2014
Непонятные звуки, проникшие сквозь толстую дубовую дверь спальни, привлекли внимание Алексея Ивановича Цуко, когда он, по утреннему обыкновению, сидел обнаженным перед огромным зеркалом, протирал свое потасканное лицо драгоценным тоником и попутно планировал в уме дела на день.
Звуки эти были тревожными: сначала какой-то треск, потом что-то упало в передней и разбилось, и тут же послышались крики. Алексей Иванович встал со стульчика, подошел к двери и приложил к ней ухо, не переставая посматривать на себя в зеркало. Вдруг пол качнулся под его ногами, а со стороны передней раздался тяжелый и мощный удар.
- Черт знает что такое, - пробормотал Алексей Иванович и оглянулся в поисках одежды.
Через минуту он, облаченный в роскошный халат, вышел в коридор и направился к передней. У него было настроение хорошенько проучить всех, кто причастен к созданию шума в столь ранний час; что бы ни происходило в передней, его об этом заранее не предупреждали – а это само по себе было очень серьезным просчетом.
Неторопливо шагая по обширному коридору и посматривая на отражение своей лысины в висящих на шестиметровой высоте черных зеркальных панелях, Алексей Иванович чувствовал себя Великим Жрецом некого храма, который решил снизойти до копошащейся у подножия черни. Разгневанным божеством, огромным, сияющим и беспощадным, которое вот-вот возникнет перед толпой грешников. Он представлял себе, какой эффект произведет его появление, и как все, кто находится в передней, будут смущены и напуганы; кривоватая улыбка блуждала по слегка безумному лицу бизнесмена.
В передней происходило нечто невероятное.
На месте огромной и абсолютно несокрушимой, как считал ранее Алексей Иванович, входной двери зияла прямоугольная дыра с рваными краями. Сама дверь вместе со всеми хитроумными замками валялась у стены, погнутая и разошедшаяся по швам; около поверженной двери лицом вниз лежал Дмитрий – личный охранник Алексея Ивановича: под ним расплывалась густая черная лужа.
По обеим сторонам оставшегося от выбитой двери проема стояли люди в черной форме и с автоматами в руках; лица их были закрыты масками. Из лифтового холла в переднюю неторопливо прошел еще один человек; он осмотрелся и направился к Алексею Ивановичу.
Человек этот был в черном блестящем плаще, на рукаве – оранжевая повязка с черной стилизованной молнией; голова затянута в черную ткань с прорезями для губ и глаз; поверх тканевой маски - фуражка.
- Ваша фамилия - Цуко? – осведомился он.
- Да… - растерянно сказал Алексей Иванович, делая пару шагов вперед. Недовольная заготовка на его лице исчезла. – А что, собственно… Кто вы такой?
- Я командую третьим специальным штурмовым отрядом. Вы арестованы. Вам, а также вашей супруге, Элеоноре Харитоновне, и дочери, Нелли Алексеевне, необходимо пройти с нами. Если вы не окажете сопротивления, никто не пострадает.
Алексей Иванович удивленно приподнял левую бровь.
- А на каком основании, собственно?
- Вот приказ, - визитер вытащил из внутреннего кармана сложенную вчетверо бумагу.
Недовольство и раздражение, заготовленные Алексеем Ивановичем еще в коридоре, вдруг вскипели и подступили к самому горлу. В глазах у него зажглись холодные огоньки, в голосе появился металл. Он помолчал, даже не взглянув на бумагу, затем начал говорить.
- Так… а теперь слушайте. Я с вами никуда не поеду. Проконсультируйтесь с моим адвокатом, его фамилия Щербицкий. И потрудитесь сегодня же починить здесь все, что вы поломали. У вас уже сейчас большие проблемы, поверьте. Вы уже очень сильно ошиблись, посмев сюда ворваться. И это уже очень трудно исправить! – Алексей Иванович постепенно переходил на начальственный крик, делая особенный акцент на слове "уже", дабы собеседник получше осознал свою глупость; он приобрел обычную уверенность: подобные монологи были для него делом привычным. - И, собственно, что вы сделали с Дмит…
Гость спокойно нажал на кнопку в кармане плаща; Алексей Иванович рухнул на пол и попытался прижать колени к подбородку: невыносимая, дикая боль пронзила его, она возникла в паху и проросла вверх, и теперь казалось, что в животе у него чудовищный блендер, превращающий внутренности в фарш. Офицер бесстрастно наблюдал за корчащимся предпринимателем. Боль была столь сильна, что Алексей Иванович не мог даже кричать: его горло словно парализовало, и он мог лишь сдавленно шипеть.
Через две или три немыслимо долгих секунды боль вдруг разом исчезла; организм пораженно молчал, отказываясь верить, что все внутренние органы целы и боль была лишь иллюзией.
- Еще? – поинтересовался офицер.
Алексей Иванович тоненько взвизгнул, выкрикнул изменившимся голосом нечто нечленораздельное и, оттолкнувшись ногами, попытался отползти как можно дальше, но почти сразу уперся в стенку; он никак не мог отдышаться, его тело казалось ему хрупким и пустым, сделанным из тонкого стекла. Полы халата свесились по сторонам, выставив напоказ густо заросшие гениталии.
Офицер покачал головой и направился к бизнесмену, на ходу доставая оружие; остановившись прямо перед Алексеем Ивановичем, он начал медленно поднимать пистолет. Алексей Иванович обнаружил вдруг, что не может ничего сказать: губы его совершенно не слушались, челюсти были сведены судорогой, перекошенное лицо прыгало и тряслось. Нечеловеческим усилием он раскрыл рот - на халат потекла горькая слюна, замычал, покраснел от напряжения и наконец выдавил из себя хриплый крик, отдаленно напоминавший слова "Нет! Не надо!"
Подумав, визитер опустил пистолет и сказал:
- Встаньте. Возьмите себя в руки!
Алексей Иванович повиновался со всем рвением, на которое был способен: он схватился за стену, попытался использовать ее как опору, но сорвался и упал на пол, снова сверкнув своим "хозяйством"; не теряя времени, он снова принялся подниматься; на третий раз это ему удалось.
Прислонившись к стене и пытаясь удержаться на трясущихся ватных ногах, он, словно во сне, наблюдал за происходящим в передней: вот двое вооруженных солдат прошли в квартиру; появился второй офицер, пониже первого ростом, в таком же плаще, фуражке и маске. Алексей Иванович не слышал ничего, кроме угрожающего гула в ушах; он был словно контужен, все происходило для него, как в немом фильме. Солдаты вернулись, один из них держал за локоть Элю, супругу Алексея Ивановича, бледную, явно только что бесцеремонно выдернутую из постели, одетую лишь в ночную рубашку; второй пронес через переднюю извивающуюся, широко раскрывающую рот Нелли, с мокрыми волосами, завернутую в белоснежное банное полотенце, и скрылся с ней в холле.
Эля начала упираться и что-то гневно кричать, обращаясь к офицерам и показывая на мужа пальцем; лицо ее пошло красными пятнами, стало некрасивым и злым. Низенький офицер подошел к Алексею Ивановичу и кивнул в направлении выхода; Алексей Иванович, впавший в ступор, молчал и пытался понять, что от него требуется. Офицер вытащил пистолет и, коротко замахнувшись, ударил его рукояткой пистолета по лицу. Боли Алексей Иванович не почувствовал; он медленно поднес к щеке руку, а затем стал удивленно смотреть на кровь, окрасившую ладонь.
Один из автоматчиков – высокий, массивный - подошел к Эле, широко улыбаясь, и резким движением разорвал на ней ночную рубашку от ворота почти до самого низа; следующим рывком рубашка была отброшена прочь; Эля беспомощно заметалась, пытаясь прикрыться, затем вдруг решила вцепиться солдату в лицо, но он схватил ее за руки и остановил их, подняв вверх; другой солдат, подойдя сзади, сдернул с Эли трусики; затем ее руки завели назад и сцепили их сверкающими наручниками. Огромный солдат намотал волосы Эли себе на руку и стал что-то говорить, приблизив губы вплотную к ее лицу; Эля морщилась и пыталась отвернуться. Солдат несколько раз ударил ее по щекам; этого показалось мало, и он стал наотмашь бить ее по грудям – они жалобно болтались из стороны в сторону; по лицу Эли потекли слезы.
Алексей Иванович подумал, что никогда раньше не видел, чтобы его третья жена плакала.
Подошел офицер и что-то сказал; экзекуция прекратилась, двое солдат схватили Элю за руки и потащили к выходу; Алексея Ивановича подтолкнули в спину, так, что он чуть было не упал, но устоял на ногах и сделал несколько шагов к выходу; тут кто-то жестоко ударил его сзади ногой, попав носком ботинка точно посередине ягодиц и чуть ниже заднего прохода; промежность вмиг оказалась словно охваченной пламенем, но Алексей Иванович воспринял это спокойно – после боли, вызванной простым нажатием кнопки. Он даже не обернулся и, пошатываясь и хромая, пошел к лифтовому холлу.
Немногочисленные прохожие, оказавшиеся тем утром рядом с элитным зданием в центре Старой Москвы, могли наблюдать, как распахнулись зеркальные двери и из них к двум поджидавшим черным бронеавтомобилям направилась живописная процессия. Впереди шел в окружении двух автоматчиков Алексей Иванович, задумчивый и отрешенный, с окровавленным лицом, не замечавший, что пояс его халата развязался и спереди халат бесстыдно распахнут; за ним - Нелли, с так и не высохшими волосами и по-прежнему завернутая в полотенце; она шла спокойно, никем не подгоняемая, сопровождавшие ее солдаты держались на некоторой дистанции; потом Элеонора Харитоновна - голая, в наручниках, с болтающимися белыми мячиками грудей и выкрашенными в игривый темно-вишневый цвет лобковыми волосами. Глаза ее были закрыты: двое солдат поддерживали ее и задавали направление.
Последними вышли два офицера; когда все разместились в машинах, водители включили огни и сирены и умчались прочь.
***
Алексей Цуко так и не вышел на свободу; кто-то вроде бы видел его, пугающе худого и лишившегося левого глаза, в 2017-м в подземном коридоре химкинского распределителя; говорят также, что есть свидетели его расстрела в 2019 году в лагере неподалеку от Парижа: казнь была чистой формальностью, поскольку Алексей Иванович и так, по словам очевидцев, был "не жилец".
Элеонора Цуко, похудевшая, с потухшими безжизненными глазами, была выброшена летом 2015 года – ровно через год после ареста - из бронеавтомобиля, ехавшего по МКАДу, и чудом не попала под грузовик. Она была завернута в грязную простыню, в руке сжимала новенький серый паспорт "не – гражданина". Сейчас ее можно встретить на подступах к московскому "Новому зоопарку".
Нелли вскоре после ареста была освобождена; через некоторое время она добровольно начала сотрудничать с "новой властью". Живет в Новой Москве, у нее семья и оранжевый паспорт.