Философский замок. Глава 2 в данный момент переделывается

Денис Цыбко
Глава 2.

Труднее всего предсказать чье-либо прошлое.
(Станислав Лец)

Свет. Мертвенно бледный свет от восходящего солнца медленно ложится на воду. Штиль. Волны нехотя тыкаются в борта старушки «Элизабет». Краска уже смылась, ей на замену кое-где пришла ржавчина. Ватер-линия из светло-голубой прямой, превратилась в пунктир. У старика Эрла – капитана этой посудины – было большое сердце, но никак не состояние, и скорлупка «Элли» дорабатывала свои последние годки. Но дорабатывала прилежно, не подводя своего хозяина, видимо понимая, какая у него нелёгкая работа – спасать людей. Спасать. Другого слова не подобрать. Из того мира, в котором жило подавляющее число людей в Европе начала XX века действительно могло спасти только бегство за океан. Им казалось, что за сотнями километров солёной воды, разделявшими их континенты, можно найти счастье. Но счастье для каждого своё – деньги, слава, любовь. Кто-то находит его, кто-то нет. Но все они сходятся на мысли о том, что Там им будет лучше. И «Элли» везет на себе тяжкую, но важную ношу – людей, везет в новый для них мир, навстречу неизведанному и прочь от униженья и страха.
Скрипнули несмазанные петли, дверь медленно открылась и на палубу, перешагнув через переборку ступил человек. Так же медленно он попытался затворить за собой, но дверь опять предательски скрипнула. Слегка покачиваясь в такт кораблю он подошел к перилам. Из-за своего невысокого роста, они доходили ему до груди. Он уткнулся в них локтями, положил голову на руки поудобнее и уставился куда-то вдаль. Часы во внутреннем кармане его потертого пиджака, показывали ровно шесть часов утра. Уже пятый день «Элли» была в пути, и этот человек неизменно выходил на палубу в это время встречать рассвет. Пассажиры почему-то всегда выходили в такую рань встречать утро нового дня, но он был неизменно первым. А ведь его могло тут и не быть. Всего пять дней назад он вероятно был-бы самым счастливым человеком на земле. Но…
…Переполняемый радостью, молодой человек возвращался в свою деревеньку под Ригой, мерно трясясь и подпрыгивая на кочках бок о бок со своим родным дядей. «Два дня, два дня» - крутилось у него в голове, казалось эти два слова доводят его до бескрайних границ счастья, а если он скажет их вслух, вообще получит инфаркт. В руках, прижимая изо всех сил к груди, у него была невзрачная серая коробочка с подарком для его единственной и несравненной Агги. Вообще-то на самом деле её звали Агнесса, но кого это волновало? Для него она всегда была Агги, в крайнем случае Ниса. И через два дня у этих двух голубков должна была состояться помолвка. Однако надо заметить, что это казалось бы радостное со всех сторон событие, всё таки было воспринято родственниками с обеих сторон весьма неоднозначно. Основная проблема заключалась в большой разнице в возрасте – целых десять лет. В принципе немного. Но когда ей – 16, а ему 26. Вот это уже начинает играть свою роль. Причём весьма отрицательную. Молодых это естественно никак не останавливало. Куда уж им, ведь всё внимание они отдают друг другу, забывая обо всём на свете. Родственники и друзья же напротив, вот уже в течение трех недель воевали. Шла импровизированная война с переменным успехом, и наконец к общей радости, закончилась подписанием «пакта о ненападении», и установки сроков проведения венчания и свадьбы. Новоиспеченный Ромео и дядя на два дня уехали в Ригу за подарком, новоиспеченная Джульетта с мамой осталась готовиться дома. В общем, как это обычно бывает - приятные хлопоты.
- Дальше я сам, - сказал юноша и спрыгнул с телеги в жёлтую дорожную пыль.
- Ага, - пробасил дядя, и стегнув слегка лошадку запел какую-то лишь ему известную песенку.
Отряхнувшись, и в тысячный раз убедившись в сохранности дорогого, во всех смыслах, подарка, он направился в сторону небольшого леска. По дороге, собирая на себе частички пыли, по лугу, на котором ещё не высохла утренняя роса, между берёзок, тоненьких и стройненьких, украшенных бруньками серёжек, сквозь кусты дикой малины, попутно набивая карманы спелой ягодой он не спеша шёл. Нет не шёл. Летел, превозносимый переполняющей его радостью. Спустя четверть часа пути, он наконец выпорхнул на берег небольшого, крохотного озерца. Это их излюбленное место встречи. Здесь они ночами пропадали вдвоём. И днями, пропадали вдвоём. Это было ИХ озеро. Здесь всё началось. Он подошел к большому камню, наполовину уходившему в воду, наполовину величественно возвышаясь над ней. Бережно положил коробку в траву, а сам залез на камень и уставился в зелёную, зеркальную гладь озера. Оттуда на него глядел худенький и маленький, как березовый пенёк, мальчик. «Мужчиной станешь после свадьбы» - подумал он, и прищурил свои карие, бездонные, как озеро в котором они отражались, глаза. За эти глаза его и полюбила Агнесса. Она была, вероятно, самой красивой девчушкой во всей деревне, и всё таки отдала предпочтение именно ему – невзрачному, некрасивому, и маленькому, даже для своих 26 лет. Оторвавшись от созерцания самого себя, он засунул руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда старенькие часы. Без пяти пять, гласили они. «Скорее бы» - пронеслось у него в голове. Они договорились встретиться у озера в шесть, как раз после того как он вернется из Риги. Он снял пиджак, постелил его и бухнулся уставившись в голубоглазое небо, накрывшее его с головой. День обещал быть чудесным, и он принялся ждать, чего же ещё преподнесет ему судьба сегодня.
В шесть она не появилась, и червяки сомнения, найдя в его сердце благоприятную почву, принялись сначала потихоньку, а потом с остервенением вгрызаться в неё. Смеркалось. Прождав ещё пол часа, он не выдержал, ужасных мыслей терзавших его, и направился, ускоряя шаг, к ферме Агнессы. Ещё через полчаса, он стоял перед её дверью, тяжело дыша и упираясь одной рукой в дверной косяк, а другой прижимая злополучный подарок к груди. Отдышавшись и приведя свой внешний облик в более менее подобающее состояние, он постучал в дверь. Секунда, две, три, четыре, дверь распахнулась. На пороге стояла мама Агнессы. Лицо её, обычно неприветливое, сейчас имело какое-то странное выражение, некая помесь сарказма с печалью.
- Я… - начал было он.
- Агнесса искала тебя, - не дав закончить фразу перебила его она.
«Интересно, где?» - пронеслось у него в голове, но вслух он сказал:
- Она дома?
- Да, она у себя, - и отошла немного, пропуская запыхавшегося жениха-неудачника внутрь. Тот не заставил себя долго упрашивать, и вот уже дверь дома сменилась резной дверью Агнессы. Тишина, он прислушался повнимательней. Прозвучали шаги, это мама ушла на кухню и опять тишина.
- Ниса, - вполголоса, сказал он, - это я.
- Проходи, - и он открыл дверь, просунув в комнату сначала подарок, потом голову, а потом всё что к ней прилагалось. Агнесса сидела на кровати и что-то теребила в руках.
- Что случилось? – промурлыкал он кладя коробку подле неё, - Я ждал, ждал. А ты так и не пришла.
- Почему ты не приехал с дядей? – вопрос на вопрос.
- Погода… Да и проще так было, - суть разговора ускользала от него.
- Погода, - передразнила она его своим тоненьким голоском, - я думала ты будешь с ним. Но неважно, ты уже здесь. Я должна тебе кое-что сообщить.
Червяки в сердце принялись грызть ещё сильнее.
- Пока ты ездил в Ригу, у меня было предостаточно времени подумать, о сложившемся положении.
К червякам прибыло подкрепление.
- В общем, - голос её дрожал, но сама она пыталась из всех сил держаться, - мы не можем быть вместе.
Что-то внутри, в самой глубине, упало и разбилось. В пыль.
- Как? Почему? – мысли в его голове засуетились, пытаясь найти объяснение действиям любимой. Или уже не любимой?
- Твой возраст, пойми разница всё-таки слишком велика, а я ещё так молода. Да и денег у тебя маловато. Ты подумал как мы будем жить? Да и где мы будем жить? В лачуге твоего дяди? – слова лились из неё нескончаемым потоком. Что ни слово – удар. Что ни слово – приговор. Ромео сидел на краю кровати, и без того маленький, он уменьшался и уменьшался, под градом обвинений в свой адрес. Но все они сводились в конечном итоге к простой житейской истине: “Ты слишком беден и стар для меня!” Наконец она остановилась, переводя дыхание. Готовая отбиваться от нападок и увещеваний незадавшегося жениха, но ничего подобного не последовало. Наоборот. Он сидел уставившись на свои ботинки, посеревшие от пыли. Сидел и молчал. Потом, спустя минуту, или чуть больше он медленно повернулся, стараясь не глядеть на свою мучительницу, открыл коробку, и дал ей. Внутри лежало белоснежное платье. Как раз такое о котором подолгу рассказывала она ему, греясь в его объятьях при луне. Затем он встал, подошел к двери.
- Агнесса Скаффс, - его голос вдруг приобрел твердость, - я запомню твои слова, - сказав это, он вышел.
А дальше. Дальше были слёзы, обида, страдания, злость, непонимание, решение и действие. Собрав все имеющиеся у него деньги, он, никому ничего не сказав, направился пешком в Ригу. Из Риги в другой город, а оттуда ещё в другой. Череда таких переездов и переходов привела его на борт «Элизабет», отплывающей в Нью-Йорк. И вот уже пятый день он в плавании по Атлантике, и пятый день выходит рано утром встречать рассвет наедине со своими мыслями. Никто из пассажиров «Элизабет» не знал подлинной истории этого человека.
Истории Эдварда Лидскалнинша.