Чего только в наши дни не случается. А все потому, что время такое, суетное и безобразное. Как говаривал наш замполит, диалектика: низы не хочут, верхи не могут - вот и получается бардак.
Сама же история начинается с возвращения судна из дальнего океанского похода. Встречали пароход как положено, с оркестром. Подудели в медь, потом митинг собрали, поблагодарили за труд и службу - и всё. Все, поскольку пока мы там океаны покоряли, здесь новое государство образовалось, и этому новому государству океаны покорять без надобности. То есть, надо, конечно. Танкеры, сухогрузы там всякие, чтобы сюда гуманитарную помощь возить, а отсюда - сырьё, но не больше. А наш белый научный лайнер взяли якорной цепью под клюзы, словно под уздцы, и прикрутили к причалу. Заварили дырки, ранее гордо именовавшиеся иллюминаторами. Спустили и куда-то унесли наш военно-морской флаг гидрографической службы. Короче, поставили на прикол. Команде "спасибо за всё" и вежливо распрощались. Офицеров и мичманов - кого за штат, кого на другие суда, а нас, гражданских, говоря по-морскому, в свободное плавание, на волю рыночных волн. Замполит (его на какие-то курсы повышения квалификации отправили) напоследок сказал, чтобы мы себя в резерве считали, и, как только бардак кончится, нас обратно позовут. Цепи расклепают, иллюминаторы разварят, флаг принесут и подымут, и снова мы будем... Ну и так далее.
Денег после расчёта должно было хватить месяца на три. Вопреки опасениям, проблем с работой не было. Оказалось, что моим скепсисом можно торговать построчно и постранично, мне зачли участие в стенной печати, кипу выпущенных за годы океанских походов боевых листков и уже через неделю я заведовал отделом сатиры и юмора в коммунистической газете.
Правда, круг моих обязанностей оказался несколько шире дежурных шуток и анекдотов в каждом номере. Поскольку в редакции было лишь четверо сотрудников, какая-либо грань между трудом умственным и физическим была стерта напрочь. В понедельник отвозили бумагу в типографию, во вторник сочиняли передовицу, статьи и отклики читателей, в среду газета печаталась, в четверг увозилась из типографии, в пятницу её надо было везти в Союзпечать, ну а в выходные, взяв под руку пачку газет, продавать их в электричках и у станций метро... Так было распланировано, но, поскольку из-за недостатка средств газета выходила раз в два-три месяца, много времени отводилось политической учёбе в преддверии грядущих классовых битв. Готовили и следующие номера. Броские заголовки для первой страницы придумывались легко, так как целый год первую полосу занимали редакторские статьи-передовицы о проблемах секса. Секс подавался исключительно с классовых позиций, суховато-канцелярским языком с постоянными ссылками на основоположников. Получалось весьма оригинально.
Отписавшись и еще не остыв редактор рассаживал троих сотрудников на пачках непроданных газет и начинал политическую учёбу:
-- Ярость?! Ярость! Ярость, товарищи, чувство слепое и сокрушающее. Человек в чувстве ярости не ищет подспудных классовых причин и обрушивает гнев на раздражитель из ближайшего окружения. Гнев? Гнев! Гнев, товарищи, это чувство, как замечал и показывал Владимир Ильич...
Вообще-то Владимир Ильич показывал в разные стороны, но зато строго на зюйд, норд и ост. Я сам его так установил с помощью корабельного компаса. Дело в том, что коммунистически настроенные трудящиеся спасли от актов вандализма три памятника Ленину и притащили их на сохранение в редакцию. Памятники были совершенно одинаковы: широкополые пальто, кепки на головах и вытянутые вперёд правые руки. И ещё все три страшно тяжелые, хоть и выполненные из разного материала. Бронзовый был неприкосновенным запасом редакции, вложенным в цветной металл. Гранитный у нас клянчил один представитель южных народов. У представителя тяжело болел родственник, и с помощью первого председателя Совнаркома он хотел решить проблему с надгробным памятником. "Похож, а главное, в кепке", - заявлял он. Приказом по редакции гранитный Ленин был переведён в запас второго разряда. Ильич чугунный материальной ценности не представлял и, наверное, поэтому встал на путь соглашательства с редактором. Стоило тому в лекционном запале начать махать руками и задеть пустотелый чугунный монумент, тот тут же одобрительно гудел в ответ.
Итак, вождь многоруко, словно восточное божество указывал на стороны света. Иногда, впрочем, я ставил их друг за другом, положив руку каждого на плечо переднего. Вожди словно стояли за сосисками в кремлевском буфете. Или поворачивал их лицом друг к другу. Каменная, бронзовая и чугунная ладони сходились вместе. Вожди то ли водили хоровод, то ли соображали на троих, а может просто одинаковыми лицами, но разным цветом поделочного материала олицетворяли единство рас Земли.
Вообще-то двигал я их с опаской - снизу уже не раз жаловались, что потолок над ними трещит и трескается.
-...Итак, куда нам показывает Ильич? - спросил
меня продолжавший политинформацию редактор.
Чугунный Ильич через окно показывал на строящиеся невдалеке особняки нуворишей. Может, показывал, куда метать булыжники, а может, просто хотел дотянуться и заглянуть за высокий забор на престижном острове.
- На остров Трудящихся, - честно ответил я.
- Остров Трудящихся! Хорошо! Образно! - редактор даже черкнул что-то в блокноте. - Именно - остался лишь остров, жалкий островок трудящихся. А наша задача, когда рабочими завладеют слепые ярость и гнев, направить их не на мелких мещан-лавочников, а на особняки.
Редактор в запале стал размахивать руками, задел чугунный памятник. Негроидный Ильич тут же одобрительно загудел. Все в редакции согласились с поставленной задачей...
Дома я забросил в стол конспект занятий и хотел было посидеть, посочинять, что-нибудь юмористическое, но зазвонил телефон. Старый сосед по каюте работал сторожем, сидел в сторожке и от скуки названивал всем подряд. Заодно он и рассказал мне, кто из команды корабля куда устроился. В основном, моряки заняли места вахтеров и сторожей. Были среди нас и три грузчика. Замполит уже окончил свои курсы и стал, по слухам, какой-то шишкой у кришнаитов. Кто-то выбился в люди, став коммерческим директором экспортно-импортного предприятия, "Мечи на Орала, доставка с Урала". По водному профилю устроился лишь боцман. Тот расклеил объявления по району и принимал роды в ванной, пока не возмутились соседи по коммуналке.
Едва отделавшись от болтливого приятеля, я снова застучал на пишущей машинке, но пришла из своего ПТУ жена, выдернула из машинки лист и отправила меня за картошкой. Работать творческому человеку в такой обстановке не было никакой возможности.
В короткий срок жизнь газеты была преобразована полностью. В дверь врезали глазок, на телефон установили автоответчик с магнитофоном, что назвали "горячей линией", по которой в любое время суток можно было сообщить в редакцию новости рабочего движения.
Целый день сотрудники редакции носились по городу, собирали материал, распространяли газету, отправляли её в другие города.
В ответ иногда приходили деньги или просьбы прислать ещё газет, чаще всего не приходило ничего. Однажды из Астрахани пришёл ящик воблы.
В городе выпал первый снег, который тут же перемесили в грязь прохожие и машины.
Янтарную, прозрачную на свет воблу долго жевали всей редакцией.
- Спонсора, спонсора надо найти, - вздыхал редактор, выковыривая рыбьи кости между зубов, - без денег пропадём.
За несколько дней каша из льда и снега стаяла. Было сухо, лишь слегка знобил северный ветер. Решив прогуляться, я медленно пошёл к, метро по Кировскому проспекту. На Карповке у пивного лотка стоял старый друг. Даже не друг, а так, когда-то вместе в море ходили. В одной руке у него был дипломат, другой он сосредоточенно шарил в кармане.
- Здорово, старый, - окликнул я его.
- Пивка бы, - жалобно потянул он вместо приветствия, - закуски полный чемодан, а денег ни копейки.
Я расщедрился на пару бутылок, и мы сели на скамейку у реки. Друг, не глядя, сунул руку в дипломат и достал жареную курицу. На этом же дипломате постелили мою газету, заломали курице крылья. Сидели и потихоньку потягивали пиво.
- Во жизнь!? - заметил друг, утолив первую жажду. - Где найдёшь? Где потеряешь? На фига столько лет учился, в моря ходил? У меня же голос, оказывается, уникальный - густой баритон редкого окраса! - Он даже поднял вверх палец. - Нарасхват идёт.
Взяли еще пару бутылок. Друг спросил полуутвердительно:
- Ты тоже крылышки любишь? - потом взял бескрылую тушку птицы и без размаха бросил её в воду. Бултыхнувшись, курица медленно поплыла по Карповке в сторону Невы.
- Ты что? - изумился я.
- А-а, - махнул он рукой и распахнул дипломат. В нём плотно, ножки к ножкам, лежало еще девять жареных кур.
...В студии тишина. Уже зажглась надпись "Эфир", и звукооператор пальчиками показывала, сколько секунд осталось до начала передачи. Пять секунд, четыре, три, две, одна.
Друг заговорил своим уникальным густым баритоном редкого окраса. Говорил, задумчиво глядя поверх текста, куда-то вдаль, за стены студии, за здание радио, за телебашню и Неву.
- Жили-были дед и баба. И была у них курочка-ряба. Вы думаете, что это народная сказка о курочке-рябе? Нет! Это реклама нового кафе-гриль, которое ждёт вас ежедневно по адресу...
Может, постоянные статьи по вопросам пола, а может, и тоска по обязательным идеологическим установкам. развили в редакции желание кому-нибудь идеологически отдаться. Все казалось: вот откроется от удара ноги дверь, зайдёт некто в кубанке с красной полоской и скажет:
- Ша, ребята! Я секретарь подпольного обкома, с этого дня выполняете только мои указания.
Но никто не бил в дверь, в неё лишь осторожно скребся и заходил управделами здания с добрым бабьим лицом. Он наведывался раз в неделю, сличая инвентарные номера пишущей машинки, стола, стула и шкафа - последнего и единственного уцелевшего имущества бывшего райкомовского здания.
Проходя утром в редакцию, я первым делом включал магнитофон автоответчика с нежным голосом нашего бухгалтера на пленке:
- Здравствуйте, мы очень рады выслушать ваше сообщение.
- Что, краснозадые?! - хрипел голос неизвестного абонента. - Пируете на партийные деньги? Недолго вам осталось...
Бурный монолог перебивает голос бухгалтера:
- Спасибо, что вы обратились именно к нам! Ваш материал непременно будет использован в одном из ближайших номеров.
Гудок отбоя и снова здоровается с плёнки бухгалтер.
- Здорово, писака, - перебил её голос моего бывшего соседа по каюте. - Не скис еще там? Давай, двигай назад на пароход. В море идём, повезем евреев в Израиль. Им уже в вертолетном ангаре нары сколачивают.
Бухгалтер, как водится, и его поблагодарила за сообщение. Выключился магнитофон, на секунду в редакции стало тихо. Впрочем, трое моих коллег молчать уже не могли.
- Это идеологическая диверсия, - заключил редактор.
- Говоришь, тебе в море десять долларов в день платят? - вздохнул его заместитель.
- А у меня знакомый Иванов в паспорте фамилию на Иванович переделал. Уже три года в штатах живёт. - Тусклым голосом заключила бухгалтер.
- Я же подошёл к карте мира на стене - высчитывать валютные сутки пути до Хайфы.
...Финансовое положение любой газеты, если она не содержанка какого-нибудь банка, покоится на трёх китах: подписка, розница и реклама.
Широко проведенная нами подписная кампания дала двенадцать подписчиков, но зато из самых разных мест России и даже стран ближнего зарубежья. Доходов от розницы едва хватало на зарплату. Чуждые альтруизма распространители переходили на газеты объявлений и телепрограмму. Газета медленно, но верно проедала сама себя. Таяли запасы бумаги, с каждым месяцем дорожал транспорт, да и вообще любую дыру приходилось затыкать тощим редакционным рублём.
Но до сих пор оставался неиспользованным третий кит, мощный и упитанный, исправно тащивший многие газеты, радио и телевидение. "Неужели можно сделать хуже?" - думал я, читая рекламные объявления. "Две Скорпионши познакомятся с Раками"... Или: "Вы завещаете нам жилье, мы обеспечим вам достойные похороны. Доверьтесь, и мы не заставим вас долго ждать!"
Редакционный совет постановил вломиться на рекламный рынок города с помощью дешевых цен, быстроты и точности. Вламываться было поручено мне.
Хотя перспективы открытия рекламной страницы и были туманными, но туман стелился розовый, и сквозь него уже виделось, как прельщенные перечисленной суммой наших достоинств рекламодатели жадной толпой бегут к нам, долгими зимними ночами занимают очередь у дверей редакции. Идя им навстречу, мы будем вынуждены увеличить объём издания и тираж, перейти на финскую мелованную бумагу, использовать цветные иллюстрации. В конце концов, часть рекламы мы будем вынуждены просто перепродавать другим газетам. Так и будет, а неудачник? Неудачник пусть плачет. Да, пусть ревёт белугой.
На поиск рекламы в ближайший номер осталось три дня. Первый день был потрачен на обход лавок и мастерских кустарей без моторов. Эти кустари и торговцы обнаружили удивительные косность и упрямство. Дедок, который напротив моего дома приколачивал набойки на сапоги, заявил, что ему наплевать, что газета продаётся в двенадцати регионах России и ближнего зарубежья. И вообще, чтобы следующей зимой сапожную кожу не жрать, он скоро будку свернёт и уедет сажать картошку.
Продавец из киоска у магазина вообще отказался разговаривать:
- Я, - сказал он, закрывая окошко, - от районного рэкета едва откупаюсь. А после вашей рекламы ещё и городской наедет. А то и вовсе из всех двенадцати регионов"...
За весь день успеха я достиг лишь однажды. Павильон цветов и семечек купил пачку старых газет на обертку.
- Ещё приходи, - сказали они напоследок, - бумага у тебя хорошая, плотная.
На второй день я занялся кустарями с моторами. Здесь повезло больше. Автомастерская уплатила 168 рублей наличными и заказала объявление об установке печек в салоны автомобилей. 168 да минус мои законные пятнадцать процентов. Редакции оставалась мелочь. И на третий день я вышел на охоту на "крупного зверя".
"Крупным зверем" должно было стать мебельное предприятие фирма "Галай".
Офис фирмы занял бывшую коммуналку в центре Петербурга. В доме с дореволюционных времен сохранились мраморные полы, огромные, сходящиеся кверху окна, широкие лестницы. Старинные двери были испохаблены дерматином и гирляндами звонков на косяках, повисших от поднятой руки до живота. Фирма "Галай" первым делом вернула благородный вид двери, поставила антикварный звонок с надписью "крутить".
Покрутил, и дверь сразу открылась. На пороге стоял то ли секретарь, то ли референт - мужчина в костюме-тройке с голливудской улыбкой на лице и в домашних тапочках...
Может, меня разозлило единственное добытое объявление (аж на 168 рублей) или проявилась закалка, полученная в боях за рекламу с лавочниками и кустарями, но я понял, что без солидного заказа отсюда не уйду.
Не знаю, что прочитал в моём решительном взгляде этот секретарь-референт, но он пригласил меня зайти и усадил в кресло.
- Вы предлагаете нам разместить рекламу на первой странице вашей газеты? - спросил он. - А какие там будут заголовки?
- Обычные, - ответил я. - "Кем был дядя Ельцина", "Долой западных фирмачей из отечества", ну и международный: "Америка: хроника упадка".
- И вы хотите поместить нашу рекламу среди этих заголовков?! - изумился он.
- Почему бы и нет? - пожал я плечами. - В конце концов это вам решать. Но учтите, если вы не дадите нам рекламы, мы на том же месте самым крупным шрифтом поблагодарим вас за помощь и поддержку в выпуске нашей газеты.
От растерянности секретарь-референт ткнул сигаретой в чашку с кофе и покачал перед моим носом указательным пальцем: - Тогда моя фирма подаст на газету в суд, и мы докажем, что это неправда и никакой помощи не было.
- Прекрасно, - рассмеялся я, - такой суд будет отличной рекламой уже для газеты. Ну а помощь? Так мы скажем, что речь шла о помощи моральной.
Секретарь-референт ненадолго задумался.
- Хорошо, - тяжело вздохнул он. - Во сколько обойдётся, если мы не дай им рекламу, а вы не напечатаете благодарность?
- Вот это уже деловой разговор, - похвалил я его, - Приятно иметь дело с солидной фирмой.
В редакции зрели перемены. Созывались непонятные собрания, на которые приезжали партийные лидеры из других городов. За шкафом поставили раскладушку, там поселился охранник - боевик из общества "Склероз". Закрылась наша "горячая линия" - телефон отключили за неуплату. Под редакционными окнами ходили подозрительные типы. Однажды я застал редактора одного, лишь охранник храпел за шкафом. Сдав очередной фельетон, я хотел было уйти, но редактор меня задержал.
- Я нашёл спонсора, - сказал он, - Одно предприятие из новых. Они дали список конкурентов. Тебе надо: подобрать компромат и сделать фельетон по каждому. Письма-сигналы от простых читателей я подготовлю.
- М-м - потянул я, - а если окажется, что эти конкуренты хорошие? А спонсоры не очень?
Редактор смотрел на меня как на заигравшегося ребёнка.
- Важно не то, какие это деньги, - весомо сказал он, - важно, на что они пойдут! Ты думаешь, мне легко? Пожалуйста, пиши вместо меня редакционную статью на секс-тему. Заголовок анонсирован в прошлом номере: "Зачем Робинзону нужен был Пятница", и с классовых позиций подай.
Мы помолчали.
- Вот тебе зарплата по сегодняшнее число и иди, думай, - напутствовал меня редактор.
Я вышел из редакции, зная, что больше сюда не вернусь. И ведь можно было охаять этих конкурентов - кристально чистых людей я что-то не встречал. Даже на Господа Бога Карел Чапек и Ярослав Гашек писали пасквили!..
В киоске продавали свежие газеты. В одной было что-то мое на целый разворот. Я подумал, не купить ли её для домашнего архива, но, махнув рукой, взял шоколадку детям и заспешил на автобус.
А жизнь шла своим чередом, жизнь кипела, где-то рядом. Неизвестно откуда на пустом месте возникли лицеи и колледжи, школы менеджмента, три десятка университетов, из них половина международных, а один даже "высший"!
Всё это кричало с газетных страниц, экранов телевизоров, да и просто с объявлений на остановках, кричало и страшно нервировало.
Казалось, что вот где-то рядом идёт настоящая жизнь. С международными школами бизнеса, таинственными, ничего не производящими совместными предприятиями. Рядом, а не ухватишь.
По городу с тихим шорохом проносились престижные иномарки. Ш-ш-ш в одну сторону, ш-ш-ш - в другую, а ты словно сошел на затерянной станции в мятых тренировочных штанах купить кефир в буфете, сошел, а поезд твой укатил дальше. И ты маешься на платформе с такими же бедолагами, сжимая в руках пирожок и бутылку кефира.
- Трекес, бекес, фекес... - доносилось с кухни.
ПТУ жены преобразовали в высший лицей. Впрочем, готовили, как и раньше, слесарей механосборочных работ. С нового учебного года жена читала им греческий.
Зазвонил телефон.
- Ты как? - спросил старый друг сторож, - Слышал уже? Никуда не идём. Евреи оказались арабами. А наш пароход на металлолом продали. Буксир подцепит и в Германию оттащит. Придёшь помянуть? Мы всей бывшей командой собираемся...
Мой поезд качал где-то далеко красный фонарик на последнем вагоне. Рука моя лихорадочно листала записную книжку.
Как жить? Как жить!
Папа, мама, жена, вторая жена, вот. Вот, нашёл! Телефон бывшего корабельного замполита.
Срываясь, я крутил диск телефона, еле дождался, когда на другом конце провода снимут трубку. За секунды я прокричал все свои горести и обиды, беды и напасти.
- Как жить?! Как жить? - задал я вечный вопрос. Но молчала трубка, лишь сухие щелчки, словно перебирали четки, доносились издалека. Я с силой прижал трубку к уху, боясь пропустить хоть слово. Наконец тихое: "Хара Кришна", - донеслось до меня, и пошли частые гудки отбоя.
-Трекес, фекес, бекес, - упорно повторила жена и подняла голову от словаря. - Интересно, как по гречески "напильник"? Представляешь, ни в одном словаре нет.
Впрочем, к этому времени у меня уже появилось то, без чего невозможно работать в газетном мире: связи. Я созвонился с приятелем, тот сказал: "Нет проблем" и свёл меня с редактором газеты "Маяк Бизнеса". Редактор тоже сказал: "Нет проблем", и на следующее утро я ехал на новую работу. Вывеску на дверях редакции, видимо, недавно переделывали. Слово "Маяк" на металлической табличке более тусклое, а вот новенькое "Бизнеса" задорно посверкивало, закрывая остатки старых, содранных букв. То ли социализма маяк светил здесь раньше, то ли коммунизма, короче, какая то "изма" вызывающе лезла наружу. Но, в то же время, уцелевшее слово "Маяк" бодрило. От него веяло чем-то морским, привычным.
- Ага! Пришёл?! Очень хорошо! Для начала посиди на летучке, быстрее войдёшь в курс дела, - деловито сказал мне редактор "Маяка Бизнеса".
Подходили и рассаживались журналисты, трепались попусту, ожидая начала летучки. Спецкор Иванов хвастал новыми ботинками из какой-то суперкожи, с тройными швами и толстой мягкой подошвой. Многодетная корреспондентка Сидорова безуспешно пыталась подзанять у кого-нибудь в счёт будущих гонораров. Наконец, собрались все "виртуозы пера" и "мастера передовиц". Журналисты заняли стулья, подоконник и даже широкий стол, на котором готовили номера газеты.
- Все?! - то ли спросил, то ли подтвердил редактор. - Начинаем...
Мне давно было известно, что агитировать и наставлять можно кого угодно, за что угодно и как угодно. Наработанные приёмы были хороши как для социализма, так и для нынешнего бардака. Можно было и название моего отдела не менять, так и оставить - пропаганды.
-... Ещё раз обращаю внимание на тщательность в подборе материалов. Газета не просто мешок новостей и ваших бредней. Это, если хотите, единая повесть, или роман. Роман одного дня, - повторил редактор понравившуюся фразу, - однодневка... Ну ладно, и это касается согласованной работы всех. Если отдел информации дает, например, статью о поездке мэра Собчака в Данию, рядом пусть промышленники дают материал, что Дания нам продаёт, покупает у нас. Культбыт, давай, про гуманитарную помощь, что ли?
Рыжебородый культбыт согласно закивал головой.
- Кто там у нас по медицине дока? - продолжил редактор. - Пишите, что особенно полезно, из той дряни, что навезли датское масло и пиво.
Редакционный театрал поднял как школьник руку:
- "Гамлета", говорят, принц был такой, датский театр глухонемых ставит на днях. Новый сценический образ, языком жестов.
- Вот видите! - обрадовался редактор. - Ищите, это ведь интересно.
- Теперь по последнему номеру, - сразу посуровел он, взяв вчерашнюю газету. - Рубрика "Читатель спрашивает". Товарищ Пупкин спрашивает, остались ли в городе дешевые ателье по ремонту обуви? - медленно читал газету редактор. - "Товарищ Пупкин. На ваш вопрос отвечает корреспондент Иванов. Товарищи!!! Товарищ Пупкин! Мы случайно нашли в городе отличное ателье по ремонту обуви, которое с удовольствием вам рекомендуем. Торопитесь! Его адрес... телефон... часы работы..."
Спецкор Иванов хмуро глядел на носки своих ботинок. Редактор отложил газету.
- И в сегодняшний номер спецкор Иванов ставит ответ на вопрос читателя Попкина насчёт ваучеров. Единственный, видите ли, достойный чековый фонд, который, "случайно", удалось найти Иванову, это чековый фонд "МММ на Тибете"! Редактор помолчал. Тишина была густой, недоброй.
- Сколько можно повторять!? Такие материалы ставить по очереди! Все мы человеки, всем жить надо. Но вот у Сидоровой трое детей, льготы, а она, как договорились, подобное ставит не чаще раза в неделю...
И последнее, - перевел дух редактор, - Мало, мало жизнеутверждающих, позитивных материалов. Да, кругом лоточники, мешочники и жульё. Но именно из этой пены зарождается новое российское купечество. И наш долг... короче, - перебил он сам себя, - такие материалы будут оплачиваться по двойному тарифу.
После летучки журналисты разбрелись по кабинетам, варили кофе, разъезжались по местным командировкам. Лишь многодетная Сидорова, соблазненная двойным гонораром, тут же села за позитивную статью.
Мы остались вдвоём с редактором.
- Ну, - начал редактор, - колись, что в загашнике есть. Давно у нас громких материалов не было.
Ободренный, я начал рассказывать про одного адмирала, который умудрился продать на металлолом подводную лодку по цене в двадцать раз ниже мировой. Потом у адмирала каким-то образом появился белый мерседес.
Редактор задумался. Из-за стены доносился злой стук пишущей машинки Сидоровой. Сидорова обычной шариковой ручкой не то, чтобы брезговала, просто, как истинный профессионал, отстукивала статьи сразу набело.
- Ты знаешь, - задумчиво начал редактор, - а может это и хорошо? Позитивно? Ведь мы привыкли, что престижными машинами обзаводится жульё. А тут первый мерседес в гарнизоне у адмирала, следующий у капитана первого ранга или полковника, потом...
На всех подводных лодок не хватит, -перебил его я.
-... К тому же наградили этого адмирала недавно, - продолжал рассуждать редактор, - орденом, дающим право на личное дворянство. Да и командировочки у него бывают. Крейсера-то сейчас машины привозят не хуже сухогрузов. Так что, может и тебе повезёт...
В кабинет без стука ворвалась Сидорова.
- Вот, - сказала она, протягивая редактору статью, - капиталистический позитив:
"Игорёк с детства был внимательным мальчиком. Это осталось в его характере на всю жизнь. И сейчас, подросший, стройный и видный юноша, он стоял на углу улицы и внимательно смотрел на заинтересовавшую его картину. Из плотно утрамбованной земли торчал кабель. Проезжавшие машины подскакивали над ним, пешеходы спотыкались о кабель, чертыхались и шли дальше. Незадачливый велосипедист растянулся, запутавшись в кабеле колесом.
Все это запало в душу Игорька. Он размышлял над увиденным целый день, не спал ночь и к утру принял решение. Он обошёл родственников и знакомых, взял все деньги, отложенные на продукты, в ближайшем автохозяйстве заказал кран.
Когда кран подогнали к торчащему из земли кабелю, задача казалась Игорю уже решенной. Но зря пыхтел клубами дыма дизель, струной вытягивались тросы крана. Кабель глубоко уходил в землю и не поддавался их усилиям.
Вот где пригодились Игорьку знания полученные в институте! Тут же, на капоте крана, он разложил кальку и набросал систему блоков. К вечеру кабель, напоминавший побежденного в битве удава, кольцами лежал в кузове большого грузовика.
В пункте приёма цветных металлов медный кабель оценили в двести двадцать два доллара.
И сейчас мы спрашиваем известного предпринимателя Игоря Петровича Гнилосекова. Именно Игоря Петровича, поскольку, начав с мешавшего всем кабеля, Игорёк давно стал известным и уважаемым предпринимателем;
- Игорь Петрович! О чем вы думали тогда, в кабине грузовика?
- Гадал, хватит ли мне вырученных денег, чтобы заплатить за кран и грузовик, - смеётся Игорь Петрович.
- А о чем вы думаете теперь?
- Гадаю, хватит ли на мой век накопленных в стране цветных металлов..."
- Ну что же, неплохо, неплохо! - Одобрил статью редактор. - А как назовём?
- "Не проходите мимо!" - ответила раскрасневшаяся от похвалы Сидорова. - Там ведь все проходили мимо кабеля.
- Годится, - одобрил редактор, - только вот, все же слаба, не совсем ясна связь нашего героя с прошлым, годами застоя. Даже не институт, надо копнуть глубже...
- Вот, что, - снова повернулся он ко мне, - может, у них неуставщину какую поискать? Или про сложности с призывом? Я адмиралу позвоню...
Снова стихла машинка за стенкой, и через секунду Сидорова протянула редактору исправленную рукопись:
- Вот, - сказала она, - осветила прошлое героя:
"Любимым занятием пионера Игорька был сбор металлолома. Сердце лежало к этому. Только бросят клич пионерии: "Даёшь сбор на пионерский трактор!", как Игорёк первым тянет на школьный двор железки. А он их, хитрый, месяц припасал и стаскивал домой. И каким специалистом стал, медь, бронзу и латунь определял на ощупь, с завязанными глазами. Бывало, завяжут ему глаза шутники, поднесут железку позаковыристее.
- Что это, Игорёк? - спросят хором. А он только ладонью проведёт:
- Бронза! Ленин, работа скульптора Зарайского...
- Молодец, Сидорова, - похвалил редактор. - Рекламную статью тебе без очереди дадим. Только все же нет развития. Детство? Детство ты показала замечательно, сразу видно, что в пионерской печати работала. Насчёт кабеля оригинально. Но вот дальше, дальше надо развить и углубить.
Сидорова побежала развивать и углублять. Редактор продолжил наставления:
- Хватит трепать армейскую тему. Поедешь к одному бизнесмену, фотографа возьмёшь. Сделаете очерк с фотографией для завтрашнего номера.
Открылась дверь кабинета. Редактор, не поворачиваясь, протянул назад руку и взял у Сидоровой развитую и углубленную статью.
"...Заработал Игорёк доллары, раздал долги, можно и успокоиться. Но вновь ему не спится. "А что если"... - озарила его мысль. На следующий день Игорь обежал с утра родственников и знакомых, собрал назад розданные долги и вскоре сидел в кабинете районной администрации.
- Да зачем вам земля в этом месте? - разубеждали там его. - Это же помойка, не растёт ничего... Ну, ладно, как хотите - берите её в аренду на 99 лет.
Предчувствия его не обманули. На арендованном им участке оказалось месторождение медной руды. А родственники и знакомые?
- Знаешь, Игорь, - сказали они ему, - раз у тебя все так хорошо получается, ты нам деньги пока не отдавай, а вкладывай в своё производство, а мы будем у тебя акционерами.
Так возникло новое акционерное общество, в оторое уже стучится и иностранный капитал.
Не оскудела талантами земля русская, талантами и добром, кабелями, рельсами, другими металлическими изделиями".
Пробежав рукопись, редактор достал ручку и размашисто написал в углу очерка: "В номер".
Через час статья уже прочно сидела в макете газеты и лишь "криминальный отдел" клянчил у ответственного секретаря хоть двадцать строк.
- Ну, новость же, криминальная, - нудил он. - Какие-то сволочи кабель правительственной связи из земли краном выдернули и как медь в скупку сдали. Ну, хоть пятнадцать строк дайте!
В коридоре спецкор Иванов придерживал за локоток Сидорову и упрашивал:
- Сидорова, брось ломаться" не девочка, ну вставь, что первый заработок Игорёк вложил в акции чекового фонда "МММ на Тибете". Деньги пополам, - клялся он. - Ты Меня знаешь.
...Дома надрывался телефон. Не снимая ботинок, я прошёл в прихожую и снял трубку. Звонил сосед по корабельной каюте.
- Отбой металлолому, - деловито сказал он, - металлолом отменяется, судно снимают с консервации и посылают в Австралию. Повезем гуманитарных кенгуру. А поскольку холодильников на судне нет, кенгуру повезём живым весом, в каютах.
Но другу я сказал, что мне все это без разницы, поскольку я теперь работаю в солидной газете "Маяк Бизнеса".
Друг не расслышал и стал спрашивать, что за маяк, на каком острове и сколько платят. Но что мне теперь, журналисту солидной газеты, знаться с каким-то матросом второго класса! И я повесил трубку.
Следующим утром, я и фотокорреспондент Сема - он с фотокамерой, а я с магнитофоном пошли к бизнесмену за материалом для очерка.
Бизнесмен, как сообщила нам секретарша, только что вернулся из Америки. Сам он развалился в кресле, а ноги в грязных ботинках, по американскому обычаю, положил на стол. На его футболке, поперёк живота шла яркая надпись на английском, что-то про Нью-Йорк.
- Я только что из Америки, - заявил он нам, крутя челюстями резинку во рту. - Время - доллар. Три вопроса, фото в фас и свободны. Сёма засуетился, забегал с фотокамерой и, пока я настраивал магнитофон, снял фирмача в фас.
- Основное направление вашего бизнеса? - спросил я, сунув микрофон между ботинок.
- Поставка с Запада одноразовой посуды в валютные рестораны.
- А разве в западных ресторанах пользуются одноразовой посудой? - усомнился я.
- Конечно! Время - доллар. Не моют, раньше посуду в переплавку, а теперь я у них покупаю и сюда везу.
- Вы же говорили, что посуда одноразовая?! - удивился я.
- Конечно, одноразовая, - подтвердил бизнесмен. - Всего один раз и ели. Мое ноу-хау, и мне за него Нью-Йоркские бизнесмены футболку подарили. А ваше время истекло. Всего три вопроса. Время - доллар.
- Ну, последний! - взмолился я. - А в личной жизни как? Что любите? Кого жалеете?
- Кого жалею? - удивился он. - Ну, женщин, там, собак. Чего пристал?!.
Уже через час мы были в редакции, а через два я отнёс редактору очерк.
- А фотография? - поинтересовался редактор, Уже печатается? К выпуску успеют? Неплохо-неплохо, похвалил он очерк. - И слова хорошие нашли: "ноу-хау".
Вечером вышла газета с очерком и фотографией на треть полосы. А с утра редактор вызвал к себе меня и фотокора.
- Английский в школе учили? - мрачно спросил он. Вопрос сам по себе хамский, достаточно сказать, что в школе учат даже астрономию. На всякий случай мы с Семой промямлили в ответ, что-то неопределённое.
- Тогда вон из редакции и учите дома! - закричал он.
Толстый словарь Мюллера, как всегда, дал несколько вариантов перевода. Надпись на футболке бизнесмена, которую мы к тому же и вынесли как заголовок, в лучшем случае переводилась как: "Канализационные сети Нью-Йорка", а в худшем, то, что в этой сети плавает. Да и фотография была несколько оригинальной. Хотя все хорошо вышло: и футболка, и надпись, и лицо бизнесмена вдалеке и огромные подошвы ботинок вместо ушей.
На этом и закончилась моя работа в солидной деловой газете.
Остался позади и светил кому-то другому "Маяк Бизнеса". Гонорар за очерк я все же получил и избавлялся от него в буфете Дома журналистов. Собутылъником-сотрапезником был знакомый репортер, как, и многие другие репортеры считавший себя загубленным талантом, разменянным на ежедневные несколько строчек информации. "Ради, нескольких строчек в газете", - тупо повторял он, глядя в рюмку. Гонорары он принципиально пропивал. Впрочем, сам по себе репортер был человеком не злым.
Услышав о моих напастях, он отставил рюмку шнапса и пошёл позвонить приятелю в газету "Пик Времени" - там, по слухам, была вакансия.
- Все, можешь двигать в газету, скорее - торопливо сказал он, вернувшись к столику.
- Что скорее? - не понял я. - Уже двигать?
- Да разливай скорее, - разозлился он. - Водка греется...
Газета "Пик Времени" лежала в любом киоске, единственная "толстая" из городских газет. Я обменял ее в киоске на пять рублей и тут же присел на скамейку.
Надо заметить, что делать большую газету ничуть не сложнее, чем листок в две страницы. Тонкая газета в четыре полосы вся на виду, а в "толстой" всякие глупости часто просто размазаны и переползают со страницы на страницу, перемежаясь рисунками и фотографиями.
В этом номере наибольшее место заняла статья, даже не статья, а исследование. Изучались наплодившиеся в последнее время агентства, поставляющие проституток по телефонным заказам.
Когда-то врачи прививали себе чуму. Бойцы вызывали огонь на себя. Лётчики поднимали в воздух неиспытанные самолёты. Журналист "Пика Времени" отважился воспользоваться услугами проститутки и поведал об этом с газетной страницы:
"... а знает ли вы, уважаемые читатели, до какой невозможной степени дошёл интимный бизнес в Петербурге? Какие качественные изменения прошли в нём за год-два? Ведь всем нам памятны годы застоя, когда женщин соответствующего поведения можно было снять лишь на вокзалах. Грязные, зачастую больные. Гонораром за их услуги иногда была бутылка дешевого крепленого вина.
Не в наших правилах замалчивать проблему, а она существовала. Как быть одинокому человеку? Юноше, вступавшему в половую жизнь? Не имея других путей, шли они на вокзалы, а наградой за недолгую связь зачастую служила венерическая болезнь.
Но, чу! Уже несколько месяцев в Петербурге есть новый вид услуг - заказ проституток по телефону. Раскройте любую демократическую газету - предложениями прелестниц пестрят страницы. Ну а тем из читателей, кто пока не решается позвонить им, мы решили помочь. Наш корреспондент получил задание воспользоваться услугами одного из интимно-эротических агентств и рассказать о впечатлениях читателям.
Господа! Получив задание, я немедленно позвонил в одно из агентств. Первое, что меня приятно удивило вежливое обращение. Нам ли, затурканным советским ненавязчивым сервисом, не порадоваться росткам культуры общения в новых коммерческих структурах. Меня спросили, не "баклажан" ли я, пояснив, что "баклажанами" здесь называют выходцев из Африки и Латинской Америки. Их девочки принципиально не обслуживают, предпочитая соотечественников. Как славно, что новый сервис повернут лицом к гражданам свободной России.
Через пятнадцать минут после заказа у моего подъезда затормозила черная "волга" центральной городской газеты. И из неё выпорхнула, нет, выпорхнуло небесное создание, процокало каблучками по ступенькам "и уже через секунду лёгкий кулачок беспомощно забарабанил в мою дверь.
- Клиент! Отворяй, б... приехала, - раздался хриплый голосок за дверью.
Я немедленно отворил.
- Ах! - только и сказала девица, - Затрепетали её длинные накладные ресницы, горькая, подкрашенная тушью слеза скатилась по румяной от косметики щеке. Она подняла голову и посмотрела мне прямо в правдивые журналистские глаза:
- Извините, - еле слышно прошептала она. - Я не знала, что здесь такой клиент, умный, образованный, интеллигентный, и вообще, я поражена, что все эти качества вижу в одном человеке, и он, о счастье! Позвонил именно нам.
Она пробежалась пальчиками по платью, словно по клавишам пианино. Сделала книксен и едва слышно сказала:
- Господин, заказ номер 271/22 прибыл.
Естественно, я как джентльмен и обладатель всех перечисленных достоинств, пригласил даму войти и даже предложил ей кофейный напиток "Летний". Девица поняла, что разговор будет долгим.
- Я сниму платье, чтобы не мялось? - простодушно спросила она, стянула платье и уютно устроилась в кресле.
Я, тем временем, приготовил магнитофон, ручку, блокнот и за чашкой кофейного напитка в приятной беседе разузнал все тайны интимного бизнеса в Санкт-Петербурге.
Господа! Приехавшая ко мне проститутка оказалась дочерью генерала, а мать её была партийным работником. В ночной сервис генеральско-партократскую дочь толкнуло справедливое возмущение граждан советским сервисом. А в её агентстве, помимо оказания сексуальных услуг, ещё и оказывают помощь в ведении хозяйства, например, вам могут постирать носки и заштопать бельё.
Услышав об этом, я немедленно выгреб из-под дивана кучу драных носков и полез на антресоли за лампочкой для штопки.
Девица взяла наманикюренными пальчиками верхний носок и брезгливо сморщила нос.
- Может, его сначала постирать? - неуверенно спросила она.
- Что ты, что ты, - замахал я руками. - От стирки дырки знаешь, какими станут!
Девица поёрзала в кресле.
- Жарко у тебя, - заметила она плаксиво, - я сниму пока трусы, чтоб проветрились?
- Валяй, - сказал я, наливая ей четвертую чашку напитка, и перевернул кассету на диктофоне. Дальше темп интервью убыстрился.
- А зачем тебе в сумочке стиральный порошок "Пипс", вторая марка в Европе?
- А затем, мне стиральный порошок "Пипс" вторая марка в Европе, чтобы постирать бельё клиенту, если он захочет.
- А зачем тебе в сумочке вязальный клубок и спицы?
- А чтобы связать клиенту что-нибудь, если он захочет!
- А зачем тебе в сумочке интересная книжка?
- А чтобы почитать клиенту, если он того захочет... А сахара у вас что, совсем нет? И что это вы всё спрашиваете, расспрашиваете?
- Работа такая, - надул я щеки, - про газету "Пик Времени" слыхала? То-то! А что у тебя в сумочке всё время тикает?
- А таксометр, ведь у нас оплата почасовая. Так вы из "Пика Времени?" Коллега? Так у нас для вас скидка двадцать процентов.
- Что ж ты молчала, дура?!
Итак, подводя итог, рад вам сообщить. Есть все-таки место, где клиент всегда прав. Здесь демократичны - обслужат любого, независимо от убеждений, членства в партиях и профсоюзах. Здесь патриотичны - не любят "баклажанов". Здесь современны - берут и наличные, и безналичные, рубли и валюту, работают в кредит и рассрочку. С радостью рекомендую их телефон...
И честное слово, была бы у меня дочь, отправил бы на работу сюда, если не в газету "Пик Времени".
Следующий наш репортаж из городского кожно-венерологического диспансера..."
Идти на работу в "Пик Времени" мне почему-то расхотелось. "Не потяну", - решил я.
Зайдя домой, я, не раздеваясь, сел в кресло. Тут же зазвонил телефон. Он звонил, не переставая, а я не снимал трубку и думал. Думал: почему журналисты, прошедшие многолетнюю выучку в партийных органах печати, кормившиеся с рук КПСС, прославлявшие все, что угодно, все что укажут, теперь оказались самыми ярыми поносителями и обличителями прошлого. Счастливые люди, знающие и всегда готовые дать рецепт единственно правильной жизни, мнящие себя четвертой властью - честной и неподкупной, а, сами то и дело за "левые деньги" печатающие любой бред по заказу. Переходя из газеты в газету, из отдела в отдел, они готовы давать советы в любой отрасли, поучать по любому поводу. Им искренне кажется, что так и должно быть. Они даже не предполагают, что читателям вовсе не нужно их мнение по любому поводу, а нужны прежде всего факты.
Ошалев от бешеных тиражей конца восьмидесятых, они теперь винят подписчиков, цены, Союзпечать, почту - кого угодно, но только не себя. Они уже не нужны и для них припасён жесткий поводок льготных цен на бумагу, дотаций, налоговых освобождений и рекламы. Сами того не сознавая, они выполнили социальный заказ и оставлены на обочине довольствоваться объедками презентаций.
Ещё я подумал, что высокопарные речи не мой удел. Да и телефон все надрывался, мешал думать. Разозлившись, я выдернул его из розетки, включил телевизор и стал греть оставленный женой ужин.
"Все же не так плохо стало жить на свете, - думал я, ворочая картошку на сковороде. - Есть радиостанция "Европа плюс", одних телепрограмм теперь восемь штук". Я даже в доказательство стал щелкать переключателем телевизора, искать что-нибудь интересное. По трём программам шли
мексиканские сериалы, по двум - телеигры. По шестой зачем-то показывали розыгрыш баскетбольного кубка Америки. Седьмая радовала передачей "Живет такая биржа". На последней, восьмой выступал хор мальчиков. Одетые в белые рубашки и чёрные короткие штанишки, все в одинаковых галстучках. Малыши старательно пели:
- Мерседес-Бенц, бенц, бенц! Мерседес-Бенц, бенц, бенц!
Я выключил телевизор и сразу позвонили в дверь. На пороге стояла соседка.
- Слушай, звонят мне, а спрашивают почему-то тебя, -удивлённо сказала она, протягивая мне телефонный аппарат, с длинным шнуром, тянущимся из её квартиры.
- Ты что? ты что?! - затараторил в трубке голос соседа по каюте. Я тебе звоню, звоню целый день, ты что тоже телефон продал? Тут у нас поход намечается, ты как?
- Пойду, - ответил я.
- По Балтике, без загранки и валюты, каботаж, - припугнул он.
- Да, - подтвердил я.
- Без заходов и валюты - два месяца с курсантами болтаться.
- Да!
...Солнце нам в спину светит. И не потому, что мы на Запад двигаем, просто из Питера утром уходишь, так солнце в корму, с востока. Потом уже, в проливах или Бискае оно тебе и слева и справа будет, а пока чётко, через всю страну нам светит. Да ладно, и солнца никакого нет, солнце за тремя палубами, каютами, лабораториями, здесь только плафоны горят, притушенно, чтобы дисплеям не мешали.
В лаборатории за дисплеем сидел бывший коммерческий директор акционерного общества "Мечи и Орала".
- Как?! И ты здесь? - Поразился я. - Что, коммерция скисла, или наш пароход купил?
- Да ты что?| - махнул он рукой. - Насилу вырвался. Я следователю говорю: пароход, мол, советская территория, значит, подписка о невыезде его не касается.
- Ну а ты? Как твоя газета? - поинтересовался он.
- Да не сошлись во взглядах на мировую революцию.
- Вахту сдал.
- Вахту принял.
(прим. 1992 год)