В ожидании

Гурам Сванидзе
В офисе мы как-то сидели за чашкой чая. Вели светские разговоры. В гости к нам наведалась одна журналистка. Речь зашла о Марселе Прусте - потому, что сплетничали о шефе. Одна из сотрудниц поделилась наблюдением - у шефа взгляд как у барона Шарлю. Даже сказала, где этот взгляд описан - в первом томе, где Марсель вспоминает о своих прогулках в сторону Мезеглиза и первый раз видит Шарлю, и во втором, где повзрослевший герой впервые сталкивается с бароном. Тот смотрел на юношу так, как смотрят маньяк или святой, шпион или сумасшедший, или как гомосексуалист. Страшно пронзительный зондирующий взгляд.
Кто был Шарлю на самом деле знали все, кто участвовал в беседе. Заключение о шефе сделать никто не рискнул. Не дала угаснуть теме журналистка. Дескать, даже барону не позволено так "глазеть" - "дурная манера" и тем более, если ты деревенский парубок, к тому же из беднейшей семьи. Она рассказала историю.

…Ной К. тоже смотрел "впритык". Простой народ думал, что он носит в себе вину, может быть, чары или, наоборот, какое-то благочестие. Однажды соседский ребёнок, который сильно болел, вдруг ляпнул, что Ной виноват в его недугах. Родители мальчонки, которому было едва два года, попытались выпытать у чада, что оно имело в виду. Малец покраснел от умственного напряжения, но объяснить ничего не смог. Одна девочка-подросток пожаловалась своим подружкам: "Ной так посмотрел на меня вчера, что у меня в животе схватило!" Такие разговоры, если их даже ведёт ребёнок, "слышны" на всю деревню. Дошли они и до Ноя. Некоторое время он прятал свой взгляд, но почувствовал, что только усугубляет своё положение. В конце концов, стал затворником.
Ной рисовал. Его никто не заставлял и не просил это делать. Рисовал гуашью, регулярно покупал её в магазине в секции "Школьные товары". Там же приобретал картон. Он сиживал на берегу реки или на кладбище. Вид старого поросшего травой кладбища или течение почти прозрачной воды умиротворяли художника.
Однажды на кладбище проник отряд абхазских диверсантов. Зона конфликта была совсем рядом, через реку. Пришельцы были экипированы по всей форме. Руководил ими, очевидно, русский офицер. Они схватили Ноя, стали задавать вопросы. Тот ничего не знал. Один абхаз посмотрел его рисунок и сказал: "Хорошо рисуешь!" Рвать не стал, вернул его "пленному". Потом буркнул что-то своим с досадой. Так и ушли ни с чем. Кажется, охотились за наркотрефикёрами...

Здесь гостью прервал звонок мобильника. Рингтоном была траурная мелодию. Поговорила о том о сём. Во время разговора она обвела присутствующих взглядом и с удовлетворением убедилась, что все ждут возобновления рассказа.
 
…Деревня жила тем, что мимо проходили тропы контрабандистов. Наркотики гуляли в абхазскую сторону и обратно. Молодёжь испортилась быстро, сразу пристрастилась к зелью. Ной наркотиков не принимал. Создавалось впечатление, что он вообще не подозревал об их существовании. Но вот умер один парень, от передозировки. Когда несчастного хоронили, его друзья из сострадания положили ему в гроб порцию героина. Надо сказать, что тамошние считали себя приверженцами христианства. Они готовы были доказывать это рьяно, до исступления. Но в округе никогда не было ни церкви, ни священника. Не удивительно, что в деревенском быту сохранялись языческие вольности. Вроде случая с героином на похоронах.
Но вот произошло нечто…

Тут наша гостья сделала паузу. Закурила. "Ну, ну! Что дальше?" - забеспокоилась компания. Даже позабыли, что время перерыва истекло. Мог нагрянуть шеф.

…Дня через два могилу наркомана обнаружили вскрытой. Покойник был на месте, но видно было, что кто-то шарил грязными руками по карманам его пиджака. Нашли то, что искали, и, позабыв обо всём, убежали. Был совершён страшный грех. Полицейские слабо сопротивлялись. Им было не сдержать праведного гнева народа, алчущего быстрого суда. Кара должна быть скорой и неминуемой.
Трудно судить, кто первым из толпы положил глаз на Ноя. Тот сидел поодаль, потупив взор… Кто постоянно торчит на кладбище? Кто глаза от людей прячет? Вспомнили разговоры, которые вели дети, но забыли, что Ной не потреблял наркотиков. И раздалось: "Гони, его!"
Стариков - отца и мать бедолаги Ноя, выгнали из деревни, их дом сожгли. С ним обошлись… страшно сказать...

Рассказчица замолкла. В нашей компании был социолог. Во время паузы он попытался сделать комментарий. В экстремальных условиях группа пытается определиться в своих границах. Наступает острая потребность обозначить "крайнего". Но ему не дали договорить. Не к месту подобные "вырассуждовывания", когда такая трагедия произошла! Опять вступила в свои права гостья.

…Отрезвление наступило через два дня. Арестовали настоящих виновников. Пришлых. Говорили, что они перековыряли не одну могилу, что ими была вскрыта и ограблена могила на еврейском кладбище в другом районе. В содеянном пришлые признались…

Мы сидели как потерянные. Журналистка впала в морализаторский раж.

…Деревня оцепенела в ожидании возмездия. Сельчане не смотрели друг другу в глаза. Не стало пьяных драк. Трефикёры проносились на "джипах", поднимая пыль, на пустующих улицах. Деревенские сами не могли объяснить, какую кару ждали, какие 33 несчастия грядут. Вот умер ещё один наркоман, из-за реки с принесли два трупа. Это были местные крестьяне, замешанные в контрабанде. Но такое уже случалось и раньше. Время шло, а карающий меч с небес всё ещё падал. Возникло даже предположение, кара и возмездие не так уж неотвратимы. Поживём - увидим!…

В это время появился шеф. Он испытующе посмотрел на компанию. Что-то было в его взгляде от спеца по зомбированию.