СМЕРТЕЛЬНЫЕ ИГРЫ
Степан умирал. Его высохшее тело едва обозначалось под одеялом.
Положенные под голову несколько подушек, помогали ему сидеть, и тогда легче дышалось. В доме витала смерть... Она поселилась в каждом углу запахом лекарств, какой-то давящей тишиной, и непривычно осторожной поступью жены.
Окна почти не открывали – зима.
Если бы кто-то занялся статистикой, то убедился бы, что смерть чаще приходит зимой – «мёртвый сезон»...
В подтверждение – зима навалилась на землю всей тяжестью снега, не продохнуть! Каждую еловую лапу укутала, всё выбелила, заморозила, сделала безжизненным.
Возле постели умирающего сидела его старуха. И словно в укор, щёки Дуняши торчали розовыми яблоками из-под платка. Платок был такой белоснежный, что выбившаяся прядь седых волос казалась синей, на фоне ослепительной белизны. Вся она была крепкой и ладно сколоченной, по законам кержацкого рода.
Дуняша кормила Степана кашей. Ложка надолго повисала возле закрытого рта:
- Ешь!
- Не хочу кашу...
- Поросёнка жареного табе нельзя!
- Драников сделай, Дуня... – Степан перевёл пустые глаза на жену.
- И как я с тобой всю жизню прожила! Меня ж силой за тебя отдали, – сейчас они разговаривали много. Казалось, перелистывали две жизни, день за днём, только в обратную сторону,... - ня будешь есть, значит?!
Степан мотнул головой и отвёл взгляд к стене.
- Ох, грехи мои тяжкие...
Старуха поднялась, взяла миску и выплыла из комнаты. Она полезла в погреб за картошкой. И вдруг Степан услышал глухой стук!
- Дуняша, - позвал он слабым голосом. Подождал чуток и уже громче:
- Дуня, ты чё?! – но кроме его скрипучего голоса тишину не нарушал ни один звук...
Степан выволок из-под одеяла бледные тощие ноги в шерстяных носках, опустил их на полосатую дорожку. Все дорожки в доме и эти носки связала Дуняша. Уж носков намастрячила – всю деревню обуть можно и ещё останется!
Дверка погреба была откинута. Яма зияла чернотой и тишиной.
- Дуня! Чаво не откликашься?! – еле передвигая слабыми ногами, Степан полез в погреб.
Дуня лежала лицом на корзине с картошкой. Белый платок, как белый флаг, зацепился за метлу, стоящую рядом. Крик полыхнул из жерла погреба и заметался по кухне:
- Хосподи! Хосподи-и-и-и... – причитал Степан, пытаясь перевернуть отяжелевшее тело Дуни.
Хоронили Дуняшу всей деревней. По телеграмме и дети из города прибыли: сын и дочь, оба крупные и добротные, в мать.
Степан не провожал жену в последний путь. Измученный, лежал он на высоких подушках и размышлял о загадках жизни и смерти...
К весне ему полегчало. Он подолгу сидел на крыльце, подставив морщинистое лицо первым ласкающим лучам солнца.
Дочь каждый раз следовала за ним и укутывала исхудавшие плечи одеялом.
- Ну вот, батя, значит, перезимовал. Жизнь продолжается.
- Перезимовал, получацца... А вот у Дунюшки сердце...
Март, 2006