Один Дракон вдруг стал голодать. Но не по собственной инициативе, а так. Случайно. Вот, значит, стал он голодать и, чтобы не голодать уж слишком долго, съел всех- всех-всех. Но уже не так, а по собственной инициативе. Не случайно, стало быть. Вот, значит, съел он всех без остатка. Всех-всех-всех. Кроме тех, разумеется, кто спрятался.
Некоторое время после этого Дракон блаженствовал. Но уже не по собственной инициативе. И не так, не случайно. Одним словом, блаженствовал. Давненько не едал досыта. А тут вот, поел. И, знаете ли, досыта.
Но, несмотря на это, вскорости снова стал голодать Дракон. И, как повелось уже у него, решил голод убить пищей. Ну и съел всех, кто спрятался. Всех-всех-всех. Кроме тех, разумеется, кто спрятался хорошо.
И снова наступило блаженство. И длилось оно, и длилось оно. Но уже не так долго, как в прошлый раз. А короче. Гораздо короче. Короче, на этот раз чувство голода наступило раньше обычного. И это-то и было необычно.
Голодный и теперь только злой Дракон посмотрел вокруг, куда взгляда хватало, и пригорюнился. Хоть и посмотрел он вокруг одновременно, (а делал он это исключительно ловко. Залюбуешься. Не даром, что три головы) а всё же пригорюнился, как, впрочем, и было уже сказано. Тогда, чтобы уж слишком долго не голодать, а ещё и не горевать в придачу, слопал Дракон свой хвост. Даже, вроде, маленько поуспокоился. Так, самую малость. Соснул даже, как будто, слегонца. Совсем недолго. Пустяк какой-то. Вскорости проснулся, открыл глаза и своим излюбленным козырным приемом тут же, чтобы не терять времени даром, посмотрел разом во все стороны. « Самое неприятное в этом то», произнёс Дракон, « что некоторые вещи и даже предметы видишь, скажем, левым глазом одной головы и правым оком другой. Поди, разберись, что тут к чему. Сам чёрт ногу сломит. Хорошо ещё, что нет никого кругом.… Нет, плохо. Плохо разговаривать с самим собой на пустой желудок ». Здесь Дракон замолчал и о чём-то, наверное, подумал. Ручаться, конечно, нельзя…
На этот раз чувство голода посетило Дракона даже раньше, чем сам голод. Он заметно заволновался. Не маленечко. Не слегонца. Не как-нибудь. А как следует. Заметно заволновался. Как и было, впрочем, уже сказано. Чуть было до паники дело не дошло. «Нет. Это мне не к лицу», снова вслух подумал Дракон. «Мало того, что без хвоста остался, так ещё и в панику. Нет уж, увольте. Это мне вовсе не к лицу. Даже, если никто и не видит». Тут Дракон сильно вздрогнул. Посмотрел на соседние головы, которые только есть и умели, и в чём-то, похоже, усомнился. Но уже не вслух и ненадолго. Совсем скоро осталась у Дракона только одна голова. Та, что умела и говорить, и есть, и сомневаться. Наша старая знакомая. В смысле, та, о которой речь идёт. Остальные головы он съел. Начисто. И раны зализал. «Да-а. от меня не спрячешься», облизнулся Дракон. А поскольку съеденные головы не простые были, а, заметьте, драконьи, то и хватило ему их надолго.
Долго, очень долго не голодал Дракон. Бывало, кстати сказать, попадались те из всех-всех-всех, кто, видимо, не очень хорошо спрятался. Не без этого, конечно же. А тут и новые головы отросли. Несмышлёные. А с ними и заботы появились новые. Так много, что потерялся Дракон из виду в этих заботах. Совсем пропал. Когда теперь появится! Даже тоскливо как-то стало. Совсем как родной был…
А может, и не терялся он вовсе никуда. Просто спрятался. Хорошо спрятался. Очень хорошо. А некоторые счастливчики из всех-всех-всех, которым удаётся всё же заметить Дракона, вскоре понимают, что не они его заметили, а – он их. И тут же перестают быть счастливчиками. Вообще перестают быть, кем бы то ни было. Но прежде всё же успевают понять, что Дракон всегда был близко. Так близко, как они и представить себе не могли. И догадаться не могли. И всякими хитроумными способами пытались выяснить. Расспрашивали даже друг друга, вон до чего дошло. Нет, чтобы просто вспомнить. Просто успеть вспомнить вовремя, вместо того, чтобы смутно догадываться и сомневаться…