Парадоксы. Часть третья - последние, 7 и 8, главы повести

Максимилиан Бенеславский
Часть 7: Пальмы больше нет…



 Странно устроена жизнь человеческая… Вроде бы, за недолгий срок человек превращается в довольно значимую общественную фигуру, его бизнес процветает, женщины становятся доступны; у него есть практически всё. Как будто и нечего больше желать. Но неудовлетворённость, вечная человеческая неудовлетворённость, присущая ему, наверное, на генетическом уровне, неприятно теребит душу.
 Именно это и случилось с Андреем. После бесповоротного разрыва с прошлым в его жизни наступил этап тех самых кардинальных изменений, о которых он постоянно думал и даже слегка побаивался. События развивались так стремительно, что он не успевал их тщательно проанализировать.
 За три года Андрей (для непосвящённых – Георгий) из заурядного, ничем не выдающегося, кроме звания Мастера спорта, молодого парня превратился в солидного тридцатилетнего мужчину. После получения нового паспорта он развернул небольшую предпринимательскую деятельность по установке импортной сантехники (помогли связи матери и уважение к отцу как бывшему учёному). И уже через год Андрей открыл свой бизнес. Решив не уходить на новые неизведанные территории добычи денег, он занялся тем, о чём имел хорошее представление – сантехникой. Он открыл небольшой магазин.
 Со временем этот магазин укрепил своё положение на рынке сбыта сантехники. И на момент своего тридцатилетия Георгий Коновалов был владельцем уже четырёх крупных магазинов, разбросанных по родному провинциальному городу. Тут ему помог и Карнеги, книжным советам которого он внимал и которые беспрекословно выполнял, и, как ни странно, хорошее владение блатным жаргоном. Дело было в том, что практически все бизнесмены и важные городские персоны так или иначе имели отношение к криминальному миру. (Тогда Андрей и пришёл к выводу, что «братки» более тонко, но в то же время уверенно чувствуют ситуацию на рынке, нежели осторожные экономисты.)
 В общем, бизнес Георгия Коновалова процветал, но сам он с сомнением относился к этим словам, которые говорила ему мать и друг Федя. В словах этих он видел очередной из бесконечного множества парадокс слов – он не мог понять, как может процветать что-то безжизненное, неживое.
 Одновременно с этим в одночасье решился вопрос половой жизни. Андрей много общался с женщинами, и с половой жизнью, которая долгие годы совершенно не развивалась, теперь был полный порядок.
 Кроме того, Андрей решил жить отдельно от родителей и купил в Москве просторную трёхкомнатную квартиру. На момент своего тридцатилетнего юбилея Андрей жил в Москве полтора года, управляя бизнесом, не выезжая из столицы.
 Словом, он полностью состоялся в жизни как удачливый мужчина. Но, как и было сказано, непонятное чувство неудовлетворённости начало мучить его с того момента, когда на ум ему начали приходить сытые, довольные мысли о собственной состоятельности. Андрей ощущал гнетущую, тяжелую пустоту и пытался разобраться в этом. Он искал различную информацию во многих уголках Интернета, в книгах. Но чем дольше длился этот поиск – тем больше Андрей убеждался в его ненужности.
 Потом добавилось острое чувство нехватки. Чего именно – он так и не мог понять, и эта неизвестность заставила его впадать в душевную панику. Начались депрессии.
 А потом в голову ему пришла простая, давно лежавшая на поверхности сознания мысль. И Андрей понял причину своего душевного дискомфорта. В Москве возможности пополнять сексуальный опыт оказались гораздо шире, чем в родном городе, и Андрей этим пользовался. Ночных партнёрш он менял часто, с периодичностью около раза в неделю. Но кроме физического удовлетворения он не получал больше ничего. Именно поэтому Андрей начал задумываться о единственной женщине, в любви к которой он мог бы полностью раствориться. Он даже чувствовал, что сможет дать ей жертвенную любовь, забыв о собственных интересах, и бескорыстно отдаться этому наисветлейшему чувству. Он понял, что живёт ожиданием, но с горечью, каким-то интуитивным чувством догадывался, что это ожидание может оказаться пожизненным.
 В одном сексологическом справочнике, который он купил из чувства ностальгии к юности, Андрей неожиданно нашёл обозначение своего душевного переживания. Весь комплекс его переживаний соответствовал греческому термину «агапэ».
 «Вот-вот,- грустно подумал Андрей, прочитав объяснение термина,- этого самого агапэ и нет в моей жизни. Видать, судьба такая…»
 Установив таким образом причину своей душевной драмы, он несколько успокоился. Обеспокоила его новая неприятная мысль: он уже около трёх лет не видел снов. Ночи проходили в полной темноте, и это тоже не приносило Андрею душевного равновесия.
 Так он и жил – в ожидании светлого, чистого чувства и нового сновидения, способного подсказать направление дальнейшего жизненного пути. И когда проявило себя новое, щемящее сердце странное чувство потери, он отнёсся к этому проявлению как к ещё одному признаку бесконечной депрессии.
 … На этот раз долгожданный сон приснился ему при необычных обстоятельствах: Андрей уже отчаялся и понемногу начал забывать о своей последней надежде.
 И однажды, проведя с очередной подружкой бурную бессонную ночь, затянувшуюся до середины дня, он почувствовал естественное утомление. Проводив девушку, Андрей прошёл в спальню, с наслаждением рухнул на кровать и погрузился в сон. На часах было пять часов вечера.



 Самое странное, что показалось Андрею, - это незнакомая обстановка. Это было отнюдь не бескрайнее море с одинокой пальмой на берегу. Теперь всё было иначе. Пространство сна было сплошь набито незнакомыми людьми. Они сновали в разные стороны, и Андрей сперва пришёл в смятение, увидев эту незнакомую картину. Да и вывеска «Птичий рынок», висевшая над входом в место этого большого скопления народа, никоим образом не прибавляла понимания.
 И тут Андрей наконец-то узнал одного человека среди шумной незнакомой толпы. Это, к радости Андрея, был Федя. Он шёл вглубь рынка, выделяясь среди остальных людей своими грандиозными габаритами. Рядом с ним шёл смутно знакомый Андрею человек. Он был крупно сложен и тоже напоминал культуриста, правда заметно уступал Феде в росте и размерах мышечной массы и казался на порядок старше его. И только при детальном рассмотрении Андрей вспомнил этого человека. Это был знаменитый Джо Вейдер, «отец культуризма», фанатом системы которого был Федя. Андрей сразу же вспомнил лицо американского основателя бодибилдинга, которое часто видел в многочисленных Фединых журналах.
 Федя и Джо Вейдер неторопливо шли по рынку и вели дружескую беседу. Казалось, они совершенно не интересовались ни птицами, ни товарами рынка. Но самое странное, что отметил Андрей в их разговоре – это то, что Вейдер свободно изъяснялся на русском языке, причём, без малейшего акцента.
 - Так ты говоришь, Фёдор,- продолжая начатый разговор, говорил Вейдер,- что вашу страну можно поднять на прежний уровень? Верно?
 - Да,- уверенно отвечал Федя.
 - И у тебя есть конкретные предложения на этот счёт?
 - Конечно.
 - И какого они, позволь полюбопытствовать, рода?- спросил Вейдер, поглаживая усы.- Экономического, социально-культурного, политического?
 - Все эти термины, которые ты назвал, Джо, это взаимодействующие части единого живого комплекса,- ответил Федя.- Одно из них всегда зависит от другого. Но я думаю, что начинать всеобщую переоценку ценностей необходимо с перестройки самосознания самых грязных, низших слоёв населения.
 - Кого ты имеешь в виду?
 - Бомжей и пьяниц, Джо.
 - И что ты предлагаешь?- снова спросил Вейдер.
 - Как я уже сказал, начинать надо с добровольной перестройки глубинных пластов сознания. Сейчас я не могу сформулировать точно все свои мысли по этому поводу. Я просто подсознательно их чувствую…
 - Ну хотя бы в общих чертах, Фёдор,- попросил Вейдер.
 - В общих чертах, Джо, можно сказать так,- начал Федя.- Когда БИЧи и конченые алкоголики перестанут опорожняться в подъездах жилых домов, когда они будут искренне переживать об этих деяниях, когда начнут заботиться о своих детях и по-настоящему страдать и раскаиваться от нанесённых другому человеку оскорблений; в общем, когда они начнут всерьёз задумываться о душе и Боге – только тогда можно будет сказать, что общество начинает избавляться от своих пороков, и страна перемещается на другой, более высокий духовный уровень…
 Вдруг Федя остановился, увидев нечто, как ему показалось, странное.
 Это был конь. Андрей, наблюдавший за происходящим, тоже заметил его и испытал необычайный восторг. Ведь это был тот самый белый конь, появления которого он ждал так долго и с таким нетерпением!
 Но, приглядевшись внимательнее, Андрей не заметил рядом с ним той, ставшей неизменным атрибутом снов, двуствольной пальмы. Это показалось ему странным. Впрочем, как и то обстоятельство, что в этот раз, похоже, никто не изъявлял желание натянуть презерватив на половой орган животного.
 Тем временем Федя изумлённо воскликнул:
 - Красавец! Правда, Джо, красавец?
 Вейдер в ответ утвердительно кивнул, улыбнувшись.
 - Только какого рожна конь стоит на птичьем рынке?!- недоумённо вопросил Федя.
 - Не знаю, Фёдор,- пожал плечами Вейдер,- по ошибке, наверное, забрёл…
 Андрей заметил удивлённые взгляды людей, проходящих мимо коня. Видимо, они тоже не понимали причин появления животного на птичьем рынке.
 А когда Андрей перевёл взгляд обратно на коня, то увидел, что Федя гладит его белоснежную гриву и уводит с собой к выходу.
 И только теперь Андрей увидел не замеченную им ранее деталь в облике животного. На шее коня, на верёвочке, висел дорогой импортный презерватив.



 
* * *



 Всю следующую неделю Андрей провёл в размышлениях. Тяжкие думы обуревали его – он чувствовал, что в сновидении присутствовало определённое послание, и оно, как он догадался, было обращено именно к нему.
 Андрей анализировал послание каждый день и час, где бы ни находился и что бы ни делал. Даже в постели с женщиной он оставался всецело погружён в свои мысли.
 Так было и в тот день – день, когда на него обрушилось озарение. Умышленно заставив девушку принять позицию сверху (чтобы совершать как можно меньше телодвижений самому), Андрей отстранённо наблюдал за её действиями, положив свои руки ей на бёдра, однако думал в который раз о своём.
 «Ну давай, парень, давай… Нутром чую – разгадка близка… Ладно, начнём по-порядку,- решил он, краем уха прислушиваясь к негромким стонам партнёрши.- Что нам даёт этот птичий рынок?.. Ничего, совсем ничего не даёт! Ладно, едем дальше… Федины разговоры с Вейдером опускаем… Так-так-так. Что же это получается – Федя, сам Вейдер и все люди в полной непонятке оказались, когда увидели коня. А если конь – это я, то тогда получается… Получается, что все мои манипуляции с переменой имени и жизненного уклада – просто бутафория,- грустно подумал Андрей,- которая только внешне изменила меня. Это просто я хотел, чтобы мир вокруг изменился вместе со мной. А на самом деле абсолютно ничего не изменилось, моя сущность ясно даёт мне понять, что я остался тем же Андреем. И изменить свой внутренний мир невозможно…»
 При этой мысли он недовольно и обессилено поморщился. Сознание того, что мир не так прост, как ему представлялось раньше, намертво засело в мозгу. Это был его первый ощутимый провал в борьбе с самим собой.
 И тогда его сердце забилось с невозможной скоростью.
 «Стоп!- нервно подумал он.- А пальма?! В этот раз ведь не было никакой пальмы! Я ясно помню, что она присутствовала каждый раз в прошлых снах! Плюс чувство невосполнимой утраты, давящее изнутри накануне… Нет!!- мысленно возопил он, судорожно сжав бёдра подружки, отчего та громко взвизгнула.- Не может быть!..»
 Андрей скинул девушку с себя, вскочил с кровати и начал быстро одеваться.
 - Ты чего, Жор?- удивлённо спросила она, не понимая действий партнёра.
 - Одевайся. Потом дотрахаемся,- довольно грубо ответил Андрей, натягивая непослушные брюки.
 - А я думала, мы с тобой любовью занимаемся,- обиженно скривив губы, протянула девушка.- Ты что, разлюбил меня?
 - Знаешь, Марина,- удивлённо поглядев на неё, словно впервые видел, сказал Андрей,- мне очень не нравится, когда люди путают понятия. Секс и любовь – совершенно разные вещи. Поэтому надо чётко разделять смысл выражений «заниматься сексом» и «заниматься любовью». Запомни это. А если тебе хочется дешёвой романтики – найди себе какого-нибудь сопливого кретина, который будет бормотать всякую чушь, которую ты захочешь услышать, не вкладывая в свои слова никакого смысла.
 - А с твоими понятиями вообще жить нельзя!- истерично закричала обиженная Марина.- Ты сухарь, понял?! Ни одна девушка тебя никогда не полюбит, потому что ты не знаешь, что ей надо! И помрёшь в одиночестве!..
 - Глупая ты,- спокойно сказал Андрей и, отыскав среди разбросанной по полу одежды её джинсы, положил в задний карман 50 долларов.- На такси доедешь. Не обижайся.
 - Да пошёл ты,- с вызовом сказала Марина и демонстративно улеглась обратно на кровать.
 Андрей посмотрел на неё, потом спокойно собрал её вещи и прошёл с ними в коридор. Послышался скрип открываемой входной двери и мягкий звук упавшей на лестничную площадку одежды.
 Андрей вернулся в комнату и впился глазами в девушку. Та поёжилась – во взгляде Андрея было столько концентрированной ненависти, что ей стало не по себе.
 - Вон пошла!!!- рявкнул Андрей так, что у него мгновенно пересохло в горле.
 Марина с круглыми от ужаса глазами секунду смотрела на него, а потом зарыдала и в одном нижнем белье выбежала из комнаты. Ещё через несколько секунд Андрей услышал частые сбивающиеся шаги и надрывный плач девушки, доносившиеся с лестницы.
 Андрей несколько раз глубоко вздохнул. Бешено стучащий пульс никак не отреагировал на эти успокоительные действия. Тогда Андрей подошёл к книжному шкафу, где держал наличные деньги, и достал одну из книг.
 Через пять минут он уже был собран к незапланированному отъезду. В кармане лежали ключи от машины и две тысячи долларов (плюс немного – в рублях). Последний раз окинув взглядом жилище и посмотрев на большие настенные часы, висевшие в прихожей (они показывали половину одиннадцатого), он выключил свет и вышел на площадку. Закрыв дверь, Андрей, перепрыгивая через две ступеньки, побежал к выходу.
 Сев в свой «Пассат», Андрей завёл двигатель и утопил педаль акселератора.
 В аэропорт он приехал через тридцать минут.



 Сутки с небольшим ушли на дорогу домой, потому что после самолёта пришлось пересесть на поезд.
 Ехав в такси по родному городу, Андрей отметил, что за полтора года обстановка нисколько не изменилась. Только на душе у него было так же прескверно, как в последние несколько дней. Андрей ловил себя на мысли, что непонятный страх войти в родной дом с каждой минутой нарастает.
 И когда такси подъехало к подъезду его дома, это ощущение липкого страха только сильнее сжало сердце.
 Расплатившись с таксистом, Андрей встал перед входной дверью и осмотрелся. Он старался оттянуть момент входа в родительскую квартиру. Заметив соседских мужиков, играющих в расположенном рядом дворе в домино, Андрей собрался было подойти к ним, но передумал. Он увидел, что мужики, заметив его, вяло закивали в его сторону и как-то сразу понурили головы, сосредоточившись на игре.
 Андрей глубоко вздохнул и вошёл в подъезд. На площадке между первым и вторым этажами, где висели почтовые ящики, он встретил Нину Васильевну – старую женщину с соседней квартиры.
 - Здравствуйте, Нина Васильевна,- поприветствовал он старушку.
 Та подняла на него глаза и близоруко сощурилась.
 - Ой, Андрюша,- страдальчески прижав руки к груди, сказала она.- Здравствуй.
 - Моих давно не видели?- спросил Андрей, чувствуя, как холодеет в груди.
 - А ты разве… - Нина Васильевна удивлённо посмотрела на него и осеклась, заметив испытующий взгляд Андрея.- Ох, Андрюша… Уж неделю, как схоронили…- виновато проговорила она.
 - К-кого?- заикнувшись от подступившего к горлу кома, прохрипел Андрей.
 - Сначала отца… ох-х-х… а потом, через неделю, и матушку твою, Ирину. Царствие им небесное…- вздыхала соседка.
 Мгновенное бессилие навалилось на Андрея. Сердце больно сжалось, стало трудно дышать. Ему захотелось зарыдать. Он опёрся ватной рукой о стену, опустил голову и мелко затрясся всем телом. Соседка молча вздыхала, жалостно глядя на Андрея.
 Переборов свою слабость, Андрей вытер глаза и повернулся к ней:
 - Почему мне не сообщили?
 - Так мы же никто адреса твоего, Андрюш, не знали,- так же виновато ответила соседка.- А у родителей ведь теперь не спросишь,- она всхлипнула и вытерла набежавшую слезу.- А Федя, друг твой, не открывал, когда стучали. Даже участкового звали – да без толку. Видать, и вовсе дома его не было, Феди-то…
 - Понятно,- Андрей механически кивнул.- А хоронил кто?
 - Тётка твоя приезжала, Вера. С мужем. Они и схоронили.
 - Они и сейчас там… дома?- спросил Андрей, снова запнувшись на слове «дом». Ему казалось, что со смертью родителей это понятие для него осиротело.
 - Там, Андрюш, девять дней ведь на днях. Вот, готовятся. Другую родню обзванивают…
 Андрей ещё раз кивнул.
 - Нина Васильевна,- медленно проговорил он,- а как всё… случилось?
 - Ой… и вспоминать-то тяжко,- тихо вздохнула соседка.- В общем, Гаврила, отец твой, на рыбалку с соседом, Стёпкой, поехал… Да и утонул там, когда тот уснул. Стёпка приезжает, бегает сам не свой, «Утонул!»- кричит. Ирина тогда совсем плохая стала, но не верила до конца. В самом деле – может, ушёл просто. Или заплутал где…
 Андрей почувствовал новый комок, подступивший к горлу, и судорожно сглотнул.
 -… а когда на другой стороне реки рыбаки труп мужской нашли,- продолжала вздыхать соседка,- так Ирину тогда сразу на опознание повели. Она там даже сознание потеряла…- Нина Васильевна снова всплакнула.- В общем, на следующее утро и её не стало…
 Старушка не выдержала и тихо заплакала. Андрей с минуту постоял, бессмысленно глядя в одну точку за окном. Потом повернулся к ней:
 - Успокойтесь, Нина Васильевна. Спасибо вам…
 Соседка слабо отмахнулась и часто закивала. Андрей стал медленно подниматься по лестнице.
 - Заходите… Когда девять дней будет,- на прощанье сказал он.
 Поднявшись на нужный этаж, он подошёл к двери квартиры и, долго удерживая кнопку, нажал на звонок. Дверь открыла его тётка – сестра матери.
 - Здравствуй, тёть Вер,- тихо сказал Андрей и поднял на неё красные измождённые глаза.
 - Андрюш,- начала рыдать она, зажимая губы ладонью.
 - Знаю, как видишь,- упредил он рыдания и обнял родственницу.
 В прихожей появился Верин муж.
 - День добрый, Андрей,- поприветствовал он его и виновато развёл руками.- Видишь, как встретились…
 - Здравствуй, Саша,- пожал Андрей его руку.- Да, вот так и встретились. Хотя, доброго в этом дне я ничего не вижу…
 Андрей прошёл в свою комнату и, не раздеваясь, упал на кровать лицом вниз. Сначала он дал волю чувствам и долго рыдал, уткнувшись лицом в подушку. А потом, измученный плачем, незаметно заснул.
 


 Поминки по случаю истечения девяти дней со смерти его родителей прошли спокойно. Андрей словно потерял голову и пытался заглушить душевную боль невосполнимой потери водкой. Однако он внимательно следил за приглашённой роднёй. Среди их числа были и далёкие родственники, которых Андрей видел чуть ли не впервые в жизни. И он чутко наблюдал за ними, чтобы сразу же пресечь непристойные действия с их стороны, способные, как он был убеждён, осквернить ритуал прощального мероприятия. Поэтому, если бы кто-то из приглашённых, пропустив через себя больше положенной каждому нормы водки, начал играть на гармони непристойные частушки и несовместимые с мероприятием песни (как бывало на многих поминках), - Андрей был готов к недвусмысленному объяснению с подвыпившим родственником. Он свято чтил память о родителях и никому не собирался позволить фривольного поведения на вечере их памяти.
 Но, как уже было сказано, никаких казусов не произошло. И, после отбытия всех родственников, Андрей остался в родительской квартире один. Он ходил по опустевшей квартире и совершенно не знал, что ему делать дальше.
 Утренний поход на кладбище не принёс успокоения в душу. Андрей не мог свыкнуться с мыслью, что родителей больше нет…
 «Что же делать,- думал он, стоя перед открытым шкафом и поглаживая вещи самых близких ему людей.- Вас не стало, а я и подумать не мог, что это случится так скоро. А ведь мы с вами очень мало, до обидного мало общались… хоть и жили в одной квартире… Я не успел сказать вам самого главного, а вы, молча переживая мои странности, прощали мне всё. И мою замкнутость, и неразговорчивость… Вы так и не узнали, что ваш сын достиг такого положения, что мог обеспечить вас и себя на долгое время… Простите меня…»
 Он почувствовал, что сейчас снова расплачется.
 «Нет, киснуть нельзя!- мысленно прикрикнул на себя Андрей.- Надо срочно развеяться. К Федьке, что ли, зайти?..»
 Он подошёл к телефону и по памяти набрал номер друга. Ответа на том конце провода долгое время не было. Наконец, на пятнадцатом или шестнадцатом гудке Федя поднял трубку.
 - Ну?- раздался густой незнакомый бас.
 - А это… кто?- удивлённо спросил Андрей, услышав незнакомый голос.
 - «Болт» в пальто!- неинтеллигентно отозвался бас.- Кого надо?
 - Федю,- так же удивлённо отозвался Андрей.
 - И чего дальше?- человек на том конце провода был в откровенном подпитии.
 - Федяй… ты, что ли?- изумлённо вопросил Андрей.
 - Андрюха?..- после некоторого молчания, вызванного, вероятно, осмыслением услышанного, протянул Федя.
 - Ну ты даёшь, чемпион,- облегчённо сказал Андрей.- Чего это у тебя с голосом? Давно пьёшь-то?
 Федя некоторое время молчал.
 - Про своих знаешь?- наконец пробасил он.
 - Знаю, Федя, знаю. Ты почему, кстати, дверь не открывал, когда к тебе ломились?
 - Запой у меня был!- нервно крикнул Федя. И более спокойно, даже виновато добавил:- Ты уж зла на меня, Андрюха, не держи…
 - Забились,- коротко ответил Андрей.- Ну, а сейчас чего? Мне-то откроешь?
 - Конечно, Андрон,- добродушно ответил тот.- Я тебе всегда рад.
 - Вот и ладно,- сказал Андрей.- Я прямо сейчас подойду.
 - Давай,- с оттенком сочувствия в голосе сказал Федя и повесил трубку.
 Андрей с тревогой отнёсся к только что кончившемуся разговору. Он почувствовал в голосе друга какую-то обречённую усталость, какой никогда не слышал из его уст.
 В ближайшем магазине он купил бутылку водки, догадываясь, что у Феди крупный запой, и ему может понадобиться опохмелка, и направился к нему домой.
 Когда дверь открылась, и в дверном проёме показалась фигура друга, Андрей испуганно отпрянул. Он действительно поразился увиденному.
 - Здорово, брат,- кисло улыбнулся, бросив придирчивый взгляд на своё тело, заросший недельной щетиной Федя.- Пойдём в комнату. Скоро всё узнаешь.
 Андрей прошёл по грязной, заставленной разными бутылками квартире и сел на предложенный Федей стул. Сам же Федя уселся на табуретку напротив. Между друзьями стоял кухонный стол с остатками пищи и пустой водочной бутылкой.
 - Спасибо, что принёс,- кивнул Федя на принесённый Андреем «подарок».- Ты меня всегда понимал… Открывай, чего на неё глядеть.
 Андрей свинтил пробку с горлышка бутылки и, протянув её Феде, спросил:
 - А где Светка-то?
 Федя, приложившись к горлышку, сделал три богатырских глотка и, занюхав рукавом вылинявшей старой рубашки, ответил:
 - Слиняла, сучка крашеная. Развод теперь мутит. В падлу ей с жирным импотентом жить стало…
 Андрей взял со стола бутылку, отхлебнул из неё и снова уставился на Федино тело. Таких перемен в организме он ещё не видел. Когда-то плотная, огромных размеров, отточенная мускулатура друга превратилась в сплошное жирное месиво. Тело покрывали сплошные жировые отёки. Грудь Феди увеличилась до таких непропорциональных размеров, что приняла подобие женской. Что же до веса – то казалось, что Федя весит килограмм сто пятьдесят.
 - Вот-вот,- горько усмехнулся Федя, глядя на исследующего его тело Андрея.- Видал, Андрюха, как бывает?
 - А как так… получилось?- прохрипел удивлённый Андрей.
 - А вот так,- резко гаркнул Федя.- Пока со Светкой, мать её, кувыркался, не заметил, как качаться перестал. И с режима питания съехал. А потом вообще рукой на всё махнул. Завязать решил, понимаешь?
 Андрей задумчиво кивнул.
 - Устроился в зал наш – пацанов тренировать, типа инструктором. Всё для неё делал, чтобы побольше времени с ней проводить. Засосала, короче, жизнь семейная… А с полгодика назад начал превращаться в то, что сейчас сам видишь,- Федя снова приложился к бутылке.
 - И чего врачи говорят?- спросил Андрей.
 Федя пьяно усмехнулся и начал загибать пальцы:
 - Гинекомастия, импотенция, вернее… как там её… эректильная дисфункция – во! Плюс ещё это… нет, сейчас не вспомню. Короче, задержка воды…- Федя поднял на него красные печальные глаза.- Продолжить?
 Андрей молча отрицательно покачал опущенной головой.
 - Такие вот, Андрюха, дела,- заключил Федя и снова приложился к бутылке.
 - А что за причина? Чего врачи-то говорят?- спросил Андрей.
 - Причину я тебе сам могу сказать,- грустно ответил Федя.- От «химии» всё, понял?! Кололись, как лошади, - вот тебе и причина! Знал бы, что так… в шахматисты бы пошёл,- признался он, и по его небритой щеке пробежала скупая мужская слеза.- Чего замолчал-то?- спросил он у притихшего Андрея.
 - Ты знаешь, Федяй,- начал Андрей,- только не обижайся, ладно? Вот гляжу я на тебя и думаю: начиналось-то вся твоя самодеятельность, если хорошо покумекать, с присущего человеку инстинкта самосовершенствования, правильно?
 - Вот-вот,- горестно подтвердил Федя.
 - И твой пример, как, в принципе, и пример многих других культуристов и представителей силовых видов спорта, - просто ещё одно подтверждение этому. Выходит, в человеке изначально запрограммирован и противоположный, довольно страшный с точки зрения мироздания, инстинкт – инстинкт саморазрушения…
 - По ходу, так и есть,- согласился Федя, сделав очередной глоток.
 - И это предположение,- продолжал Андрей,- можно применить ко всему человечеству, даже к людям, не занимающимся спортом. Видимо, повинуясь этому инстинкту, люди и совершают бесчеловечные поступки – убийства, войны… революции даже, если смотреть вглубь. Но, как показывает ход истории, никто об этом не задумывается, а если и задумывается – то всё равно ничего не может сделать. Против программы не попрёшь… Вот я и думаю – наверно, человеческая цивилизация изначально запрограммирована на страдания и гибель. А Конец Света произойдёт. И произойдёт он только по нашей, человеческой вине…
 Федя внимательно выслушал речь Андрея и допил остатки водки. Потом швырнул пустую бутылку в угол и, зевнув, сказал:
 - Больно грузишь, Андрюха. Может, продолжим?- кивнул он на катящуюся из угла бутылку.- Сгоняешь инвалиду за добавкой?
 - Можно,- ответил Андрей. Он и не ждал от Феди другой реакции – тот совершенно не изменился с далёких школьных времён.



 Они пропьянствовали целый день – каждый по своей причине.
 Но к концу «мероприятия» Андрей, вопреки уговорам друга, пошёл ночевать домой. Ему всё ещё казалось, что происшествия последних дней были просто страшным, затянувшимся сном. И, в пьяном бреду направляясь домой, он всем сердцем верил, что наконец-то проснётся, и входную дверь ему откроют родные и самые близкие люди. Он даже простоял у двери родительской квартиры несколько минут в ожидании услышать знакомый с далёкого детства звук шагов, но…
 В конце концов, он вернулся в суровую реальность и с тяжким стоном полез за ключом. Андрей понял, что больше никогда не дождётся этих умиротворяющих душу шагов, ласковых слов матери и добродушного ворчания отца.
 Войдя в пустую и тёмную квартиру, он, не включая света, сел на пол в прихожей и уронил голову на грудь…



 Как и следовало ожидать, события нового сна происходили в прежней, уже хорошо знакомой обстановке. На песчаном берегу бескрайнего моря, простиравшегося до самого горизонта, стоял белый конь. Он выглядел настолько безупречно, мужественно и независимо, что им можно было любоваться бесконечно. Это был настоящий взрослый самец в полном расцвете сил. Пальмы рядом с конём, стоящим на небольшой лужайке, не было, и Андрей, наблюдавший за происходящим, с чувством безнадёжной печали отметил этот факт.
 Возле коня на сочной зелёной траве лежала упаковка с дорогим импортным презервативом.
 А рядом с конём находился человек, в котором после секундного замешательства Андрей узнал Федю. Федя был на пике физической формы – именно таким, каким запомнил его Андрей перед отъездом в столицу.
 Он сидел рядом с конём и распаковывал упаковку неизвестного Андрею медицинского препарата. На лужайке лежали использованные ампулы с пустыми коробками и медицинские шприцы. Андрей прочитал названия на коробках – «Омнадрен 250», «Сустанон 250», «Stromba», - но так ничего и не понял, лишь смутно предположил, что это – названия различных анаболических стероидов.
 Тем временем Федя, вскрыв очередную ампулу и набрав её содержимое в шприц, ввёл иглу в прекрасно развитую мышцу ноги коня и, медленно давя на поршень шприца, сказал:
 - Вот это – атомная штучка. Летать с неё будешь, как Пегас!
 Конь спокойно стоял и щипал траву под копытами. А Федя, вколов содержимое шприца и вытащив иглу из мышцы животного, собрал неиспользованные упаковки и, сунув их в карман спортивных штанов, встал на ноги.
 - Ну вот, вроде по-братски поделили,- сообщил он коню, погладив его по загривку.- Сейчас вот сам заряжусь – и на «Мистер Олимпию» рвану…
 Федя ушёл. И тут неожиданный порыв ветра ворвался в тихое солнечное пространство сна.
 И откуда-то с юга прилетела ласточка. Она пролетела низко-низко над водой, потом пролетела мимо коня и нагадила прямо на упаковку с презервативом.
 Когда ласточка исчезла из поля зрения, с причала подошёл апостол Андрей. Он был в том же одеянии, что и в первый раз своего появления. Подойдя к испачканной упаковке, апостол присел на корточки и внимательно осмотрел её. И потом, разведя руками, обращаясь к коню, сказал:
 - Вот такие дела…- и ушёл, засунув руки в карманы белого боксёрского халата.





 Часть 8: Пегас



 … Андрей проснулся оттого, что почувствовал сильную боль в шее. С закрытыми глазами он несильно повращал головой, восстанавливая затёкшие мышцы. И только после этого он медленно открыл глаза.
 Перед глазами возникла странная картина. Это было чёрное, бескрайнее небо. На Андрея надвигались бесчисленные белые точки звёзд.
 «Неужели всё?..»- оторопев, подумал он. Но, заметив конечность в очертаниях неба, несколько смутился. А через секунду запрокинул голову и зашёлся мелким беззвучным смехом.
 Он понял, что и небо, и звёзды – не более, чем анимационная заставка на экране его компьютера. Кажется, она называлась «Сквозь Вселенную». Также Андрей понял и причину болезненного пробуждения – он до поздней ночи сидел за компьютером и там же, за столом, и заснул, причём в очень неудобной позе.
 Отсмеявшись, Андрей принял более удобное положение за компьютерным столом, пошевелил мышкой, вызвав заставку рабочего стола, и взглянул в правый нижний угол экрана. На часах было 09:30.
 Стрелка мыши осталась на цифрах электронных часов, и через некоторое время над цифрами появилась табличка. «3 ноября».
 Андрей несколько секунд разглядывал появившуюся надпись, а потом в его мозгу словно что-то щёлкнуло, заставив тут же, без промедления вызвать недоумённую мысль. «Как - третье? Не может быть!.. Выходит, второе уже прошло,- с искренним разочарованием подумал он.- Такие вот дела… Тридцать три года стукнуло – очень важный, с точки зрения религии, возраст… А ты и забыл! Такую дату забыл…»- мысленно отчитал он себя.
 И стало ему невыразимо грустно. Ведь день собственного рождения был для него праздником, которого он каждый год ждал с детским нетерпением. Кроме того, это был единственный день в году, когда он чувствовал единственную (пусть, слабую и призрачную) связь с окружающим миром, день, когда он хоть немного отстранялся от своих мыслей и начинал понимать, что пребывание его на земле хоть как-то, но осмыслено.
 Андрей встал со стула и, превозмогая ноющую боль в затёкших за ночь мышцах и суставах, подошёл к окну. «Раз уж вчера не довелось,- подумал он, глядя на утренний городской пейзаж за окном,- придётся сегодня подводить ежегодные итоги… Хотя, подводить, в принципе, нечего…»
 И хотя он собирался думать только о событиях прошедшего года, незажившая после трагических событий трёхлетней давности душевная рана с упрямой настойчивостью вновь вторглась в сознание.
 Теперь Андрей испытал знакомую уже боль потери – такую нестерпимую, словно перенёсся на три года назад. Картины воспоминаний стояли у него перед глазами, и сами глаза наполнялись слезами бессильной злобы.
 … Тем самым утром, наступившим после ночного прихода домой с пьянки с лучшим другом, Андрея, ещё не отошедшего от потери родителей, постигло новое несчастье. Он узнал о гибели Феди. Тот, видимо, от избытка алкоголя в крови, потерял равновесие (а он сидел на подоконнике открытого настежь окна – именно таким запомнил его Андрей, уходя) и выпал из окна своей квартиры. От сотрудников милиции, сославшихся на заключение экспертизы, Андрей узнал, что смерть наступила мгновенно. Как и то, что она произошла по причине несчастного случая («по стечению обстоятельств», как говорилось в протоколе), и дело было сдано в архив.
 В течение последующих двух дней Андрей беспробудно пил, запершись в квартире. Пил и плакал. Плакал от двойной невосполнимой потери, которую преподнесла ему судьба, в одночасье отняв жизни родителей и лучшего друга…
 А на третий день он связался с Федиными родителями и, протестуя их отказу, взял оплату ритуала погребения на себя.
 «За что мне это?- думал он, глотая горькие слёзы перед закапываемым гробом.- И что теперь делать? Мне, у которого отобрали жизни любимых людей, жизни, из-за которых и делалось осмысленным моё существование?.. А ведь сон накануне был действительно вещим. Только зачем он приснился так поздно, когда я уже не в силах был ничего изменить?..»
 И на следующий день он собрал все вещи, что оставались в родительской квартире, и уехал в Москву. Он не мог больше находиться в городе, в котором раз и навсегда расстался с любимыми людьми. В городе, где каждый предмет напоминал о них, одновременно заставляя понимать, что их больше нет…
 Но теперь, по прошествии трёх долгих и, казалось, бессмысленно прожитых лет, эта боль несколько притупилась. И слёзы, застывшие на глазах Андрея, так и не окропили его щёк. Они просто ушли обратно, в глубину глазных яблок, чтобы потом, при более остром приступе одиночества, пролиться изо всех сил.
 Постояв у окна несколько минут, Андрей вернулся к компьютеру. Он решил забыться, отогнать от себя тяжёлые мысли, и по опыту знал, что блуждание в Интернете – самый действенный способ. Кроме того, он хотел оттянуть момент, когда разум заставит его заняться самоанализом на тему подведения итогов прожитых лет – он чувствовал, что ему нечего себе сказать.
 Он набрёл на какой-то чат и начал читать различные сообщения. Среди множества откровенно глупых и, соответственно, не требующих ответа сообщений, он наткнулся-таки на то, которое заставило его проявить интерес. Выглядело оно так:

 Всем Hi! Кто чего знает об американских труднопереводимых матерных выражениях – сигнальте! Сделайте милость жадному до информации молодому филологу. Заранее большой Thanks! HUNTER :-)

 Тут в Андрее проснулся долгое время дремавший патриот. Сообщение задело его за живое. Он собрался с мыслями и набрал на клавиатуре следующее:


 В ответ на необдуманный призыв так называемого HUNTERa, позволю себе сказать: сынок, не забывай, откуда ты родом! Американская культура – это сплошные дебри абсолютной бездуховности. И ты, как филолог, должен об этом хотя бы догадываться. В твоём нахальном приветствии «Hi» нет ни намёка на духовное обращение, в то время как в исконно русском слове «Здравствуй» при возвращении к этимологии – пожелание здоровья. То же можно сказать и про «Thanks» - обычная благодарность. А «Спасибо» - это выражение, произносимое с душой. «Спаси Вас Бог» - означает. Отсюда следует вывод о полной бездуховности этой нации. Поэтому настоятельно советую тебе направить свои исследования в родную, русскую область. С тем же русским матом открывается множество возможностей. Наш мат – это культурное достояние народа, концентрированное выражение национальной идеи, что бы ни говорили против этого всякие интеллигенты! Такие дела, HUNTER. Прими и пойми. PARADOX :-\

 Напечатав и отослав это, Андрей почувствовал удовлетворение.
 «Видимо, мат на самом деле прочно входит в нашу жизнь, раз его изучают и всячески муссируют»,- подумал он. И тут новая мысль ворвалась в его сознание. «Быстрее,- думал он, обуреваемый жаждой деятельности.- Надо найти тот «Самиздатовский» сайт!»
 На него накатило нежданное вдохновение. После десятиминутного поиска Андрей наконец-то нашёл тот сайт и замер в ожидании нового порыва. Когда же он снова наступил, на заранее подготовленную бумагу начали ложиться неровные строчки нового творения Андрея.
 С этим стихом пришлось, однако, потрудиться. На его создание у Андрея ушло около получаса напряжённой работы. Он чувствовал, что смысл его произведения настолько глубок, что рифма никак не хочет подбираться, и относился к написанию как к тяжёлой, но необходимой и важной общественной работе. И поэтому упорно продолжал начатое дело.
 И вот, наконец, стихотворение было готово, и Андрей с чувством собственного достоинства начал неторопливо набирать его печатный вариант на клавиатуре.
 А когда и на экране появилась полная версия произведения, он с хрустом сжал пальцы и прочитал его от начала до конца:

«Калмык» /основано на рассказе о действительном историческом факте/
(рабочее название: «Мат как составляющая Русской Национальной Идеи»)
автор – Paradox


В советской сельской школе,
в великий разгар «пятилеток»,
Марь Санна, учитель,
 на добром слове
учила общаться деток.
Партийной была. В общем, этим гордилась.
И вежливости знала цену.
Но к мату, ругательствам не примирилась –
наказывала.
 Но знала меру…

* * *

«Мы будем сегодня слова составлять,
но чтоб начинались, ребята,
они с тех же букв, что я вам диктовать
 буду.
Помни, Петруша, - БЕЗ МАТА!»

Весь класс 5-й «б» захихикал.
Взглянуло всё стадо голов
туда, где с довольной ухмылкой
сидел главный их сквернослов.

… Прошли и буквы «А», «Б», «В»,
и «М», и «Н», и «Л».
Как вдруг попалась буква «П» -
и руку Пётр воздел.

«Вот Пете я сказать не дам –
он слова в кармане не ищет.
Скажи лучше ты слово, Галочка, нам».
И Галочка выдала: «Пища!»

Но вот и до «Х» добрались наконец,
за живое Петюню задев.
Он руку тянул всё, тянул, но – конец:
Галя сказала: «Хлев».

… Обиделся Петя на педагога.
Когда же глаза заплыли,
взглянул исподлобья на Марью он строго,
сказав: «Букву «К» позабыли!»

«И вправду, забыли,-
 сказала Марь Санна,-
ну что ж, Петя, дай мне ответ».
Сама же подумала:
 «Вроде, без мата.
На «К», вроде, мата и нет…»

Поднялся Петюня, ликуя.
Надменно на класс посмотрел.
И громко:
 «Калмык с большим х..ем!»-
сказал он довольно.
 И сел…

 Андрей отправил сообщение, содержащее данное стихотворение, на сайт и удовлетворённо откинулся на спинке стула. «Вот оно – послание мировому сообществу,- довольно думал он.- Стихотворение о неискоренимости и всеобъятности русского мата. Теперь можно смело утверждать, что общественно-полезная работа – за мной…»
 Он почувствовал необычайную лёгкость в организме. И в этот день решил больше не думать о грустном, а полностью сосредоточиться на жизненных думах.



 Последнее время Андрей полностью отдавался размышлениям о мучавших его постоянно парадоксах, которые он замечал во всех свойствах и проявлениях жизни, во всех поступках и фразах окружающих его людей, в книжных словах и выражениях… Даже в самом смысле жизни.
 Его цепкий ум моментально реагировал на появление нового парадокса и сразу же начинал обрабатывать его в сознании путём анализа и выявления самой причины парадоксальности…
 На следующий день, после своей второй литературной попытки, носившей, как ему казалось, важную социальную информацию, Андрей проснулся с чувством твёрдой уверенности в том, что сегодняшний день станет для него неким открытием в его исследовании, направленном на осмысливание человеческого существования. Он с удивлением заметил, что в последнее время постоянно задумывается о глобальных, общечеловеческих темах, что в ранние времена случалось с ним не так уж часто. Теперь же он буквально бредил этой темой, засыпая и просыпаясь с мыслями о ней.
 И тем не менее, Андрей не нашёл иного выхода, чем начать новый день с банального просмотра телевизионных передач. Он улёгся на свой диван, стоящий посреди просторного зала вдоль стены, противоположной стене, где размещался огромных размеров плоский телевизор, и нажал на кнопку пульта. Его внимание привлёк пожилой член бывшего Политбюро, дававший интервью в домашней обстановке.
 - … Совершенно верно, Николай,- продолжал он беседу, обращаясь к ведущему.- По этому поводу вспоминается очень подходящий анекдот.
 - Интересно было бы услышать,- подал голос телеведущий.
 - Когда Гитлер узнал, что Муссолини на центральной улице подвесили за ноги и оставили умирать – он с искренним изумлением воскликнул: «Какая жестокость!..»
 - Ха-ха-ха,- деланно рассмеялся ведущий.- Действительно, парадокс…
 Андрей вздрогнул. «Неужели послышалось?»,- недоверчиво подумал он. И вдруг заметил, что изображение на телевизионном экране перекосилось, а потом и вовсе задрожало мелкой рябью.
 Когда же изображение приняло первоначальный вид – картинка уже сменилась. Кроме того, она сделалась чёрно-белой. На экране появилось изображение полутёмной комнаты, в центре которой, на столе, одиноко горела свеча. За столом сидели два человека, угрюмо обхватывавших головы.
 «Дзержинский! Ленин!!»,- пронеслась в голове Андрея невероятная мысль.
 Тем временем Дзержинский, достав из-под стола бутылку с плескавшейся в ней мутной жидкостью, показал горлышко Ленину и тихим голосом, заговорщицки сказал:
 - Ну что, Владимир Ильич, - по триста?
 Ленин часто замотал головой:
 - Нет, до’огой, тепе’ь - по соточке. А то вче’а по т’иста дё’нули – так я чуть с б’оневичка не упал…
 Дзержинский понимающе кивнул, сверля собеседника цепким взглядом, и протянул Ленину наполненный под столом стакан. Ленин за два присеста осушил его и поморщился, занюхав вытянутой из кармана кепкой. Дзержинский, продолжая сверлить его взглядом, отхлебнул прямо из бутылки.
 - Слушай, Филя,- после минутного молчания с прищуром спросил Ленин,- а что я вче’а за ахинею п’о ’еволюцию нёс?..
 Дзержинский степенно разгладил бороду и так же тихо ответил:
 - Смысл, Владимир Ильич, довольно трудно было разобрать. Однако вы делали основной упор на довольно часто повторяемое вами утверждение, что «каждая кухарка должна научиться управлять государством».
 - Ну всё, всё, пе’естань,- замахал на него руками Ленин.- Сам знаю, что маху дал…
 Дзержинский неопределённо повёл головой.
 - Да-а-а,- снова схватившись за голову, разочарованно протянул Ленин,- вот незадача… Когда-нибудь п’олета’иат поймёт, что его, мягко гово’я, ввели в заблуждение. И ведь слов назад не возьмёшь…- Тут он внезапно с надеждой взглянул на Дзержинского:- Как думаешь, на какой с’ок можно будет п’одлить данное внушение?
 Дзержинский на секунду прикрыл глаза, а затем с невозмутимой уверенностью проговорил:
 - Если удастся удержать политику Железного Занавеса, и если руководство страны не поддастся влиянию противодействующего Запада, - около семидесяти лет.
 Ленин грустно покачал головой.
 - Обидно,- тихо сказал он, глядя в далёкую точку за спиной собеседника.- Потому, Филя, обидно, что я почему-то иск’енне ве’ю, что именно эта политика является максимально п’иближённой к идеальной…
 - Человеку свойственно саморазрушение,- невозмутимо сказал Дзержинский, и Ленин снова горестно закивал в ответ.
 - Ну ладно,- вдруг бодро сказал Ленин,- п’едоставим небо птицам… А что ты думаешь о введении те’мина «ВЛКСМ»?
 - Думаю, что он, как и многие другие, получит путёвку в жизнь,- тихо ответил Дзержинский.- Однако, когда в народных массах пройдут первые волны недовольства, его начнут осквернять расшифровками вроде «Возьми Лопату, Копай Себе Могилу» или что-то вроде этого. Позволю себе заметить, что именно такие попытки и несут в себе первые зачатки бунтарских настроений.
 - Понимаю,- проговорил Ленин.- Однако мы отвлекаемся от п’облем насущных. Пойдём.
 Они встали и направились к выходу.
 Рябь мгновенно исчезла. Андрей устало протёр глаза и снова посмотрел на экран. Но увидел там лишь глупый рекламный ролик.
 «Так и делается, наверно, революция,- вяло потекли его мысли.- Сначала «ботве» преподносится пара сомнительных лозунгов, облачённых, как ни странно, в логически выверенную теорию. Причём, революционеры прежде всего должны на подсознательном уровне улавливать общее настроение толпы. Потом эти изречения с металлом в голосе выдаются на общее обозрение как единственно верные и неоспоримые. И – всё. Дело сделано… И в каждом слове бунтарщика стадо слышит то, что хочет услышать…
 А ведь на самом деле всё это – лишь слова, и ничего более. Всё в этой жизни состоит из слов. Неважно, каких. Потому что язык человеческий на самом деле отнюдь не совершенен. И различные слова, порой даже одинаковые, можно при желании трактовать сугубо индивидуально… А ведь это означает только одно,- осенило его,- что изначально человеку была дана абсолютно вся информация мироустройства. Но, с развитием общения, он потерял это, блуждая в бесконечно расширяющемся пространстве слов – терминов, понятий, суждений. Человек с каждым веком становится цивилизованнее и тем самым только дальше отстраняется от начальной и конечной точки своего развития…
 Ему изначально было дано ВСЁ. Но он безнадёжно проехал свой «золотой» период «Альфы и Омеги» и пошёл по альтернативному, конечному варианту развития. Видимо, само слово «развитие» является отождествлённым синонимом разрушения. Человеческая цивилизация не вечна…»
 Андрей откинулся на диване и закрыл глаза. Он знал, что только что вывел аксиому конечности цивилизации. Но от осознания этого на душе стало тоскливо. Он чувствовал полную беспомощность своих теоретических выводов.
 «Вот тебе и полная никчемность философии как созидающей науки,- неожиданно подумал он.- Потому что все её потуги сходятся на только что выведенной мной аксиоме. А в остальном – просто наука ни о чём. Переливание из пустого в порожнее».
 Глаза его увлажнились. Андрей впервые за всю свою жизнь так серьёзно задумался о судьбе человечества, частицей которого он являлся. Невыносимая горечь растеклась по всему сердцу.
 Пролежав, терзаемый думами подобного характера, ещё несколько минут, он вдруг решительно встал с дивана и начал волнительно прохаживаться по комнате. «Нельзя, господин Коновалов, себя так терзать,- убеждал он себя.- Так и до суицида додуматься можно…»
 И он невероятным усилием воли заставил себя уйти от безрадостных мыслей, казалось, наводнивших всё сознание, и стараться думать о чём-либо нейтральном. Тема нехотя, но всё же нашлась.
 «А анекдот по «ящику» интересный дядька задвинул,- криво усмехнулся он.- Да и «глюк» этот недавний про Ленина с Дзержинским тоже, кажется, из смешных диалогов состоял, по крайней мере в начале. Я, вроде бы, где-то даже слышал очень похожие анекдоты…
 Анекдоты… Главный принцип всех анекдотов – парадокс. Это всем известно. Но я же совершенно чётко вижу, что жизнь человеческая состоит исключительно из великого многообразия тех же парадоксов! И какой же из этого следует вывод? Да он сам напрашивается: жизнь – это сплошной парадокс. Или анекдот, что в принципе одно и то же. Даже не театр, если рассудить здраво.
 Вот и приплыли, господин Коновалов. Ещё к одной аксиоме приплыли. Парадокс – это не просто нелепость, а единственная и необходимая метафизическая субстанция мироздания…»
 Он почувствовал, что направление мыслей снова принимает неутешительные формы. Решив, что ему просто необходим отдых от невесть откуда навалившейся на него информации, Андрей не нашёл лучшего выхода, чем просто напичкать себя снотворным и побыстрее забыться.
 Так он и сделал в следующую минуту, благо пачка снотворных таблеток – вечная спутница частых в последнее время бессонных ночей – быстро нашлась среди хранившихся в квартире медицинских препаратов.
 Андрей быстро и незаметно, с облегчением погрузился в сон.



Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто – в Иисуса,
кто ни во что не верит, даже в чёрта, назло всем.
Хорошую религию придумали индусы, -
что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Стремилась ввысь душа твоя –
родишься вновь с мечто-о-ю.
Но если жил ты, как свинья, -
останешься свиньё-о-ю.

 Это были первые звуки окружающего мира, которые ворвались в сознание Андрея после пробуждения. Он с трудом разлепил один глаз и заставил себя приподнять голову. Он увидел на экране огромного телевизора сменяющие друг друга чёрно-белые кадры. Также Андрей заметил, что во всех этих кадрах присутствует Владимир Высоцкий.
 «Документальный фильм о Высоцком,- мгновенно отметил он.- Выходит, я даже телевизор забыл выключить».
 Он вернул голову в начальное положение и только тогда почувствовал, с каким непослушанием и болевыми ощущениями реагирует тело на даваемые мозгом команды. Исходя из этого, Андрей пришёл к выводу, что проспал целые сутки.
 И тут же перед закрытыми глазами появилась вспышка. Он понял суть прослушанного только что песенного отрывка.
 «Вот почему мне не даёт покоя последний сон,- чувствуя учащение пульса, рассуждал он.- А ведь тогда, три года назад, я думал, что это было просто предостережение, вещий сон. Теперь же ясно видно, что конь из моих сновидений – это не только я, это, наверное, моя душа, жившая или живущая в другом измерении! Как же всё непросто…
 Стоп!- вдруг подумал Андрей, и его обдало жарким потом.- Там же ещё была ласточка, нагадившая на упаковку! И апостол Андрей. Ведь это – явный намёк на божественное вмешательство…
 А песня?- с новым приступом отчаянного понимания подумал Андрей.- Что там было сказано? Если душа стремится ввысь – это признак благополучного перерождения. По крайней мере, в таком контексте.
 Действительно, что-то должно произойти. Но что?..»
 И тогда его посетила новая дерзкая мысль. Он встал с дивана, переборов боль в ещё не отошедшем ото сна организме, и решительно направился к входной двери квартиры. На пороге он всё-таки задержался, решив надеть дорогой чёрный плащ. И, посмотрев в настенное зеркало и поймав собственный решительный взгляд, вышел из квартиры.
 Андрей зашёл в ближайшую аптеку и купил пачку самых дорогих презервативов. А дальше действия его приобрели сомнамбулический характер, и он, повинуясь одному ему ведомому плану, начал выполнять его пункты, словно робот, выполняющий данную ему задачу.
 Он зашёл в один из подъездов своего девятиэтажного дома и поднялся на верхний этаж. Выломав еле держащийся на петлях люк, Андрей вскарабкался по миниатюрной лестнице и пробрался на крышу дома. И там, усевшись около одной из труб, он совершил последние приготовления к эксперименту, который решил проделать. Он сел, спиной облокотившись о поверхность кирпичной трубы, расставил ноги как можно шире и положил между ними упаковку презервативов.
 «Все слова сказаны, и все мысли додуманы до конца,- словно в гипнотическом трансе, не слыша шума окружающего мира, подумал Андрей.- Теперь остаётся только ждать». Он взглянул на ручные часы. Они показывали пятнадцать минут седьмого. «Скоро стемнеет,- догадался Андрей.- А спать нельзя…»
 Он запрокинул голову, расслабил мышцы шеи и уставился на вечернее ноябрьское небо бессмысленным взглядом. Поток мыслей устремился в обычное анализаторское русло. «А ведь так может пройти не один день,- абсолютно спокойно и инертно думал Андрей.- Много дней без еды и сна. Да и откуда сейчас, в ноябре, взяться птичке?..»
 И тут, словно в опровержение его мысли, с севера пришёл неожиданный порыв сильного холодного ветра. В груди у Андрея похолодело. Он устремил взгляд на север, откуда пришёл ветер, и с необычайным удивлением разглядел небольших размеров птицу, стремительно летевшую прямо на него. Это была ласточка.
 Пролетев в каких-нибудь трёх метрах над его головой, ласточка как будто уронила что-то из недр своего тела и так же стремительно упорхнула к югу.
 Побледневший Андрей медленно перевёл взгляд под ноги. На упаковке презервативов была видна свежая серая масса, от удара растёкшаяся по всей картонной поверхности.
 Андрей мгновенно почувствовал, что сердце заработало с бешеной скоростью. Виски сдавила мучительная боль. Из глаз словно хлынули ярчайшие искры невозможного света. Андрей бессильно упал на бок и потерял сознание…



 Была глубокая звёздная ночь. Лунный диск освещал своим мистическим светом всё море, отражаясь в каждой его волне. Стояла необычайная тишина. Где-то вдалеке виднелись контуры причала, о которые бились слабые волны, не издавая, однако, никакого звука.
 На берегу ночной реки стоял великолепный, белоснежный Пегас. Он словно светился изнутри, и мощные его крылья, расправленные в стороны, тоже излучали сияние.
 От Пегаса отошёл ослепительный апостол Андрей. Его белый боксёрский халат неимоверно светился, заливая светом поляну.
 - Кто знает, что ждёт нас за пределами этого мира?- говорил он самому себе, удаляясь.- И кто знает, какая форма существования бывает за пределами сознания? Самый важный вопрос человека – это «Что ждёт нас ТАМ?» А что, на самом деле, нас ТАМ ждёт? Это и есть самый страшный и в то же время бесконечно желанный парадокс человеческого бытия. И испытать его на себе – значит, понять сущность всего НЕПОНИМАЕМОГО и этим найти все ответы…
 Апостол отходил всё дальше и дальше, пока его фигура не стала похожа на яркую точку. И внезапный ветер, налетевший со всех сторон, подхватил эту светящуюся точку и навсегда унёс в небо.
 Пегас, фыркнув и победно заржав, стремительно сорвался с места и с красотой гигантской птицы взмыл ввысь, прямо за ослепительной точкой.
 На берегу реки, освещаемая тусклым светом Луны, одиноко лежала упаковка презервативов…



* * *



 В круглосуточном ресторанчике на окраине Москвы, за столиком у окна сидел Андрей. Он был сильно пьян. Перед ним стояли три бутылки водки. Закуски на столе не было.
 В который раз поднеся полный пластиковый стаканчик к губам, он вылил содержимое в рот, не почувствовав ни малейшего вкуса. Занюхав тыльной стороной ладони, сжатой в кулак, Андрей взглянул на ручные часы. «Час ночи,- отрешённо подумал он.- И что же делать дальше?..»
 На этот вопрос он не нашёл внятного ответа. И эта беспомощность угнетала его с каждой минутой всё больше. Кроме того, пульсирующая боль в голове, словно налитой чугуном, не давала покоя. Андрей остро ощущал полное внутреннее опустошение и безразличие ко всему происходящему.
 «И что дальше?»,- снова с горечью подумал он и, практически без перерыва, вылил остатки водки из последней бутылки в стаканчик и залпом выпил.
 Он отключился от реальности сразу после того, как опустил голову на деревянный стол и услышал тихий звук падения опрокинутого стаканчика.



 … Было раннее утро. Андрей, путаясь в ногах, упорно преодолевал последний квартал перед домом.
 Заметив, что на земле лежит свежий слой первого, выпавшего за ночь снега, он ни с того ни с сего начал тихо напевать песню Высоцкого «Кони привередливые», слова которой выучил наизусть около года назад.
 - В-вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю,- самозабвенно пел он, старательно выговаривая слова,- я коней своих нагайкою стегаю-погоняю… То ли воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю… чую с гибельным восторгом… «Пропадаю… пропадаю!» Чуть помедленнее, кони… чуть пом-м-медленнее!.. Не указчики вам кнут и плеть… но что-то кони… мне попал-лись… приверед-ли-вые… коль дожить не успел, так хотя бы-ы-ы допеть… Я коней напою-у-у, я куплет допою… хоть мгновенье ещ-щё… постою… на краю!..
 Тут Андрей заметил одну странность: хоть снег и выпал, но ни одной снежинки вокруг нет. Однако эта мысль сразу же покинула его мозг как абсолютно непродуктивная.
 - Сгину я… меня пушинкой… ураган сметёт с ладони, и в санях м-меня галопом… повлекут по снегу утр-ром,- продолжал петь он.- Вы на шаг нетороплив-вый… перейдите, мои кони… хоть немного, но пр-родлите… путь к последнему приюту-у-у…
 Вдруг он заметил одинокую, ослепительно сверкающую снежинку, неторопливо пролетевшую мимо.
 - Мы успели!- неожиданно закричал он.- В гости к богу не бывает опозданий!- И уже прежним, тихим голосом, не выпуская снежинку из вида, отчаянно проговорил:- Так что ж там ангелы поют… такими злыми… голосами?..
 В обозримом пространстве стал виден его дом. Снежинка летела прямо к подъезду его дома. Андрей протянул руки и побежал за ней…