Шолом алейхем
Прибытие на гастроли в Харьков еврейского музыкального театра произвело в городе маленький ажиотаж.
В чем он заключался? Во-первых, в кои-то веки! Во-вторых, и это все на еврейском языке!
Как говорят американцы: "Передохни, выпей кока-колу!"
Встала проблема, где взять билет? Я не еврей, скажу сразу. Но билет хочу.
— Алло, Геня, — взял я телефонную трубку. — Помнишь, ролик показывали "Тум, балалайка!" в Америке?
— Что ты хочешь от меня? — не поняла она.
— Теперь они у нас. Что хочешь ты? — спрашиваю я.
— Тебе сколько? — более ласково уже она.
— Один,—отвечаю.
— Хочешь сказать, что ты со мной пойдешь? — уже нежно.
— И таки да, как говорят евреи, — ответил я.
Вечером я зашел к ней за билетами. Ну и, естественно, за ней. Она молода и красива. Работает заведующей "Ателье мод". Думал, уж у нее проблем с билетами не будет.
— Что ты?! Там такое творилось. Но я зашла к администратору и говорю, сколько? Кассир говорит — "Нет". Тогда я отсюда не уйду! И что ты думаешь? Дали.
Как говорил Исаак Эммануилович — "На эти спектакли билеты шли в пять раз выше своей стоимости". Но, боже мой, какие могут быть подсчеты денег, когда речь идет о самом искусстве.
— Я хотел бы, — говорю, — подойти к киноконцертному залу "Украина" чуть раньше, чем в 19.30.
— Пожалуйста, — сказала она, и — я только накрашусь. Вот этого я как раз и боялся. Ведь краситься, не картину писать Пикассо. Тут без эскиза, сразу краски кладешь. Но делать нечего, сижу. И думаю, позабавиться бы. Парень с девкой — музыки не надо...
— Я не люблю таких шуток, — сказала Геня.
Я не пил вино. Вышел в другую комнату смотреть попугая.
— Ты знаешь, Геня, ему не стоит одному томиться в клетке, — закричал я.
— Тогда садись и ты к нему, — посоветовала она.
— Я тебе даю совет — они должны быть в союзе.
— Не сдохнет! — ответила она.
— Вот именно, — сказал я, — это ему и будет. От тоски.
— Ой, не гони, — посоветовала в ответ мне Геня. — Давай пить кофе. Мы сели в машину и были уже там.
— Чего ты так спешишь? — спросила Геня, когда я расплачивался с частником.
— Ну как же, — говорю, — перед началом будут тусоваться наши люди. Хочется посмотреть.
— А наши, это кто? — спрашивает Геня.
— Наши те, кто наши, — говорю, — остальные не наши.
Но тут подошел папа.
— Здравствуй, папа, — сказала она. Я маме сказал: "Здравствуйте". Мало ли, чья она мама будет завтра. Папа поинтересовался:
— Какие отзывы? Что слышно?
На первую часть вопроса ответила Геня, на вторую — я:
— Очень занимательно то, что подходят солидные люди и говорят друг другу тихо: "Шолом алейхем!"
— Вот даже как, — говорит папа.
— Только я не пойму одного, — говорю, — то ли это приветствие, то ли это пароль?
— И много достойных людей так приходят и говорят? — спрашивает папа.
— Очень много, — отвечаю я.
— И ты уже нашел причину? — спрашивает папа.
— Нивроко да, — отвечаю гордо.
— И где она кроется? — заинтересовалась уже мама.
— А вот спектакль на днях проходил по ЦТ "Улица Шолом Алейхема, 40".
— Ты видишь, — прошептала мама, — а ты говорил, будут неприятности.
— Я хочу сказать, — перебил я.
И я сказал речь. В ней я говорил, что не зря после Штатов театр заявился в наш город. И многое говорил другое. А закончил я такими словами:
— Что видел наш дорогой Иосиф в своей жизни? Он видел пару пустяков. Чем занимался он? Он пересчитывал чужие деньги. И говорил разные слова, согласно присяге. Было ли у него желание приобщиться к мировой культуре? Было. И это мы сейчас увидим.
Наши места были в партере — ряд 7-ой, 13-е, 14-е, 15-е, 16-е места. Я сел возле папы. Только папа знал язык идиш.
Стали все смотреть на сцену. Там были песни, танцы, музыка и слова. Которые даже папа знал не все...