- Мам, маааам, ну ма-ам!, а у тети Оли котята.
- Знаю, милый. Зайдем в субботу, посмотрим.
- Мам, а у тети Наташи живот большой – она ребеночка ждет, да?
- Да, скоро у Лены родится сестренка.
- Классно! А у тети Светы – щенок, смешной, лохматый. Одно ухо торчит, а другое висит. Он на меня каа-ак напрыгнет! И нос лизнул! Мам, а у тебя в животике никого нет?
- Нет, малыш, никого.
- У-у, жалко, мы тоже котеночка хотим….
- Лапушки, но я же не могу родить котенка.
- Да? Что, никак не можешь? Совсем-совсем? И щенка тоже, что ли, не можешь?!
Никогда не забуду этого момента. Момента, когда я свалилась с небес в глазах двух личностей трех и пяти лет. Будум. На землю.
Когда оказалось, что я - не всемогущая волшебница.
Страшный момент, если кто понимает.
Вообще-то умею все. Сшить классный костюм для утренника и теплую кожаную куртку нашему папе. Связать свитер с картинками. Починить инерционную машинку и построить мебель для Барби. (А что делать, если Барбин диван для нашего бюджета – по-чище, чем тунгусский метеорит для сибирской тайги. Гигантская брешь, вокруг - пова-ленные деревья и отчаявшиеся поселяне, ломающие руки в немой скорби. А дел-то на раз-два-тьфу. Десяток чурочек и плашечек, горсть гвоздей, обрезки бархата и две руки. И вот уже полкомнаты занимает фильдеперсовый гарнитур - кресла, столы и кровати всех мастей - на который приходят повздыхать Таськины подружки со всего двора и который даже суровые друзья Ника окидывают уважительным глазом).
Я могу испечь торт в виде трехэтажного дворца с башенками (ноу-хау: золотые слю-дяные окошки делаются из карамели при помощи формочки из сырой картофелины). Мо-гу ремонтировать утюги и розетки, клеить обои и писать научные статьи. То, что я могу водить машину, пока не впечатляет. Увы, у нас нет машины. А я могу. Могу играть в футбол и ездить на велике без рук.
Я даже могу довести от трамвая до дома двух детей.
Впрочем, глубину, ширину, высоту и четвертое измерение этого материнского под-вига непосвященные поначалу не воспринимают. Не оценивают. Это же надо себе пред-ставить, подробно. В страшных красках. Этюд такой, в багровых тонах.
- Хотите, сказку расскажу? Хотите, да? Про кого рассказать?
- Про… про… про ежиков!
- Хорошо, зайки, будут вам ежики.
Ммм… например, так:
Жили-были два ежа,
Два ежонка - малыша.
Нос – вперед, торчком - усы,
Сотня игл не для красы:
Для защиты от врагов,
Для пугания волков.
Робко листьями шурша
Пробирались не спеша
Тихо-тихо, чуть дыша…
В голове одна лапша. У меня лапша в голове. Такая голова форме кастрюли, с макарона-ми внутри, медленно закипающая. Попробую еще раз.
Мы производим марш-бросок по маршруту бабушкина дача – дом. Пятнадцать ми-нут от дачи до платформы, десять – в ожидании электрички, пропускающей фантастиче-ской длины товарняк. Пятьдесят минут – стоя в набитом до круглого сечения вагоне. Еще десяток – на вокзале, в попытках штурмовать трамвай, и столько же – в пути.
Итого уже полтора часа. Для двух козявок – на грани их козявочных возможностей.
А нам еще от остановки шлепать пешочком… Сколько? Да нехило: мне, без груза, быстрым шагом – минут пятнадцать. А вместе нам… даже гадать не берусь.
Да, забыла уточнить деталь – время подбирается к девяти вечера.
- Жили-были два ежа,
Два ежонка - малыша.
Тонких лапок паутинка…. М-м-м-м-м картинка?
И какая-то сардинка?
Натуральная скотинка! Не, со стихами завязываю, не потяну. Даже Пушкин, сукин сын, когда вел детей домой с дачи, говорил прозой. Я не биограф Александр Сергеича, но вот в этом совершенно уверена.
- Так вот. Жили-были два ежонка, мальчик и девочка.
- Они были сестренка и братик, да?
- Нет, они просто дружили друг с другом. Ежики – они знаете какие? Они очень до-брые. У них смешные глазки и мягкие пузики, а иголки совсем не колючие.
- А как их звали?
- Их на ежином языке звали Шур-шур-пшурухх и Чуррушша-крушша-пшупшуша, это значит Сильный-и-Смелый-Еж и Добрая-Ласковая-Красавица. Но нам такие длинные имена говорить трудно, мы ведь плоховато знаем ежиный язык. Поэтому будем звать их Шур и Чурруша.
В руках у меня – сумка с запасными колготами и прочим шурум-бурумом. Не поду-майте, что я одна все волоку, парочка моя - истинные путешественники, каждый при рюк-заке. У Ника за плечами танчики, роботы, автомобили, синяя пластмассовая армия. В рюкзачишко Таисии вверх ногами засунуты две Барби и Кен, ну и ворох бальных платьев (ох, ребята, такой кайф эти платья шить!). И ничего, что вверх ногами, в рюкзаке обста-новка интимная, разберутся.
- А где они жили?
- В домиках, конечно. Их построил замечательный ежиный архитектор, украсил шишками и цветными камушками, выстлал изнутри мягким мхом и птичьими перышками. Отличные, уютные и очень красивые домики. Но я хочу рассказать случай, который про-изошел с Шуром и Чуррушей однажды осенью.
- А у них большие домики?
(Мой старшенький – личность с повышенной любопытностью. Первый раз я на это обратила внимание, когда читала вслух стандартную «Красную Шапочку» полудюжине объектов от трех до шести. Все сидят и слушают, а этот чудачок перебивает после каждо-го предложения. Его тревожная душа жаждет пояснений и подробностей: где именно жи-ла Красная Шапочка? Большой ли у нее был дом? Где работали ее мама и папа? Были ли у нее братья и сестры? Ходила ли она в детский садик? Чтение вслух с препятствиями. Как бег с барьерами).
- Не большие и не маленькие, как раз для ежиков. Так вот, однажды осенью, когда березы были цвета меда, а рябина – цвета огня, Шур и Чурруша сидели на скамеечке око-ло дома, болтали ногами и разговаривали.
***
- Знаешь, Чурруша, я хочу, когда вырасту, уйти далеко-далеко отсюда, - сказал Шур. – Я хочу увидеть что там, за березовой рощей. Мне кажется, там что-то удивительное и очень важное.
- Ты возьмешь меня с собой? Я тоже хочу посмотреть, что там за рощей.
- Нет. Настоящий путешественник должен быть один. – Важно ответил Шур. - Что-бы найти себя.
- Как это? Разве ты потерял себя? Вот же ты. Никуда ты не терялся.
- Ну это так говорят. Когда взрослеют.
Чурруша задумалась, и какое-то время сидела, повесив черненький носик. Но потом подняла голову: - А я могу идти радом, но с тобой не разговаривать. Как будто мы даже не знакомы, и идем отдельно.
- Если совсем-совсем не разговаривать – то, наверно, можно.
- А давай прямо сейчас пойдем? Я хочу повзрослеть быстрее.
- Давай! – загорелся идеей Шур.
Они соскочили с лавочки и побежали собираться в дальнюю дорогу.
***
- Мам, а что там, за рощей? Там что-нибудь страшное, да? Мам, пусть они никуда не ходят, а?
(Это уже меньшая. Она немного трусишка и очень сочувствующий товарищ. Боится пауков, но геройски освобождает мух из паутины, приговаривая «Ну что ты, Цокотуха, какая глупенькая»).
Ужас ситуации в том, что я совершенно не знаю, что с этими ежиками дальше-то было. Что они нашли за рощей…
- А за рощей была большая дорога и заправочная станция. Шур и Чурруша взяли узелки с едой и пошли через поле, через рощу, молча, как будто совсем чужие. На полянке им встретилась сорока по имени Ттт-рри-тт-ттри-та, что значит Очень-Информированная-Особа.
- Какая особая?
- Информированная – это значит всезнайка. А особа – это значит личность. Очень-Знающая-Личность, получается.
- Особая?
- Каждая личность – особая.
- И я?
- Ты – самая особая, зайка. Слушай дальше.
***
- Куда это вы идете? - спросила Сорока. Она была очень любопытная, как и все соро-ки.
- Это не мы идем, это я иду, и она идет. Сама по себе идет. Мы – путешественники, идущие одиноко и ищущие себя. А одиноко мы идем - за рощу. Посмотреть, что там.
- Я туда летала. Дайте мне яблоко – и я расскажу вам, что там.
- Не нам, а мне, - поправил Чур. - И ей.
- Нет, не надо говорить, – вмешалась Чурруша, - Мне. И ему тоже не надо. Мы дой-дем и сами посмотрим. На яблоко, не подумай, что нам жалко.
***
Такси? Ха. Наши люди на такси не ездят. Нет, если точно - ездят, но только при не-посредственной угрозе жизни. Иначе – превышение пределов необходимой самообороны. Словом, по вопросу такси – см. пункт о Барби.
Так, я опять о презренном металле и его отсутствии. Это уже патология.
Омммм….
Хомммммм…..
Все отлично…..
Мы когда-нибудь разбогатеем, купим черный мерседес и тонну мороженого. А пока нам бы до дома дойти.
- Шур и Чурруша пошли дальше. Шли молча. Больше по дороге им никто не встре-тился. В осенней прозрачной роще было тихо-тихо. Слышалось только шуршание сухих листьев под крохотными лапками. И еще слышалось сопение двух носишек. Потому что ежата немножко устали, они ведь никогда еще не ходили так далеко.
- Как мы?
- Как мы.
- Ма, а они когда уходили, своим мамам сказали? У них же дома волнуются наверно?
- Не сомневайся, котенок, они предупредили и мам, и пап. Они были очень заботли-выми ежатами.
- И пап? А что, у них папы были дома? А не на работе?
Мда. Наш папа работает и в будни и в выходные. Работает с утра до поздней ночи. Слово отпуск давно и прочно забыто.
Наш папа – предприниматель. Звучит гордо.
При этом денег едва хватает на то, чтобы пару раз в неделю варить не постный суп. Я научилась печь оладушки на обмывках молочных пакетов и делать двенадцать вкусных мясных блюд из ливерной колбасы.
А все дело в том, что папа не влился в армию продавцов и перепродавцов, а пытается организовать производство. Увы, этой стране производители не нужны. Какие-то они лишние. Не вписывающиеся в систему.
Так, стоп.
Омммммм…
Ежики-ммм…
***
Папы у них, конечно, работали. Папа Шура чинил лесенку в доме. А папа Чурруши разбирался в погребе. Там, где у ежиков хранятся припасы на зиму. Чурруша предупре-дила его, что уходит, и он дал ей в дорогу орешков и ароматных сушеных яблок.
По дороге малыши несколько раз останавливались и отдыхали. Тут яблоки и орешки оказались очень кстати.
Чем дальше ежата уходили от дома – тем больше им встречалось на пути странных вещей. Странных для ежиков. Если б мы с вами увидели эти непонятные предметы, то уз-нали бы их. Как не узнать: бумажки, бутылки, старый ботинок, сломанная кукла, испор-ченный фонарик, велосипедная покрышка.
Каждую находку Шур и Чурруша тщательно исследовали. Обнюхивали, осматрива-ли. Ботинок дергали за шнурки. На фонарике нажимали кнопочки. Кукле заглядывали в глаза и прятались, когда она сказала «ма-ма». Они даже разговаривать друг с другом на-чали, шепотом, забыв, что идут сами по себе:
- Что это такое? Как это назвать? Вещь, похожая на змею, укусившую себя за хвост. Штука с глазами и шерстью на голове, говорящая, но не живая. Прозрачные штуки. Бле-стящие штуки. Штуки ни на что не похожие. Штуки загадочные, невиданные, пугающие, опасные. Что это за штуки и зачем здесь лежат?
Наконец роща закончилась, и ежата вышли к дороге.
Это была оживленная широкая трасса. Асфальт, бензин, дым. Пахло противно даже для человека. А для нежного ежиного носика запах был просто непереносимый.
- Какой ужас, - сказала Чурруша, - Что это?
- По-моему, это край мира. Я читал о таком. Туда попадают плохие ежи после смер-ти.
- Мы же не после смерти?
В этот момент мимо проехал грузовик, огромный, черный и пыхтящий как сто мед-ведей, и облил ежат грязью из-под колес.
***
- Мааам, ну маам, - Таисия повисла у меня на руке, и так изрядно оттянутой сумкой. – Пусть они домой идут, мне их жалко!
Понятно, грязь из-под колес – это уже перебор.
- Шур и Чурруша отбежали от дороги подальше и стали чистить иголочки. И тут к ним снова прилетела сорока Рит-та.
***
- Ну и как вам здесь? – спросила Сорока.
- Жутко! И непонятно. Что все это такое?
- Это – человеческая тропа. Называется «автострада». По ней бегают «машины». Они плохо пахнут и похожи на живых, но на самом деле мертвые.
- Я же говорил, что сюда попадают после смерти, - загордился Шур.
- Нет, там внутри, в машинах, сидят живые человеки, – поправила его Рит-та. - Ино-гда они выходят из машин и оставляют в роще разные вещи.
- Да, да, мы видели эти вещи. Такие… (Шур хотел сказать «страшные», но покосил-ся на Чуррушу и передумал) необыкновенные!
- Они наверно очень ценные, их надо вернуть? – забеспокоилась Чурруша.
- Хи-хи-хи! – развеселилась Сорока, - Вернуть? Зачем? Это же человеческий мусор. Человеки это все просто выбрасывают.
- Мусор? Какой странный мусор, – удивился Шур.
- Как же так? Разве можно выбрасывать мусор в роще? – возмущенно зафыркала Чурруша, - Мы же в ней живем!
- Человеки очень глупые. И не думают ни о ком кроме себя, – ответила Рит-та. – Скоро роща станет вся завалена человеческим мусором, и жить в ней станет нельзя.
- Ну уж нет, - вмешалась Чурруша. - Давайте сами уберемся. Это же наша роща! Я видела по дороге одну яму, в которую можно отнести все, что валяется под деревьями. Я только боюсь ту штуку с глазами, которая сказала «ма-ма».
***
- А я никогда мусор в лесу не бросаю.
- Ты у меня умница, зайка. Мусор – это очень страшная штука. Он кажется совсем безобидным, но стоит к нему привыкнуть – и ты становишься глупее сороки. А вон и наш дом виден. И сказка скоро заканчивается.
***
Ежата утащили в яму все, что нашли в роще.
Страшную куклу нес Шур, а Чурруша бежала рядом, поглядывала то на большие куклины глаза, то на своего друга. И старалась, чтобы восхищение не было слишком уж заметно на ее мордочке.
Легкие бумажки носила Сорока и еще стайка птиц, которые захотели помочь. На по-мощь пришли и другие зверьки, жившие неподалеку. Скоро в роще снова стало чисто.
И ежики побрели домой.
- Я потом еще раз вернусь сюда и снова уберусь, - сказала Чурруша, а про себя по-думала, что возвращаться и убираться придется часто, раз люди не могут это делать сами.
- Я тоже приду и помогу тебе, - сказал Шур. Он посмотрел на Чуррушу и подумал, что она удивительная. И что надо быть все время рядом и защищать ее.
Вот и вся сказка.
***
- Мам, а себя-то они нашли?
- Я думаю, кусочек себя - нашли.
- Мам, получается, что находить себя надо по кусочкам? Как мозаику из кубиков? Как пазл?
- Ну, может быть, кто-то находит сразу и целиком…
- Нет, я так не хочу. По частям интереснее.
Уфф.
Вот мы и дошли. Всего за одну сказку.
Двор, подъезд. Дом. Наш дом.
Через несколько минут над обоими ярусами двухъярусной кровати заклубились сны. Надеюсь, добрые. Про ежиков.
Устали, пешеходики.
А мне пора на кухню, готовить макароны с жареным луком и морковкой (ничуть не хуже чем с фаршем, правда), мыть посуду, ждать нашего папу. И придумывать про запас новую историю.
Потому что мама должна все знать. И все уметь делать. Ну разве что… кроме котят.