2014-й

Роман Пашкевич
2014

Непонятные звуки, проникшие сквозь толстую дубовую дверь спальни, привлекли внимание Алексея Ивановича Цуко, когда он, по утреннему обыкновению, сидел обнаженным перед огромным зеркалом, протирал свое потасканное лицо драгоценным тоником и попутно планировал в уме дела на день.
Звуки эти были тревожными: сначала какой-то треск, потом что-то упало в передней и разбилось, и тут же послышались крики. Алексей Иванович встал со стульчика, подошел к двери и приложил к ней ухо, не переставая посматривать на себя в зеркало. Вдруг пол качнулся под его ногами, а со стороны передней раздался тяжелый и мощный удар.
- Черт знает что такое, - пробормотал Алексей Иванович и оглянулся в поисках одежды.

Через минуту он, облаченный в роскошный халат, вышел в коридор и направился к передней. У него было настроение хорошенько проучить всех, кто причастен к созданию шума в столь ранний час; что бы ни происходило в передней, его об этом заранее не предупреждали – а это само по себе было очень серьезным просчетом.
Неторопливо шагая по обширному коридору и посматривая на отражение своей лысины в висящих на шестиметровой высоте черных зеркальных панелях, Алексей Иванович чувствовал себя Великим Жрецом некого храма, который решил снизойти до копошащейся у подножия черни. Разгневанным божеством, огромным, сияющим и беспощадным, которое вот-вот возникнет перед толпой грешников. Он представлял себе, какой эффект произведет его появление, и как все, кто находится в передней, будут смущены и напуганы; кривоватая улыбка блуждала по слегка безумному лицу бизнесмена.

В передней происходило нечто невероятное.
На месте огромной и абсолютно несокрушимой, как считал ранее Алексей Иванович, входной двери зияла прямоугольная дыра с рваными краями. Сама дверь вместе со всеми хитроумными замками валялась у стены, погнутая и разошедшаяся по швам; около поверженной двери лицом вниз лежал Дмитрий – личный охранник Алексея Ивановича: под ним расплывалась густая черная лужа.
По обеим сторонам оставшегося от выбитой двери проема стояли люди в черной форме и с автоматами в руках; лица их были закрыты масками. Из лифтового холла в переднюю неторопливо прошел еще один человек; он осмотрелся и направился к Алексею Ивановичу.
Человек этот был в черном блестящем плаще, на рукаве – оранжевая повязка с черной стилизованной молнией; голова затянута в черную ткань с прорезями для губ и глаз; поверх тканевой маски - фуражка.
- Ваша фамилия - Цуко? – осведомился он.
- Да… - растерянно сказал Алексей Иванович, делая пару шагов вперед. Недовольная заготовка на его лице исчезла. – А что, собственно… Кто вы такой?
- Я командую третьим специальным штурмовым отрядом. Вы арестованы. Вам, а также вашей супруге, Элеоноре Харитоновне, и дочери, Нелли Алексеевне, необходимо пройти с нами. Если вы не окажете сопротивления, никто не пострадает.
Алексей Иванович удивленно приподнял левую бровь.
- А на каком основании, собственно?
- Вот приказ, - визитер вытащил из внутреннего кармана сложенную вчетверо бумагу.
Недовольство и раздражение, заготовленные Алексеем Ивановичем еще в коридоре, вдруг вскипели и подступили к самому горлу. В глазах у него зажглись холодные огоньки, в голосе появился металл. Он помолчал, даже не взглянув на бумагу, затем начал говорить.
- Так… а теперь слушайте. Я с вами никуда не поеду. Проконсультируйтесь с моим адвокатом, его фамилия Щербицкий. И потрудитесь сегодня же починить здесь все, что вы поломали. У вас уже сейчас большие проблемы, поверьте. Вы уже очень сильно ошиблись, посмев сюда ворваться. И это уже очень трудно исправить! – Алексей Иванович постепенно переходил на начальственный крик, делая особенный акцент на слове "уже", дабы собеседник получше осознал свою глупость; он приобрел обычную уверенность: подобные монологи были для него делом привычным. - И, собственно, что вы сделали с Дмит…

Гость спокойно нажал на кнопку в кармане плаща; Алексей Иванович рухнул на пол и попытался прижать колени к подбородку: невыносимая, дикая боль пронзила его, она возникла в паху и проросла вверх, и теперь казалось, что в животе у него чудовищный блендер, превращающий внутренности в фарш. Офицер бесстрастно наблюдал за корчащимся предпринимателем. Боль была столь сильна, что Алексей Иванович не мог даже кричать: его горло словно парализовало, и он мог лишь сдавленно шипеть.
Через две или три немыслимо долгих секунды боль вдруг разом исчезла; организм пораженно молчал, отказываясь верить, что все внутренние органы целы и боль была лишь иллюзией.
- Еще? – поинтересовался офицер.
Алексей Иванович тоненько взвизгнул, выкрикнул изменившимся голосом нечто нечленораздельное и, оттолкнувшись ногами, попытался отползти как можно дальше, но почти сразу уперся в стенку; он никак не мог отдышаться, его тело казалось ему хрупким и пустым, сделанным из тонкого стекла. Полы халата свесились по сторонам, выставив напоказ густо заросшие гениталии.
Офицер покачал головой и направился к бизнесмену, на ходу доставая оружие; остановившись прямо перед Алексеем Ивановичем, он начал медленно поднимать пистолет. Алексей Иванович обнаружил вдруг, что не может ничего сказать: губы его совершенно не слушались, челюсти были сведены судорогой, перекошенное лицо прыгало и тряслось. Нечеловеческим усилием он раскрыл рот - на халат потекла горькая слюна, замычал, покраснел от напряжения и наконец выдавил из себя хриплый крик, отдаленно напоминавший слова "Нет! Не надо!"
Подумав, визитер опустил пистолет и сказал:
- Встаньте. Возьмите себя в руки!
Алексей Иванович повиновался со всем рвением, на которое был способен: он схватился за стену, попытался использовать ее как опору, но сорвался и упал на пол, снова сверкнув своим "хозяйством"; не теряя времени, он снова принялся подниматься; на третий раз это ему удалось.

Прислонившись к стене и пытаясь удержаться на трясущихся ватных ногах, он, словно во сне, наблюдал за происходящим в передней: вот двое вооруженных солдат прошли в квартиру; появился второй офицер, пониже первого ростом, в таком же плаще, фуражке и маске. Алексей Иванович не слышал ничего, кроме угрожающего гула в ушах; он был словно контужен, все происходило для него, как в немом фильме. Солдаты вернулись, один из них держал за локоть Элю, супругу Алексея Ивановича, бледную, явно только что бесцеремонно выдернутую из постели, одетую лишь в ночную рубашку; второй пронес через переднюю извивающуюся, широко раскрывающую рот Нелли, с мокрыми волосами, завернутую в белоснежное банное полотенце, и скрылся с ней в холле.

Эля начала упираться и что-то гневно кричать, обращаясь к офицерам и показывая на мужа пальцем; лицо ее пошло красными пятнами, стало некрасивым и злым. Низенький офицер подошел к Алексею Ивановичу и кивнул в направлении выхода; Алексей Иванович, впавший в ступор, молчал и пытался понять, что от него требуется. Офицер вытащил пистолет и, коротко замахнувшись, ударил его рукояткой пистолета по лицу. Боли Алексей Иванович не почувствовал; он медленно поднес к щеке руку, а затем стал удивленно смотреть на кровь, окрасившую ладонь.

Один из автоматчиков – высокий, массивный - подошел к Эле, широко улыбаясь, и резким движением разорвал на ней ночную рубашку от ворота почти до самого низа; следующим рывком рубашка была отброшена прочь; Эля беспомощно заметалась, пытаясь прикрыться, затем вдруг решила вцепиться солдату в лицо, но он схватил ее за руки и остановил их, подняв вверх; другой солдат, подойдя сзади, сдернул с Эли трусики; затем ее руки завели назад и сцепили их сверкающими наручниками. Огромный солдат намотал волосы Эли себе на руку и стал что-то говорить, приблизив губы вплотную к ее лицу; Эля морщилась и пыталась отвернуться. Солдат несколько раз ударил ее по щекам; этого показалось мало, и он стал наотмашь бить ее по грудям – они жалобно болтались из стороны в сторону; по лицу Эли потекли слезы.
Алексей Иванович подумал, что никогда раньше не видел, чтобы его третья жена плакала.

Подошел офицер и что-то сказал; экзекуция прекратилась, двое солдат схватили Элю за руки и потащили к выходу; Алексея Ивановича подтолкнули в спину, так, что он чуть было не упал, но устоял на ногах и сделал несколько шагов к выходу; тут кто-то жестоко ударил его сзади ногой, попав носком ботинка точно посередине ягодиц и чуть ниже заднего прохода; промежность вмиг оказалась словно охваченной пламенем, но Алексей Иванович воспринял это спокойно – после боли, вызванной простым нажатием кнопки. Он даже не обернулся и, пошатываясь и хромая, пошел к лифтовому холлу.

Немногочисленные прохожие, оказавшиеся тем утром рядом с элитным зданием в центре Старой Москвы, могли наблюдать, как распахнулись зеркальные двери и из них к двум поджидавшим черным бронеавтомобилям направилась живописная процессия. Впереди шел в окружении двух автоматчиков Алексей Иванович, задумчивый и отрешенный, с окровавленным лицом, не замечавший, что пояс его халата развязался и спереди халат бесстыдно распахнут; за ним - Нелли, с так и не высохшими волосами и по-прежнему завернутая в полотенце; она шла спокойно, никем не подгоняемая, сопровождавшие ее солдаты держались на некоторой дистанции; потом Элеонора Харитоновна - голая, в наручниках, с болтающимися белыми мячиками грудей и выкрашенными в игривый темно-вишневый цвет лобковыми волосами. Глаза ее были закрыты: двое солдат поддерживали ее и задавали направление.
Последними вышли два офицера; когда все разместились в машинах, водители включили огни и сирены и умчались прочь.

***

Алексей Цуко так и не вышел на свободу; кто-то вроде бы видел его, пугающе худого и лишившегося левого глаза, в 2017-м в подземном коридоре химкинского распределителя; говорят также, что есть свидетели его расстрела в 2019 году в лагере неподалеку от Парижа: казнь была чистой формальностью, поскольку Алексей Иванович и так, по словам очевидцев, был "не жилец".
Элеонора Цуко, похудевшая, с потухшими безжизненными глазами, была выброшена летом 2015 года – ровно через год после ареста - из бронеавтомобиля, ехавшего по МКАДу, и чудом не попала под грузовик. Она была завернута в грязную простыню, в руке сжимала новенький серый паспорт "не – гражданина". Сейчас ее можно встретить на подступах к московскому "Новому зоопарку".
Нелли вскоре после ареста была освобождена; через некоторое время она добровольно начала сотрудничать с "новой властью". Живет в Новой Москве, у нее семья и оранжевый паспорт.