Родители - это наша боль

Артур Саканян
Директор школы был не на шутку встревожен и, едва педагоги расселись, сказал:
— Доктор, лучшие ученики школы подписались под петицией объединять их в отдельные классы... Это же ужас! Ведь успеваемость в других классах резко упадёт, если оттуда убрать отличников. Так хоть среднестатистический норматив соблюдался... Что вы нам посоветуете?
— Я думаю, что вам следует удовлетворить желание учащихся, но несколько иным образом, — и, предваряя удивлённые взгляды педагогов, продолжил:
— Ведь учиться интереснее вместе с равными себе, а слабые ученики ещё больше заинтересованы в уходе сильного. В этом случае они могут занять освободившееся место, и у них возникает стимул. Вы и сами прекрасно знаете, что отличника в классе не любят только из-за того, что своим присутствием, он мешает другим выдвинуться вперёд. У отличника, в свою очередь, вместо интереса к учёбе просыпается гордыня, когда равных ему нет... Сами подумайте, на что ориентировано школьное образование? На получение знаний, или достаточно только заучить урок и отчитаться?
Педагоги молчали, и доктор продолжил:
— Мозг — это же творец, а не складское помещение, и он должен всё время работать с приобретёнными знаниями... Вы со мной согласны?
Однако педагоги продолжали молчать, и доктор решил раскрыть проблему несколько иначе:
— Согласитесь, что система образования должна быть ориентирована на выявление дарований каждого учащегося. Ведь один и тот же ученик, будучи слабым в одном, может оказаться сильным в другом. Разве не лучше, если ученик будет проходить предметы, сообразно уровню своих способностей и желаний?.. Для этого надо поделить каждый предмет на базовый курс и расширенный, то есть для одних учеников какие-то предметы проходить поверхностно, а для других — углублённо. Разве нельзя сделать градацию не по классам, а по предметам? Или так уж трудно тестированием определять уровень способностей учащегося в том или ином предмете?.. Почему же не создать условия, чтобы равные могли бы обучаться среди равных? Ведь учиться среди равных гораздо приятнее, чем ощущать свою неполноценность с сильными, или наоборот, подавлять свои способности, чтобы не выглядеть «зубрилой». Разве не так? — несколько возбуждённо закончил доктор.
— Что вы конкретно предлагаете? — строго спросил директор.
— Моё предложение следующее: отказаться от градации по классам и перейти к градации по предметам. Тогда у учащихся будет свой индивидуальный график занятий, и отпадёт нужда зубрёжки тех предметов, которые не понимаешь и не любишь. К примеру, зачем будущему гуманитарию вникать во все тонкости химических реакций? Разве подобные углублённые знания ему пригодятся в жизни? Какой смысл зря насиловать мозги учащихся, и нервировать педагогов нерадивым отношением ученика к их предмету?.. С введением градации по предметам и педагоги с удовольствием будут работать, и жажда знаний у учащихся появится.
Доктор слегка улыбнулся, вспомнив шутку студенческих лет: «Жажда знаний лучше всего утоляется пивом», но продолжил с серьёзным видом:
— У ваших учащихся возникло вполне разумное желание учиться среди равных друг другу по способностям. Это необходимое условие качественного обучения, но далеко не достаточное. Ведь не ко всем предметам у того же отличника равноценные способности и желание углублённого изучения. Поэтому градацией по классам побудительную причину их петиции удовлетворить невозможно... Видели, как малыш впервые завязывает шнурки на своих ботиночках? Дёргает-дёргает за шнурки и злится, что они никак не завязываются бантиком. Пока у малыша не возникнет желания, пока он сам не захочет понять, как надо завязывать, он будет бестолково дёргать за шнурки. Сначала идёт желание, потом понимание, и только после этого действия могут привести к цели. Если вы осуществите градацию по предметам, то тем самым полностью удовлетворите желание ваших учащихся...
Директор нахмурился, а доктор невозмутимо продолжил:
— К сожалению, система образования, минуя стадию желания, пытается сразу навязать понимание. Однако, какое понимание и последующее действие можно ждать от ребёнка, если не было у него на то желания? Будет желание, тогда ученик сам попросится перевести его с базового курса на углублённый. К сожалению, школе гораздо проще создать видимость обучения, чем вникать в мир причин, где рождаются желания. Желания ведь не на пустом месте зарождаются и надо уметь стимулировать их в ребёнке. Чтобы разбудить в расшалившемся ребёнке желание к творчеству, к созиданию, особый талант и ум нужен. На всё есть свои причины, но, не разобравшись в них, можно и ошибок наделать. К примеру, все педагоги мечтают избавиться от двоечников, не подозревая, что любая система всегда стремится к состоянию равновесия. Места ушедших двоечников займут некоторые троечники, а часть ударников соответственно сместится вниз к троечникам. «Свято место пусто не бывает», поэтому ваши «возмутители спокойствия» правы. Только место отличника освободится, как кто-то из ударников подтянется, чтобы занять его. Ведь даже такой случай был. Правитель одной страны уничтожил всех душевнобольных, но через некоторое время прежний процентный баланс восстановился.
— Хотите сказать, что в любом обществе должны быть свои умалишённые? — поразился директор.
— Обязательно. Это как в классе, где должны быть свои двоечники. Вопрос сводится к критериям оценки, то есть на каком уровне находится планка требований. Понятно, что чем выше планка, тем и класс успешнее, и общество здоровее. Согласны?
— С этим я согласна, — раздался старческий голос, знакомый доктору с передачи. — Я с другим не согласна. Доктор, вы всё-таки прокомментируйте отношение зачинщика петиции к моему предмету.
Пожилая женщина нервно прошлась рукой по волосам и добавила:
— Что ему там в истории может не нравиться?
— А вы почитайте учебник истории наших соседей, с которыми в прошлом у нас были войны. Тогда поймёте, какими презренными людьми мы и наши предки выглядим в глазах детей соседней страны. Нет сомнений, что та же ситуация с учебником обстоит и у нас. Истинным творцам жизни, которые двигали и двигают летопись цивилизации вперёд, в такой истории места никогда не найдётся. Ложь и творчество на одной странице не приживаются.
Историчка недовольно покачала головой, а доктор продолжил:
— Подумайте сами, что это за история, в которой любое насилие и убийство, совершённое «нашими», находит своё оправдание? Не знаю, как для вас, но для меня подобное толкование истории шито белыми нитками... Простите, но это не история.
— Что же это тогда? — нервным тоном перебила женщина.
— Это государственная пропаганда, — спокойно продолжил доктор. — Дело в том, что со дня зарождения государства история была поставлена на государственную службу, а кто платит — тот и музыку заказывает. Поэтому официальная история представляет собой оправдательный документ, для сокрытия государственных преступлений, а со слов очевидцев, в лучшем случае, пишутся приключенческие романы. Разве вас не коробит цинизм, с которым сильные мира сего творят на наших глазах угодную им историю?.. Естественно, всё это будет потом уложено в блестящую коробочку гуманизма, а преступные действия будут преподнесены нашим внукам, как благо. Мы живём, но на самом деле не знаем, что за история творится за нашими спинами. Ведь документы будут рассекречены спустя полвека, но и тогда доступ к ним будет иметь самый ограниченный круг лиц. Разве не так?
Женщина поджала губы, а доктор продолжил:
— История, как и наша диалектика мышления, сплошь состоит из противопоставлений. Даже претензии одного народа к другому по восстановлению исторической справедливости строятся на противопоставлении: мы — жертвы, вы — преступники. Но ведь жертвами и преступниками были прародители этих народов, а не ныне здравствующее поколение. Ведь при других обстоятельствах всё могло бы сложиться иначе, и жертвы сами могли бы быть преступниками. Одно дело — признать долги покойного родителя и расплатиться по ним, но ведь совсем другое дело — взять вину родителя на себя.
Обратив внимание, что историчка побледнела, доктор заключил:
— Что касается вашего возмутителя спокойствия, то, судя по его поведению, это мальчик-индиго. Никаких авторитетов кроме истины не признаёт. Верно?
— Вы правы, доктор, — поспешил вмешаться директор, тоже обратив внимание на бледный вид исторички. — Даже со мной говорит на равных, без тени смущения. Я в его годы, как осиновый лист, дрожал, когда к директору вызывали...
— Вы считаете правильным с помощью страха поддерживать авторитет взрослых? — удивился доктор.
— А что делать? Никакого уважения к взрослым, а потом из этих детей вырастают наркоманы, алкоголики, бандиты. Кто виноват в этом? Родители, школа? — несколько агрессивно попытался оправдаться директор.
— Не в обиду будет сказано, но для любого узурпатора суть слов «уважение» и «страх» едина. В наше сознание когда-то внедрили, что мир должен быть только таким, а с возрастом ещё труднее вырваться из плена этого стереотипа. То есть, с одной стороны, виноват догматизм взрослых, а с другой стороны, — правила игры, которые насаждают эти догмы. Получается замкнутый порочный круг.
— Догмы — это понятно. Но о каких правилах игры идёт речь? Что вы имеете в виду? — мрачно спросил директор.
Доктор несколько раздражённо ответил:
— Практически все правила, начиная с рождения, с системы воспитания и дальше вплоть до ухода человека из жизни...
Директор вздрогнул, как от укола, и, будто под чью-то диктовку, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:
— Вы уж меня простите, доктор, но я не совсем хорошо вас понимаю. А система воспитания в чём виновата?
Доктор кивнул головой и спокойно продолжил разговор:
— Хорошо, начнём с воспитания. Знаете, что вырабатывается в ребёнке с первых же дней сознательной жизни?
Директор развёл руками, а доктор продолжил:
— Вырабатывается агрессия. Причём, эта агрессия является вынужденной мерой. Дело в том, что в процессе осознания своего «я» ребёнок должен осязать границу дозволенного. Детям надо всё время проверять, насколько они небезразличны окружающему миру, надёжность своих обратных связей с миром. Они сознательно проявляют агрессию и тем самым провоцируют взрослых на наказание.
Педагоги переглянулись, а доктор невозмутимо продолжил:
— Детская душа требует живого общения, требует ответов на свои «почему?» Ребёнку нужно творческое взаимодействие с внешним миром. Даже игрушки, какие-то предметы — для него живые существа, не говоря уже о всякой живности. Им всё интересно, но детские «почему?» почти всегда остаются без ответа. Один известный оратор как-то признался: «Детство у меня было трудное, и до пяти лет я думал, что меня зовут Заткнись». Взрослые предпочитают отмахиваться от, казалось бы, наивных вопросов, которые на самом деле требуют глубинного понимания истин, требуют вникания в суть причин. Но всё ли мы знаем, чтобы дать исчерпывающий ответ? Проще всего сказать ребёнку: «А ты просто не думай об этом. Поступай, как остальные люди».
Директор усмехнулся, и доктор продолжил:
— Взрослые не виноваты в том, что говорят так. Когда-то им навязали эту догму, и они просто её повторяет. А малыш заявляет: — «Я не люди, я Человек!» При этом ребёнок начинает делать всё по-своему, чтобы выяснить насколько далеко простираются границы его свободы. Естественно, от взрослых следует наказание, и границы дозволенного приобретают чёткий контур. Причины и истины остаются вне этого контура, а ребёнок попадает в застенок мира следствий и полуправды.
— А «кто кого»? Так ведь тоже может быть, — раздался чей-то скрипучий голос с места. — Есть же дети, которые уже с пелёнок показывают, какими они станут в будущем, и сохраняют свой норов до седин. О таких потом говорят: «горбатого могила исправит».
— Всё верно, — согласился доктор. — Если душа ребёнка сильна духом, то взрослые запускают механизм насилия, именуемый воспитанием. Чаще всего это даёт совершенно обратный эффект. К примеру, биография многих великих людей, с низов добравшихся до вершин славы, изобилует актами насильственного воспитания. Казалось бы, взрослые действовали в благих целях, но фактически возбуждали в детях неудовлетворённое самолюбие и закаляли дух непокорности.
Директор внезапно проявил явную заинтересованность:
— Доктор, всё-таки почему в ребёнке изначально есть какое-то противостояние взрослым? Кто виноват в том, что есть проблема «отцы и дети»?
— Дело в том, что ребёнок видит мир таким, какой он есть на самом деле. Многим родителям только кажется, что они любят своих детей и заботятся о них. Родители просто забыли, какими они были в детстве. Они не хотят считаться с тем фактом, что мир, который видит ребёнок, совсем не похож на тот мир, который они навязывают ему. Дети видят мир причин и хотят познать его глубже, а взрослые навязывают им свой мир следствий. Как сказал один малыш: «Я не верю взрослым и не хочу идти в их мир — там все неправда». И ведь действительно, — неправда, если по одной и той же причине могут быть совершенно разные следствия. Ещё больше ребёнок недоумевает: как можно на одно и то же следствие по-разному реагировать? К примеру, ему непонятно, почему за одну и ту же шалость дома — наказывают, а при чужих — смеются. Ребёнок не понимает, чему же верить, что правильно, а что нет? Однако родителей это ничуть не волнует. Для них очень важно побыстрее привить ребёнку свою фальшивую игру в жизнь, лицемерную любовь к ближнему. А ребёнку непонятно, как можно по-настоящему дружить, если: «Дружба — дружбой, а табачок — врозь». Но ведь родителям важно предостеречь своё чадо от необдуманных поступков. В результате, они всячески поганят ту искреннюю любовь от души, которая изначально есть в ребёнке. Ребёнок сопротивляется, а взрослые систематически навязывают ему фарисейский взгляд на жизнь, пока не добьются своего. Это происходит потому, что суть воспитания исходит из социального предписания, а не от сердца и души. Процесс воспитания ребёнка я бы охарактеризовал, как процесс насильственной трансформации маленького гения в раба обстоятельств, каковым уже является сам родитель ребёнка. Вот так и передаём эстафету догм из поколения в поколение. Поэтому-то и виноватых не сыскать. Детей надо не воспитывать, а учить жить.
Директор закивал головой и глубокомысленно заявил:
— Я читал где-то, что в один прекрасный день взрослые освободят детей от необходимости быть «нормальными», а себя от необходимости делать их такими. Думаю, что обе стороны были бы в выигрыше, — а доктор добавил:
— Один из малышей просто замечательно высказался: «Родители — это наша боль».