецкий плен генерала Соболева. Впрочем, вам удалось вовремя сдать своего подельника д’ Эрве, и избежать наказания. Там вы смогли избавиться и от еще одного свидетеля ваших подвигов – Зурова, но несмотря на все эти ухищрения, вы всё-таки не решились вернуться в пределы Российской империи, и под надуманным предлогом попросились на службу в Японию, в надежде , что всё успокоится.
Интересно, что даже по дороге в Японию путешествуя на пароходе «Левиафан» вы попытались провернуть еще одну хитроумную криминальную операцию. На вашей совести смерть комиссара Гоша – как раз в тот момент, когда он был близок к разгадке и похищение платка, где был ключ к местоположению клада – вы ловко подменили платок на похожий по расцветке и затем устроили так, чтобы он был унесен ветром в море. Впрочем это не помогло вам – как известно , клад к тому времени уже был найден и стал собственностью британской короны.
В Японии вы обзавелись вашим камердинером, одним из самых ловких и удачливых бандитов японской якудзы, который стал вашей правой рукой во всех ваших последующих злодеяниях. Он сильно помог вам по так называемому делу «Смерть Ахиллеса» при расследовании смерти генерала Соболева. Вам очень чисто удавалось вести двойную игру, шантажируя немецкого посланника Кнабе, а затем , когда он пообещал разоблачить вас – погиб при странных обстоятельствах…
– А как вы смогли догадаться , кто именно похитил икону? – спросил Лагранж.
–Не менее интересно появление нашего героя в нашем богоспасаемом Заволжске, – продолжал владыка. – Вам всех наверно интересно было как именно удалось похитить икону, разломав тяжелую железную решетку и перерезать болты, крепившие ее к стене? О, тут я должен сказать, что господин Фандорин применил здесь новейшее достижение криминальной мысли – а именно: сварочный аппарат, работающий посредством электрической искры – эта электрическая искра и была тем «лазоревым шуршиком» , который свел с ума несчастного церковного сторожа. Цвет такой искры как раз именно лазоревый.
Далее, после удачной операции Фандорин решает пустить следствие по ложному следу. В тот момент, когда он пытался подсунуть несколько камней из оклада иконы в шкатулку Шурочки Лазарева, сестра Пелагия своей неловкостью вспугивает его; он пытается придушить нежелательную свидетельницу, но Бог ее спасает. Как вам, Эраст Петрович , долго ли пришлось лечить отметины от вязальной спицы? Очень удобно, вроде бы и не оружие, но, если заточить, колет очень больно. Этот эпизод изрядно потрепал вам нервы и вы стали совершать ошибки. Первую зацепку дала мне сестра Пелагия, обнаружившая на водосточной трубе отпечатки вашего слуги. Ума не приложу – зачем вам понадобилось убивать Богомазова? Неужели вам и в самом деле показалось, что он скажет имя настоящего вора? Он просто хотел лишний раз надо мной поиздеваться. Но вы уверовали, что он опасен и дали приказ вашему японскому головорезу аккуратно свалить кусок водосточной трубы на его голову, впрочем ваш Маса , как всегда спутался с девками и исполнил приказ, тогда, когда никакого смысла в нем уже не было. Кстати, ваш слуга большой хитрец, в следующий раз , когда он будет угрожать сделать себе харакири – не верьте ему, у него все ножи тупые, я сам убедился.
Затем вы решили наметить еще одного козла отпущения – а именно, вы решили сделать похитителем иконы поручика Ржевского, чтобы снискать свои лавры выдающегося сыщика. Но я предупредил своего старого друга и он в тот вечер блестяще разыграл вдребезги пьяного человека, ему было достаточно слегка притвориться спящим, чтобы разглядеть, как вы ему подсунули за печь важную улику, а именно – золотой оклад иконы. Это и стало решающей уликой против вас. Вторую важную улику добыла сестра Пелагия, когда охмурив вашего камердинера, она смогла найти в ваших вещах несколько бриллиантов из оклада , и самое главное – электроды от сварочного аппарата, с помощью которого вы совершили кражу. Этих улик мне хватило, чтобы привлечь Лагранжа на свою сторону и осуществить эффектный ваш арест сегодня утром. Что там еще? Ах да, вам еще понадобился этот цирк с беготней за черным ниндзя, чтобы ваш Маса стал на время считаться умершим и мог беспрепятственно принять участие в комедии с передачей денег. Впрочем, вы к несчастию своему забыли про одно – хоть вам и помогал дьявол, но Бог не попустил покушения на свое имущество, вдобавок вы слишком недооценили нас с Пелагией. И посему, после всех ваших блестящих дел , вы наконец найдете свое закономерное и неизбежное возмездие за все свои дела.
– Вы закончили, ваше святейшество? – хладнокровно промолвил Фандорин. – А теперь послушайте, что я скажу. Нет, это не я вас недооценил, это вы недооценили меня.
Во-первых, мой Маса имеет привычку фотографировать все свои любовные игры с помощью скрытой камеры, и ваша Пелагия там тоже запечатлена. Если что, расстрижение ей обеспечено, позор и огласка тоже. Во-вторых, князь Моисеев тоже любит вести фотохронику своих балов, и я выкупил все негативы того самого дня, когда вы , на пару с Пелагией явились на тот самый бал. Думаю, Святому синоду будет весьма интересно узнать, что делает владыка Митрофаний, да еще со своей духовной дочерью на балу у содомитов?
Ну про вас, Бердичевский и Лагранж я не говорю. У вас тоже рыльце в пуху и если что – я накопал пару тройку эпизодов, за которые вас обоих спровадят в Сибирь на вечное поселение.
Так что, господа, будьте любезны , развяжите мне руки, они изрядно затекли...
Эпилог
Неизвестно, чем там всё кончилось, но Фандорин с Масой благополучно уехали в Петербург, а Лагранж, Бердичевский, Митрофаний и Пелагия также остались на своих местах, и, разумеется храмовый праздник свершился точно в свой день, к вящей радости священства и паломников.
И жизнь в богоспасаемом Заволжске потекла вновь по спокойному и безмятежному руслу….