Я, ГЕРА...
Памяти С.Ю.
По городским просторам в сумерках брел человек. Точнее – тень человека. Тень, условно одетая в хламьё, засаленное, порванное во многих местах, старое и вонючее.
Тень прятала раздувшиеся от мороза и въевшейся грязи руки в изношенные до предела карманы бывшего прежде, в давние времена, армейского бушлата. Лицо тени, мало чем отличавшееся структурой кожи от кожи закоченевших рук, пряталось в остатки грязного же шарфа - не шерстяного, увы, суконного, и потому далеко не такого уж теплого.
Тень искала себе убежище на ночь. Все "тёплые места" возле труб ЦО, выходящих на поверхность земли вблизи ТЭЦ, были давно "забиты" обозленными бомжами. Туда лучше не соваться. Кочегарки и подъезды домов уж несколько лет как запирались на ключ. Коек в городской ночлежке для всех бездомных уже не хватало. И тень поняла, что на сей раз это – финиш: она (он) везде опоздал. А ночью, похоже, мороз шибанет по полной! А жить все-таки чуть-чуть пока хотелось... Зачем? Да черт его знает! Наверное, не всё еще вспомнилось из давнего, когда у нее, тени, было практически всё, необходимое человеку. Включая имя.
Тень инстинктивно, сама того не сознавая, добрела до серой панельной девятиэтажки, похожей на ту, в которой когда-то была ее (его) квартира.
Во-он, кажется, неплохое "гнездо" – ниша под балконом 1-го этажа. Если туда натаскать пустых коробок от ближайшего магазина, да подстелить потолще, да потом еще накрыться тем же гофро-картоном... Может, даже тепло будет! Ночь перекантоваться, а там... А ЧТО "там"??! Да ладно, замолкни! "Там" – увидим.
С четверть часа ушло на то, чтоб перетащить пустые коробки с помойки близ магазина. Вроде неплохо получилось! Жестковато, правда, но хоть не так дует.
Пустую коробку – под голову... Эх, соломки ба! Ну, что? Устроились? Вво-о-от...Если бы еще в желудок что-нить кинуть! Завтра поглядим, может, магазин чё-нибудь в мусорник свалил? А пока... Пока помечтаем. О прошлом. Поехали, что ль?
Итак: Я – Гера... Всего десять лет назад в жизни моей была семья, квартира, и документ был, в котором красивым (женским, наверное?) почерком было написано: Герман Михайлович Брусникин, и так далее... Надо же! Это ведь Я! И что еще у меня было? Ах, да, жена была, Вера, и сын был, Лешка. Сколько ему теперь? Пятнадцать? Большо-ой. Школу уж, поди, заканчивает. Только вот ГДЕ? Вера тогда не выдержала, выгнала меня. Я, говорит, замуж не за алкаша выходила! Потом и к сыну допускать перестала: нечему ему, мол, у пьяницы учиться. А потом они вообще уехали, куда – не знаю. Вера ничего не сказала. Но думаю – в Питер. Там у нее мама жила.
А квартира-то у нас была хорошая! Две комнаты. Аквариум был. А книг – вся стена! Сам собирал, читал тогда много. Фейхтвангера читал, Фолкнера, Толстых обоих, даже нет – еще и третий был Толстой, Алексей... Константинович, кажется. Поэт... И его книги у нас на полках стояли. И Всемирную литературу томов тридцать собрали.
Да-а читал я тогда много. Однажды даже в гости завалил к этому... знакомому своему, в одной школе учились. Только он на класс позже. И звали нас похоже: меня – Гера, его – Гена. Так вот, Гена этот камин себе выстроил, и меня позвал. А я уже тогда слегка "вмазывал". Но посидели мы с ним в тот раз хорошо, душевно. Он показал мне какие-то там свои рассказы. Я почитал – м-да... Врать не стал, говорю: знаешь, вот чего-то тебе явно не хватает в твоих рассказах. Только не обижайся, мол. Гена ничего-о, мужик что надо был, не обиделся, не выгнал, наоборот, с уважением: ты, говорит, Гера, книг прочитал вагон! Мне бы, мол, столько. И я тебе, говорит, верю. Я потом еще пару раз к нему заходил, но жену его чем-то напугал, когда однажды тихо появился у них в дверях. Ну, и с тех пор перестал там появляться.
А Гена-то теперь, во-он как, писателем стал! Слышал я о нем, правда – не читал. Но книги его видел. На обложке: автор, Геннадий Коновицын! Во как! Жаль, денег тогда уже не было, а то купил бы книжку, почитал бы... Генку-то. Вот как жизнь обернулась: где – он, и где – я.
Н-да... А ведь я и сам чего-то там писать пытался, когда еще не сильно пил. Помню, была тогда популярной песня "Вернисаж". Валера Леонтьев пел, с этой... как ее... с Лаймой. А я возьми да и сочини на ту мелодию свои слова. Мужики на работе, помню, оборжались! Ну-ка, как там было, в первом-то куплете:
На Вернисаже как-то раз
Ко мне какой-то "пидарас"
Пристал, как банный листик к жопе.
Я думал – "голубь"! Вот нахал!
Но он мне с гордостью сказал,
Что выставлялся он в Европе...
Дальше не помню... Ах, да, там у меня еще припев был:
Ах, КоктебЕль! Мой КоктебЕль!
Жива старушка Изабель!
Жива, как тысяча чертей!
И тьма поклонничков у ей...
Н-н-н-н-да... Не помню остального. Давно это было.
Я тогда мастером на бетонном работал. Возни – море! Работяги поддают, план давать некому, а министерство с дира нашего стружку сдирает: где, мол, обещанные блоки да панели?! Ну, дир на то и дир: его министры дерут, а он – начальников цехов, а те – нас. А мы – последняя инстанция: после нас только работяги. А с них взятки гладки. Гегемон, бл-лин! Ну, и запил я тогда сам, потому как безнадёга: рабочих рук не хватает, спецов – раз-два, и нету. Зато пьяни-и сколь хошь! Хоть с кнутом за ними бегай. Я один раз "хрюкнул" крепко, и озверел:
- С-суки!! – ору на подчиненных. – Да вам ни х-хера в жизни не нужно! Двух слов связать без мата не можете! А туда-а же: плати, начальник, тогда и работа будет. Трепачи! Сучье племя! Да вам хоть миллион дай – вы хрЕна лысого пошевелитесь!
Короче, бушевал я тогда крепко и долго. Работяги сперва напугались, притихли, а-а потом всё пошло как раньше. И вот тут я запил уже капитально.
Вера, жена, спервоначалу ко мне по-доброму: дескать "Водка – это не выход, Гера!". Я кивал, потом трезвел, прощения просил. Но Молох меня уже крепко за яйца держал.
Через год я стал втихаря распродавать наши книги. Вера извелась со мной, но видя, что ничего у нее не получается, однажды сказала:
- Гера! Мне жако нашего Алешку! У него, похоже, уже нет отца. И потому вот тебе, милый, мой ультиматум: либо ты навсегда бросаешь пить, либо мы разводимся.
Я клятвенно пообещал: брошу! К черт-товой матери! Полтора месяца держался! Но потом... А что "потом"?! Как у всех... алкашей.
Вера попыталась было меня лечить, но – с нулевым результатом. И уж тогда подала на развод...
Квартиру я им оставил, сам ушел в общагу бетонного. Ну, а там уже покатилось! Из мастеров меня выгнали. Покантовался с месяц в арматурном, ни хрена, естественно, не заработал, да и то пропил... Потом попытался перейти в ВОХР. Но какой из меня охранник?! – рожа-то была уже насквозь пропита.
... С тех пор вот – на вольных хлебах. Домой пару раз заглядывал, но Вера попросила больше не приходить. Ради Алешки.
А потом они уехали, насовсем. Это уже в "новое время", после всех этих бл---ких "перестроек". Вера сумела продать нашу двухкомнатную, и подалась – думаю, все-таки в Питер.
Э-э-эх-х-х... А как мы жили! Девятиэтажка, вот такая же, как эта. Улица Цветочная, девять. 1-й этаж! Квартира 3. И тепло-то у нас было, и уютно. И рыбки в аквариуме плескались. И Алешка все время собаку хотел, но так мы ее, собаку-то, ему и не купили...
Ч-черт! Холодно как! Прихватывает, морозяк-то... И нечем согреться: выпить нечего, жрать нечего, одеться не во что... и жить негде. Похоже – помру сегодня... И попрощаться не с кем! И похоронить, наверное, будет некому...
* * *
Из сообщений городской прессы: "В связи с резким усилением морозов, сегодня ночью в нашем городе замерзло насмерть три человека. Все трое – без определенного места жительства и без документов. Один из замерзших был найден в куче картонных коробок, в нише под балконом квартиры № 3, 1-го этажа, по адресу ул. Цветочная, 9".
15.02 – 22.03.2006