Плен

 
 ПЛЕН Александр КАРПЕНКО

 Как я попал в плен, память молчит. Наверное, просто контузило, память отшибло, а враг, как говорится, не дремал…Собственно, в минуты бессознания надеяться можно только на то, что товарищи не бросят. А бросят они или не бросят – зависит от боевой обстановки. Больше, чем от того, хорошие это товарищи или плохие. Да ещё на Бога можно надеяться. Но Бог может рассудить по своему: дескать, человек хороший, приберу-ка я его к себе, пока он здесь не испортился… В общем, сплошная лотерея. «Очнулся – гипс, закрытый перелом…»

В плен мог попасть любой из нас. Потерял сознание – и с тобой делают что хотят. Но почему этим человеком оказался я? Может быть, это было возмездие за какие-то неправильные поступки… был временами груб с матерью… но нет, всё произошло совершенно случайно, и на моём месте мог оказаться кто угодно другой. Так что не стоит искать в случившемся со мной какой-то свыше предопределённой закономерности. Просто я оказался крайним.

Нас поместили в какую-то многометровую яму – и поодиночке выводят на допросы. Чтобы мы не околели с голоду, два раза в день сверху спускают ведро с какой-то баландой. Нас пятеро, и все либо ранены, либо контужены. Времени нет: оно почти остановилось. Постоянно предлагают перейти в мусульманство. Собственно, это почти стопроцентная гарантия, что оставят жизнь. Но какая это будет жизнь?…

Я вспомнил сюжет из романа Голсуорси «Конец главы». Там в схожих обстоятельствах человеку предлагают под страхом смерти перейти в другую веру. Но человек этот неверующий. Хуже того, он поэт – а поэты, как известно, сплошь и рядом играют со смертью в поддавки. Но английский поэт был гуманистом. Он полагал, что не стоит из-за какого-то глупого предрассудка, каковым он считал любую религию, рисковать своей жизнью. Ведь жизнь человеческая бесценна! Всякая плата за жизнь изначально некорректна. Кстати, Уилфрид Дезерт /так звали молодого англичанина/, не изобретал велосипеда. Так же считал и великий Леонардо да Винчи, считавший, что дело художника – творить, а не подвергать свою драгоценную жизнь всякого рода опасностям, которые способны её укоротить.

И Дезерт, недолго думая, легко отрёкся от того, что он считал пустым и никчёмным. Я уже не помню, кем он считался – католиком или протестантом. Но странная штука: сам факт отречения впоследствии неблагоприятно сказывается на судьбе человека. Англичанин плохо кончил, а Леонардо просто повезло, что его взгляды так и остались в теории… Как бы ни была плоха вера, отступников презирают все. Считается, что они дали слабину именно там, где необходимо было проявить мужество, волю, несгибаемость характера. Вера – только повод.

Но что же делать мне? Соглашаться на переход в мусульманство в любом случае противно и недостойно. Как же они станут торжествовать после этого! Ведь человек теряет при этом данное ему отцом и матерью имя, то есть, в сущности, предаёт не только своих боевых товарищей, но и своих родителей. Правда, мама, я знаю, предпочла бы всё, что угодно – лишь бы снова увидеть своего сына живым. Вот она живёт как раз по заветам Леонардо. А отец, кадровый военный, никогда бы меня не простил…

Надо что-то решать. Незаметно подкрадывается момент истины. Мы же не Руцкие какие-нибудь. Выкупа за нас никто не даст. Можно, конечно, потянуть время, объяснить «духам», что такие решения легко не даются. Хорошо бы дождаться обмена на кого-то из пленных «духов» - ведь бывали же такие случаи. Надежда умирает последней. Вспомнилась мама. Как она будет горевать, если я не вернусь. Единственный сын! Надежда и опора!

А что если попробовать бежать? Но выбраться отсюда практически нереально… нас даже боятся выпускать на поверхность! И тут мне пришла в голову неплохая идея. Хорошо бы попытаться её реализовать! Нас здесь пятеро. Если один человек станет на плечи другому, а остальные три проделают то же самое со своими предшественниками, появляется шанс выбраться наружу. Правда, там всегда стоит часовой. Но ведь его можно и прихлопнуть. Особенно ночью! Вот только согласятся ли четверо из нас пожертвовать собой, чтобы кто-то один попытался выбраться наружу? Как-то с трудом в это верится…

 Поговорил о своём плане с ребятами. Честно говоря, всем уже осточертело находиться в неизвестности. Третий месяц баланду кушаем. С моим планом согласились – с той лишь поправкой, что счастливчика выбираем жребием, на пальцах.

 Бросили жребий. Последним выпало быть Володе. Жребий принял как должное: не обрадовался такому исходу, но и не особо расстроился. Неизвестно ещё, чем вообще закончится эта авантюра. Вовку ведь могут и пришибить там, наверху. А может случиться и наоборот: он пристукнет часового и попытается вытащить нас.

 Ночь. Вытащили Вовку. Ждём. Вслушиваемся. Тихо, как в гробу. Неужели он выбрался и сбежал, забыв об остальных? Не хочется верить в такую возможность. Неужели человек на такое способен? Два часа ожидания убеждают меня: да, способен. Жизнь любой ценой – и пусть весь мир горит синим пламенем! А как же мы? А ещё говорят, что люди сплоченнее всего в экстремальных ситуациях!

 Честно говоря, на душе совсем паршиво. Чувствую, что утром всех нас выведут и расстреляют. За то, что организовали побег своего товарища. Даже если он уже далеко. Злобные они все почему-то, эти «духи». Но разве это человеческая жизнь – всё время прятаться, как зверьки, по горам, холодать, голодать, быть на положении изгоев своей страны… невольно озвереешь. Зло порождает зло.

 Рассвело. И тут – команда сверху, на плохом русском языке. По одному – вылезай! И длинная толстая верёвка.