А ПОСЕРЁДКЕ ЖИЗНЬ
«…Слабые мира сего, нищие и обездоленные, покинутые и опустошённые, беззащитные и стоящие на коленях, обратите потухшие взоры свои вспять, отыщите утерянные мечты, озаритесь их бездонным сиянием и, раскинув крылья, взлетите к звёздам!..»
Я бы удавился проводом от холодильника, но был слишком пьян. То есть практически трезв. Ведь это одно и то же – трезвый ты или пьяный в зюзю.
Я размазывал жгучие пьяные слёзы по щеке и глазел из последних сил на красный Марс, тяжело нависший над чёрной землёй.
– Ну что?.. Стерва ты, стерва… – обращался я к Марсу. – Всё светишь… стерва ты, стерва… Светишь…
Я хватал пустую бутылку и потрясал её так грозно, словно это была не бутылка из-под водки, а оружие, способное уничтожить вокруг всё, что так ненавистно мне, всё. Всю мою неудавшуюся божественную жизнь.
Эх, вы! Люди! До чего же вы довели меня! Меня – одного из самых прекрасных сыновей Мироздания?!.
Разве был я рождён для этого? Для слёз и обид? Для падений и поражений?
Эх, вы, люди, люди… Бедолаги вы мои родные… Жаль мне вас, жаль, ах, как жаль!.. И себя, ах, как жаль… Как жаль… Жаль… жаль… ах, как жаль…
Сюжетная линия этого романа-мелодрамы (который я так никогда и не создам, к чему это?..) банальна. Проста и ясна, как слеза младенца.
Я любил её - свою богиню. Она любила меня - бога. Посерёдке пульсировала жизнь со всеми своими прелестями. Вот и всё. А чего же вы хотели ещё, милые мои сёстры и братья, милые мои… как вас называют людишки? Богами?! Ха!.. Смешное слово…
Ладно, Боги, наливайте свой нектар.
Он хоть и противнее водки, но другого-то у нас всё равно не имеется…
И зачем только я вернулся к вам на Олимп?
СОВЕТСКАЯ СКАЗКА
Как-то раз, в далёкие советские времена, Антон Николаевич Пушкин, дворник нашего двора, обратился к общественности со следующей речью.
– Люди! – вопил Антон Николаевич, стоя посередине площадки для выбивания ковров и путая множественное число с единственным. – Слышишь, нет?! Прекрати выбрасывать хлеб – народное добро – где попало! Что же вы творите, товарищи дорогие?! Есть же для этого дела места, специально отведённые в непосредственной близости от мусорного провода! Лично мною установленные ящики! Прекрати, я тебе говорю, безобразничать! Лиши своим примерным поведением грызунов питания! Бросай куски с обеденного стола туда, куда полагается!.. Люди!!! Слышишь, нет?!.
Смешной был человек – Антон Павлович.
Верил в силу слова. И в равенство.
А на него чихать хотели. На дворника А. П. Пушкина. И сорили хлебом - добром народным - где попало...
"Ё!.." ТОЛЬКО БЫ РАЗДОБЫТЬ!!!
Я не мечтаю о славе.
Мне бы только раздобыть 1 миллион. Чтобы жить за границей, где-нибудь в Скандинавии у моря, среди скал, в домике с причалом и моторной лодкой, и ничего не делать.
1 миллион… Зелёненькими, конечно, крокодильчиками…
То есть приблизительно 28 миллионов рублей.
Но это нереально.
Потому что я честный человек. Патологически честный. Словом, идиот.
Я не умею воровать. Я не киллер. Не дилер. Не пройдоха.
Я самый обыкновенный кретин.
Я шагаю по тротуару и думаю:
«В этом городе 10 миллионов придурков. Дети и старики не в счёт. Итого – около 4 миллионов трудоспособного населения. 28 миллионов делим на 4 миллиона, получаем 7 рублей. Всего семь рублей! Как же выудить их из этой публики. Что же такое придумать, а?..»
Нужна идея… Идея… идея нужна… идея…
Я нащупываю в кармане последний червонец и покупаю на него сок «Я».
Кислятина. Я морщусь и отхожу от киоска к газетному ларьку.
«Живут же, мерзавцы! – рассуждаю я, разглядывая обложки глянцевых изданий. – Эти кино- и порно-звёзды! А журналисты-скандалисты за их счёт жируют!.. И даже не журналисты, а издатели! Ну вот, сколько, к примеру, стоит такая фигня… Ага, восемьдесят пять рублей! Ёлки-палки! Восемьдесят пять деревянных!!! Больше трёх баксов!!! Ну ладно, допустим, одного из крокодильчиков съедают продавцы и тому подобные аферисты. Второго заглатывает какой-нибудь подозрительный издательско-полиграфический комплекс. А куда девается третий крокодильчик? А вот куда! Журналюгам за воротник, а самый жирный кусок, их шефу! Я думаю, пятьдесят центов он точно себе за манжету запихивает. И так ведь с каждого экземпляра!.. Какой там у них тираж?»
– Какой тираж у этого журнала? – спрашиваю я продавщицу.
– Чего? – не понимает тётка.
– А!.. – отмахиваюсь я и бреду себе дальше.
«Итак, предположим, что тираж у этой порнографической продукции 100 тысяч экземпляров. 100 тысяч… Сто тысяч мы умножаем на пятьдесят центов и получаем… Мы получаем… пятьдесят тысяч долларов!..»
Я останавливаюсь, как вкопанный.
Значит, каждый месяц у этого жирного борова собирается за манжеткой 50 000 баксов! Мама родная! Ё-моё!.. За год – 600 000! За два – миллион двести!..
Мне становится дурно. От «Я» бурлит в животе и мучает изжога.
Я целюсь пустым пакетиком из-под сока в урну, бросаю и... Попадаю!!!
И тут меня осеняет:
– Что же… я хуже этих всяких! И я так могу! Я тоже буду издавать красивый глянцевый журнальчик с каким-нибудь идиотским названием, например… «Ё» и грудастыми девочками на обложке! Точно – «Ё»!!! Мне бы только начальный капитал! Мне бы каких-нибудь 100 000 баксов для раскрутки!
И тогда!!!
Так, салютуя себе в воображении, я шагаю по пыльному привокзальному тротуару, а на дворе стоит конец июня, и мне 33 года, самый, что ни на есть возраст Христа, когда мир ещё хочется приласкать, но и от мира уже требуешь любви. Я лечу на крыльях идеи, я тороплюсь домой в раздолбанном тарахтящем скотовозе, чтобы ворваться в нашу подмосковную квартирку на девятом этаже и с порога завопить Маринке:
– Мы будем издавать журнал «Ё»!!! Мы станем миллионерами!!!
И я достаю из заднего кармана своих изношенных до дыр штанов диплом сценариста научно-популярного кино, который я получил во ВГИКЕ сегодня утром, и протягиваю его Маринке.
– Поздравляю, – говорит она. – Ты у меня молодец!
А потом целует меня своими преданными губами…
…Спустя двенадцать лет я больше не хочу издавать журнал «Ё».
Мне бы только раздобыть 1 миллион…
Только бы раздобыть…
СТИХОТОВРНАЯ МИНИАТЮРА ИМЕЕТ ПРАВО НА ЖИЗНЬ
За словом "миниатюра" вам видится мир маленьких словечек
и этакий человечек, считающий перед сном глупых нестриженных овечек.
И всё такое тюпное, всё такое искрящееся, ублажающее слух.
А я бываю глух. К боли: к чужой, к своей, к божьей боли... Я будто бы евнух
(вот возликуют, прочтя это слово, всевозможные человечки, бродящие по виртуальному миру,
и примутся массировать кое-что и муссировать эту колышащуюся сферу...)
А я бываю неприлично равнодушен, и соглядатаем брожу по полянке,
завидуйте, манки, завидуйте, очеловеченные обезьянки!
Миниатюра... что это? А кто её знает...
Может, частичка души, упавшая на планету?
Она подрагивает, она мерцает, она играет
на волынке нашего сердца, составляя смету
эмоций, жизни, смерти...
Смерти?!.
О!!! ЛЮДСКОЕ НЕЗНАНИЕ...
Пам! Пам-пам-пам! Пам-пам! Пам!
Бетховен в душе! Храм!
Храм,
возносящийся к НепОнятому,
с крестом, не вселяющим ужаса,
с куполом, приподнятым
над алтарём, ожидающим Часа
Покаяния (о, Людское Незнание!!!)
перед кем, перед ним, не сумевшим взлелеять взращённое в ночи?!
Молчи, создатель, молчи!..
Твои кирпичи в печи.
Молчи.
СТОИТ ЛИ НЕРВНИЧАТЬ ПО ПУСТЯКАМ?
Вот я и спрашиваю: стоит ли портить себе настроение из-за всякой ерунды?
Неприятности покрупнее всегда можно найти. Их и искать не надо: если им понадобится, сами вас найдут. Что уж говорить. Америку что ли открываем?
Поэтому на неприятности, которые покрупнее, просто надо плюнуть слюнкой вот так: тьфу! И всё!
Ну а если они всё же так и норовят влезть в вашу жизнь, нужно попытаться уйти от них в глубокое подполье: к примеру, обложиться десятком толстых-претолстых книг-журналов и читать их до посинения. В книгах мно-ого интересного можно отыскать, мно-ого полезного и, главное, книги всегда помогут добрым словом.
Таким образом, от крупных неприятностей, как мы видим, вполне логично избавляться при помощи отечественной и мировой литературы.
ПРОЗА, по которой мы с вами нынче бродим, она, разумеется, тоже спасёт, но не всегда... не всегда. Согласитесь, не всегда. Нервная она порой, озлобленная... Разве нет?
...Теперь о неприятностях мелких (НМ), то есть о пустяках. От неприятностей этого сорта есть, следующий рецепт.
Во-первых, НМ следует напрочь выкинуть из головы!
Не помогло? Тогда - во-вторых!
В этом случае рекомендуется стать перед зеркалом и широко улыбнуться.
Да-да! Широко улыбнуться!
Улыбаться советуют при этом минуты три-четыре. Не меньше! Если надо - ЧЕРЕЗ СИЛУ!!!
Тогда и солнышко заглянет в окошко, и тучки разбегутся, и захочется смеяться от души над всякими глупостями и жить полноценной радостной жизнью.
То есть - просто жить.
Жить.
А ВЫ ГОВОРИТЕ: "ГРАФОМАН!"
Это я. Автор. Я гол, как сокол, и всё-таки претендую на славу. Но, Боже мой, только не на святость!..
Всю жизнь меня мучают строки – «я памятник себе воздвиг нерукотворный».
И зачем они мучают меня? Сам не пойму. Кто-то где-то когда-то воздвиг себе памятник. Нерукотворный. Благодарные потомки завалили его нерукотворными венками. И нерукотворная слава затмила рукотворность ошибок и бытия.
И точка рассыпалась в многоточия.
И об этом я тоскую? И об этом тоскуешь ты, мой наивный читатель?
Да нет же! Нет! Эх, друзья! Мне бы денег, да побольше! Целую гору денег! Чтобы зарыться в неё и завизжать от восторга! Чтобы выдохнуть:
– Наконец-то!!! Вот она – СЛАВА! Рукотворная слава!
Захочу – построю дом с башенками!
Захочу – куплю «Джип» с водителем: простым таким парнем, не хамом, а в клетчатой кепке и, чтобы радовался жизни!
Захочу, уеду к морю!
К морю! Ах, мечта моей жизни.
Море. Вот оно. Внизу! Жмётся к берегу, а я задыхаюсь от восторга! Наконец-то, ты моё!..
Нет-нет, ну что вы! Не волнуйтесь! Не будет в моём рассказе одних только ахов да охов и обрывистых рассуждений о том да о сём!
Что же я дурак какой и безмозглый писака, и, не приведи Господи, графоман?
Будет вам история. Душещипательная. С любовью, с трупами, с развязкой.
Ну, к примеру...
Вот она - история эта.
"Я дурак. Ноль без палочки. Так меня называют умные люди.
А ещё они говорят мне, что:
– Ты придурок, болван, тупица, бестолочь, идиот, кретин, олух царя небесного, дурень, дурында, балда, балбес, оболтус, обалдуй, осёл, остолоп, чурбан, дубина стоеросовая (а кто это, я не знаю), пень, недоумок, голова садовая, голова еловая, голова дубовая и набитый дурак.
Вот как меня называют разные умные люди.
Поначалу я печалился, а теперь думаю, всё-таки это правда, раз они говорят, что я дурак и ещё кое-кто.
Да, точно. Я самый настоящий дурак!
Мне же сорок лет. А я с трудом читаю. Писать я умею, но только если мне говорят, что надо писать и в какую сторону: влево или вправо.
Я даже разговаривать толком не умею. Если я хочу кому-нибудь что-нибудь сказать, язык у меня набухает и ворочается так, словно я мешок варёной картошки. А если у меня получается выдавить из себя несколько слов, то они похожи на бормотание кенгуру, которого часто показывают по телевизору.
Кенгуру – это такое животное. Оно обитает в Австралии. Австралия – это материк.
Мне кажется, я похож на моего кенгуру.
Я очень люблю его. Он красивый. И добрый. Мой кенгуру Чарльз.
Я назвал своего кенгуру, которого я часто вижу по телевизору, Чарльзом. Потому что он похож на одного английского принца, которого тоже зовут Чарльзом.
У принца Чарльза недавно появилась новая жена. Но она мне не нравится. Потому что я думаю так:
– И зачем Чарльзу новая жена? К тому же она совсем старушка. Я бы её повесил..."
Нет. Я такой же, как вы. Не писатель я. Писака.
И ничто мне не чуждо. Я же человек. Я - вы.
И книги свои я не заканчиваю, судя по всему, из лени.
Так я живу-поживаю. И добра... нет, не наживаю. Нет у меня добра.
Но однажды в субботу то ли в шесть часов утра, то ли в семь разбудила меня громкая музыка на улице.
«Тупая музыка, – подумал я. – Тупые никчемные люди!»
Я надел свою синюю канадскую рубашку в клеточку, купленную накануне, джинсы, ботинки, вышел из квартиры и спустился на лифте вниз.
Музыка уже не орала, но, взорванный изнутри, я подскочил к сидящим на лавочке дебилу и девицам и прошипел:
– Слушай, ты, придурок! Сколько можно?! Если ещё раз!.. Ещё раз вы поднимите меня из постели в такую рань, вам несдобровать!!!
– Мужчина, – произнесла одна из девиц. – Почему вы грубите?
– Девочка, – сказал я. – Помолчи, девочка! Ты годишься мне в дочери!
– Ты понял, нет? – повернулся я к дебилу и склонился над ним, продолжая яростно шипеть на ухо, по привычке, как делал это последние несколько лет, пытаясь воспитать подрастающее поколение. – Ты понял, сука, твою мать?!
Я не учёл одного, что мальчик давно вырос и превратился в дебила.
Я потерял бдительность.
И тут состоялось моё второе рождение.
Он дыхнул на меня парами водки и пива и ударил снизу кулаком по моему лицу, сбив с носа очки.
Я удивился и полетел на землю.
Я пытался встать и подобрать очки. Он же самозабвенно бил меня ногой по голове, по груди, по ушам, а я думал: «Вот это да... Я даже не успеваю подняться...»
Я всё-таки встал однажды. Но он, эффектно развернувшись, стукнул меня ногой по виску и я снова полетел на асфальт.
Тут он успокоился. И даже подал мне очки. А какая-то из девиц что-то сказала. Вероятно, что-то сочувствующее.
Подъехала машина с музыкой. Я очутился рядом с ней и облокотился на дверцу, и сообщил водителю онемевшими губами:
– Вот видишь, что твой друг сделал со мной...
– А что случилось? – спросил чернявый водитель.
Я махнул повисшей рукой в сторону рыжего дебила.
– И зачем вам проблемы? – спросил чернявый.
– Азербаж-жан! – отирая слюни со рта, сказал мне рыжий.
– Я не азербайджанец, – ответил я. – Я – армянин.
Но он меня не услышал. А жаль... Впрочем, какая разница.
Я взглянул на изуродованные очки, на порванную рубашку, на испачканные джинсы и подумал: «Вот сука!..»
Но тут меня позвала Лика.
– Павлик! – крикнула она сверху, высунувшись в окно. – Павлик! Что случилось?!.
Глаза у неё были большие. Чёрные. Большие. Одни огромные глаза в полнеба.
Я побрёл к своему подъезду.
– Ой, мама! – всхлипнула Лика, вглядываясь в мою зелёную физиономию.
– Ничего себе! – всхлипнул я, всматриваясь оплывающими глазами в зеркало.
Я попытался высморкаться. Кровь хлынула из носа, опалила глаза и смешалась с водой.
– Как теперь жить? – спросил я.
Кого спросил? Бедную Лику?..
Таким образом, как уже было сказано выше, состоялось моё второе рождение.
30 июня 2001 года, за пять месяцев и четыре дня до официального сорокалетия.
А вы говорите, графоман...
КАК МОЙ МЕДВЕДЬ ЛЁЛИК СТАЛ ПИСАТЕЛЕМ
Мои взрослые друзья, я расскажу вам историю про Лёлика.
Лёлик – это мой плюшевый медведь.
Раньше он жил в Швеции, в такой стране на севере Европы. Если помните, там же, в Швеции, родился Карлсон с пропеллером, который живёт на крыше. Не пропеллер живёт на крыше, а Карлсон. Вы, наверное, про него слышали, про Карлсона. Или читали. Или видели мультфильм.
Но я хочу рассказать Вам не про Карлсона и его пропеллер. Про них – про Карлсона и про пропеллер – уже рассказала писательница Астрид Линдгрен.
Астрид Линдгрен – очень весёлая тётенька. Всю жизнь она обожала лазать по деревьям и писать книги для детей. А когда она стала старушкой, и ей исполнилось девяносто лет, Астрид Линдгрен со своей подружкой, тоже старушкой, которой было девяносто четыре года, пошли сдавать в мастерскую испорченный радиоприёмник.
Они несли его вдвоём по кривым улочкам, но вдруг споткнулись и упали, а приёмник свалился на них сверху. Старушки от этого поранились, и их отвезли на «скорой помощи» в больницу. Все вокруг ахали, охали. Только Астрид Линдгрен и её подружка не охали. Они смеялись. Потому что им было смешно.
Но я всё время отвлекаюсь. Мне же надо рассказывать про моего медведя Лёлика.
Да! Это прямо беда! Я всегда отвлекаюсь!..
К примеру, когда я был маленький, я вместо того, чтобы есть кашу, возил в ней ложкой и отвлекался. Я представлял себя капитаном, а кашу – морем или болотом. А ложку кораблём.
Мама мне говорила:
– Ешь!
А я отвлекался…
Так вот. Моего плюшевого медведя зовут Лёликом. Раньше его звали TEDDYKOMPANIET, потому что он жил в шведском городе Стокгольме в магазине на полке, и TEDDYKOMPANIET было написано на ярлыке, который был пришит к спине медвежонка.
Но TEDDYKOMPANIET – это слишком длинно. У плюшевого медведя должно быть короткое имя. Например, Лёлик.
Не знаю, может быть, для шведов TEDDYKOMPANIET не слишком длинно. Может быть, для них длинно TEDDYKOMPANIETTEDDYKOMPANIETTEDDYKOMPANIET? Но когда медведь оказался в моём чемодане, а потом мы сели на паром и поплыли по неспокойному Балтийскому морю, а потом пересели на поезд и вернулись по железной дороге в Москву, я подумал и сказал:
– Нет… TEDDYKOMPANIET не пойдёт…
– Пойдёт! – сказал медвежонок. – Если надо! А куда?
– Как же тебя назвать? – я почесал в затылке.
– Лё-оолик! – кто закричал на улице. – Ты где?!.
– О! – обрадовался я. – Лёлик! Здорово!!! Вот Лёлик – это в самый раз! Я буду звать тебя Лёликом!
– Ладно, – согласился медвежонок.
– Значит, ты не обидишься, если я буду звать тебя Лёликом? – спросил я.
– Нет, – ответил Лёлик. – Я не обижусь. А как это?
– Что? – не понял я.
– Как это «обижусь»? – спросил Лёлик.
– Ну-у… – протянул я. – Это если я скажу тебе что-нибудь обидное, ты расстроишься и…
– Разве ты сказал мне что-нибудь обидное? – удивился Лёлик.
– Вроде нет, – я пожал плечами. – Я только назвал тебя Лёликом.
– Ладно, – снова согласился Лёлик и тут же спросил, – а что такое Лёлик?
– Лёлик – это имя, – объяснил я.
– А-а… – ответил Лёлик.
Потом мы легли спать, потому что наступила ночь, и во всех окнах уже давно отражались звёзды.
Утром я проснулся, умылся, выпил чашку кофе с молоком и сел за компьютер.
До двенадцати Лёлик терпеливо глядел в окно на кучерявые облака, но потом всё-таки спросил:
– Что ты делаешь?
– Я работаю, – ответил я.
– Кем? – спросил медвежонок.
– Писателем, – ответил я.
– А что делает писатель? – не отставал Лёлик.
– Писатель пишет книги, – ответил я.
– Зачем? – спросил Лёлик.
– Чтобы другие их читали, – ответил я.
Лёлик снова притих.
Я продолжил свою работу.
Через час медвежонок произнёс:
– Какие – другие?
– Что? – я поднял голову от монитора.
– Какие другие? – повторил медвежонок.
– Что – «Какие другие?» – я никак не мог понять, о чём спрашивает Лёлик.
– Ты сам сказал, – напомнил медвежонок, – чтобы другие читали! Какие – другие?
– Ах, вот ты о чём!.. Ну-у… Другие – это люди, для которых я пишу: дети или взрослые, – объяснил я и пошёл на кухню, готовить себе яичницу с зелёным луком.
Это моя самая любимая еда – яичница с зелёным луком, бутербродом с сыром и стаканом воды, подслащённой ложкой вишнёвого варенья.
После яичницы, Лёлик спросил:
– А зачем они должны читать?!
– Чтобы не скучать, – ответил я.
Лёлик задумался. Через час он сказал:
– Я тоже хочу работать писателем! Я тоже хочу, чтобы другие не скучали!
– Пожалуйста! – ответил я. – Пиши!
– Я не умею писать! – огорчился Лёлик.
– Я тебя научу! – пообещал я.
– Когда? – спросил Лёлик.
– Скоро… Вот допишу свою книгу и научу…
Ещё через час Лёлик покачал головой.
– Нет, – сказал медвежонок. – Я не могу ждать! Я придумал другое.
– Что? – спросил я.
– Я буду сочинять, а ты за меня напишешь!
– Ладно, – согласился я. – Напишу…
Вечером Лёлик обнял меня и спросил:
– Значит, ты не обидишься?
– На что? – я потрепал медвежонка по уху.
– Ну, если я тоже буду работать писателем, – сказал Лёлик. – Чтобы другие не скучали.
– Разве на такое обижаются? – улыбнулся я.
– Нет! – ответил медвежонок.
– Значит, не обижусь, – успокоил я Лёлика.
– Тогда пиши! – потребовал медвежонок.
– Что? – удивился я.
– То, что я сочинил, – сказал Лёлик.
Я вздохнул и включил компьютер.
Лёлик продиктовал:
– Я пишу, чтобы другие не скучали! Всё!.. Написал?
– Да, – ответил я.
– А теперь прочитай, – попросил медвежонок.
Я прочитал вслух:
– Я пишу, чтобы другие не скучали. Всё.
– «Всё» не надо, сотри! – потребовал Лёлик.
Я избавился от слова «всё».
Лёлик уставился в монитор.
– Тут, правда, написано: «Я пишу, чтобы другие не скучали!»?
– Так и написано! – я приложил руку к сердцу. – Честное слово…
– Правда, хорошая книга? – просиял медвежонок.
– Чудесная! – сказал я. – Главное, короткая!
– Да, – серьёзно ответил Лёлик. – Я не люблю длинные книги… Я завтра ещё напишу.
Так мой медвежонок стал писателем.
После этого он сладко зевнул и отправился спать, потому что наступила ночь, и месяц уже давно заглядывал в наши окна.
ОТ НЕСПРАВЕДЛИВОГО МИРА К СПРАВЕДЛИВОМУ ОБЩЕСТВУ
"«Несправедливость состоит в нарушении человеческих прав. Справедливость состоит в их охранении».
Н. Г. Чернышевский «Экономическая деятельность и законодательство»
ОТ НЕСПРАВЕДЛИВОГО МИРА К СПРАВЕДЛИВОМУ ОБЩЕСТВУ
История человеческой цивилизации это история торжества несправедливости.
Доказательство тому:
– постоянные войны и революции (неважно – справедливы они или нет), уносящие миллионы жизней;
– а также хрупкий мир, воздвигнутый на социальной несправедливости, когда сильные мира сего отбирают у своих народов практически всё и вынуждают их при этом ориентироваться на лживые идеалы и ценности.
История цивилизации это, конечно же, и история попыток построения справедливого общества. К сожалению, всего лишь попыток... Личности, стремившиеся к созданию справедливого общества, упоминаются на страницах истории мечтателями и утопистами. Некоторые из «справедливых» вершителей судеб запомнились миру диктаторами.
Что касается человека разумного, то суть его, как таковая, несправедлива в основе своей изначально: человек смертен.
Возможна ли, в свете вышеизложенного, следующая постановка вопроса: «Каковы пути от несправедливого мира к справедливому? И можно ли построить справедливый мир в отдельно взятом обществе?»..."
А чёрт его зна…
Я отвернулся от монитора, от всей этой бредятины и уставился в окно.
Да ну их!
Не буду я посылать этот кретинизм на их уродский конкурс. Не буду! Что за ерунда такая!..
Лучше с псом пройдусь по Бродвею.
Это у нас в городке главная улица так обзывается.
Там весна. Снег тает.
ИЗ ДНЕВНИКА МОЕГО ПРАПРАДЕДУШКИ, ВОЛШЕБНИКА
Этот дневник завещал мне мой прапрадедушка, волшебник.
Он умер недавно, 31 июня 1901 года.
Вниманию Читателя предлагаются некоторые выдержки из дневника волшебника, с которыми можно будет ознакомиться при малейшем на то желании.
С уважением,
издатель и сочинитель Пьер А'О.
День, отклонившийся от потока Времени.
Этот день я запомню надолго. Я не желал ничего такого, что могло нарушить движение Времени. Но что же изменило ход вещей? Почему кофейник заполнился углем? Почему кошка улетела вместе с птицами? Почему отец кричал петухом, сидя на печной трубе, а мама при этом кормила его цветущим веником? Почему я не смог остановить ветер? Почему я прослезился, глядя на заходящее солнце и розовеющее облако, и гору тающую в сумрачных небесах? Почему я влюбился в девочку с соседней улицы, в эту замарашку и крикунью? Почему я не сплю и смотрю на звёзды?
День тысяча пятьсот первый.
Я парил над городом и понял вот что! Город наш мал и красив. Он стар, но не кажется немощным, потому что живёт и будет жить долго, но жаль не вечно… Да! Его замки всё ещё упираются мшистыми башенками в голубое небо. И часы на ратуше неторопливо отсчитывают минуты, время от времени напоминая своим перезвоном, что день продолжается, а ночь впереди. И мальчишки гоняют голубей. И стекольщики вставляют стёкла. И солдаты несут свою службу. И кузнецы куют железо. И мельники исчезают за клубами мучной пыли. И служанки выбивают ковры и перины. И пьянчужки горланят глупые песни. И воришки залезают в дома. И младенцы зовут матерей. И матери пекут пироги. Всё это есть и будет. Будет долго-предолго, но не вечно! Но почему же, почему?!. Что зависит от меня? От волшебника? Что должен делать я? Что могу сделать? И если сделаю, движение времени замедлится, и жизнь, может быть, станет вечной?
День Свершений.
Я понял и я знаю. Я начинаю действовать. Мир спасёт гармония и порядок. Я долго думал: что есть добро без зла и что есть зло без добра? Если взять и забыть про них вообще. Пускай же всё объединится и станет целым, единым целым, без обид и споров, как бы всё начиная сызнова! Разве это не выход? Разве это не формула гармонии?
День откровений.
Сегодня я познакомился с удивительным существом. Неподалёку от замка, на старом Зелёном пруду.
Её лодка слабо покачивалась на волне, а она сидела, упираясь коленками в борт, и удила рыбу.
Темноволосая девушка и удочка. И больше никого вокруг, только стрекозы да рыбьи силуэты в лучах света, едва достающих до неглубокого дна.
– Чудесное утро! – крикнул я с берега.
Глупая фраза! «Чудесное утро» – эти слова произносили миллионы молодых людей за миллион лет существования мира. Но ничего не попишешь. Так уж заведено, если ты хочешь привлечь внимание миленькой девушки, ты должен что-то сказать, а лучше фразы не придумаешь:
– Чудесное утро!
Девушка улыбнулась в ответ и спросила:
– Вы кто?
– Я? – сказал я и честно ответил. – Я волшебник.
– Да, – снова улыбнулась девушка, – Вы волшебник. Я Вам верю. Летите сюда!
И я полетел к ней! Я нарушил все волшебные правила! Я продемонстрировал волшебство человеку без видимой на то причины!
Что я сделал? И зачем?
Но с другой стороны, я же сам решил стремиться к гармонии. Значит всё, что скрывалось веками, должно стать явным, и я – волшебник – должен сам в первую очередь сделать шаг навстречу!
Я летел к девушке, над водой, в которой отражались облака, почти касаясь носками ботинок собственного отражения и тоже улыбался девушке самой открытой и ясной улыбкой, на какую только был способен.
Девушка даже не удивилась тому, что я лечу. Она радостно засмеялась, порывисто встала и протянула мне руку. И очень вовремя! Потому что лодочка покачнулась и попыталась сбросить хозяйку в пруд, но я успел схватить девушку за руку и мы взлетели над прудом, над парком, в центре которого темнел древний замок, над городом, над собственной песней, которую мы пели без слов…
Ах, как мы были счастливы!..
День тысяча шестьсот шестьдесят шестой.
Кто может помешать молодому волшебнику взлелеять любовь его к самой чудесной девушке на свете? Кто может упрекать ту девушку в легкомыслии? Кто осмелится запретить ей видеться с молодым волшебником, утверждая, что волшебник этот вертопрах и беспечный фокусник? Кто рискнёт припугнуть молодого волшебника? И разве влюблённый волшебник тихо подчинится злому умыслу несносных людишек и упустит своё счастье? Что они позволяют себе, эти горожане, которые не стоят и мизинца своей дочери?
Что они о себе вообразили?!.
День тысяча шестьсот шестьдесят девятый!
Прочь из мерзкого городишки!
Жалкие создание, не ведающие, что творят! И она - она тоже не поняла меня! Отреклась, ах, отреклась!.. Во имя чего?! Что связывает её с этим мелочным миром?! Её – ещё недавно сверкавшую в лучах нашего общего счастья?!.
Но нет! Нет! Я же люблю, люблю, люблю…
День тысяча шестьсот семьдесят первый.
Какой я глупец! Как посмел я обидеть тебя! Я лечу к тебе! Прости! Прости!..
Громы и молнии, скалы и камнепады! Прочь с пути!..
День тысяча шестьсот семьдесят второй.
– Где ты был, дурачок? – спросила ты.
– Я сидел на самой высокой горе, окружённый грозовыми облаками и молниями, ослеплявшими меня и моё горе…
– Не надо так страдать, – сказала ты.
– Да! Я не буду страдать, потому что я понял, что страдания выдумываем мы сами, и они вырастают в уродцев или злых волшебников, которые мучают и себя, и подобных себе…
– Мы все любим тебя, – прошептала ты, – и уважаем. Никто тебя не обидит. Разве можно обидеть такого, как ты?
– Я не знаю…
– Ну что ты, дурачок! Пойдём-ка лучше на пруд и посидим на солнышке. Просто так. И будем слушать стрекоз и глазеть на головастиков.
– Да-да, – ответил я…
…И зарыдал, зарыдал в бессильной ярости и печали, потому что всё это мне привиделось, померещилось во тьме, которая поглотила мою несчастную любовь!..
День тысяча семисотый.
Я осел в Большом Городе, в котором меня никто не знает. Я перенёс сюда мой домик с палисадником. Я начну сначала мою несуразную жизнь. Я стану великим. И свершу великое. И любовь вернётся ко мне. И тогда – навсегда…
День первый.
…Гармония и порядок… добро без зла… зло без добра… без обид и споров… формула гармонии…
В Большом Городе нет добрых волшебников, конечно же, я в расчет не берусь. Я и есть то самое добро и зло, стянутое и перетянутое одной верёвкой… Но всё остальное?.. Откуда взять то, чего нет?..
Зло без добра! Ха!.. Мои мечты – туман, сквозь который не пробраться и призраку…
Как можно соединить в Единое то, чего нет? Зло без добра… зло без добра… Ха!..
Но если попробовать одно из зол обратить в добро? Ха!.. И сосватать его с другим злом? И так повторять и повторять, повторять и повторять, повторять и повторять…
Да-да! Надо попытаться!
Надо, надо... нет иного выхода...
Словом, есть некое Зло. К примеру болезнь Короля. Но появляюсь я, и зло преображается в Добро. Король выздоравливает при помощи, скажем волшебного… эликсира… Нет, это старомодно… При помощи… волшебного… леденца!
Чудесно! Появляюсь я, под видом бродячего лекаря, и!..
День второй.
…и меня посетил ВРЕНДЛ! Уродливый коротконогий щенок! Он требует, чтобы я засучил рукава и взялся за его проблемы!
ВРЕНДЛ – Время Незавершённых Дел! ВРЕНДЛ ожидает каждого волшебника, любого без исключения: и глупого дурака, и слишком умного умника! И при этом никто не знает, когда нагрянет ВРЕНДЛ. Но ВРЕНДЛ обязательно ткнёт в тебя своим длинным когтистым пальцем и заставит изрядно попотеть! И, заметьте, не за себя любименького, а за какого-нибудь невезунчика, и за всех тех, кто не разобрался со своей собственной жизнью, а волшебники – будто «Скорая помощь» должны спешить к ним на всех парах!..
ВРЕНДЛ - безмолвен, как и любое из незавершённых дел. Его нельзя ни о чём спрашивать. Иначе он исчезнет, а ты - волшебник - обесчестишь себя...
Словом, ВРЕНДЛ – время завершения чужих дел, которые не имеют к тебе никакого отношения, но ты должен их доделать, во что бы то ни стало, – вырви глаз, потому что ТАК НАДО! Это, своего рода, дело совести и чести каждого мало-мальски уважающего себя волшебника., как доброго, так и злого… Да-да, дело совести и чести… Иначе - ты не волшебник...
Но я не могу тратить своё собственное драгоценное Время на чьи-то чудовищные просчёты!..
…Король мучается странной болезнью.
Даже я не смог определить её истоки… Седовласый Король, которому недавно исполнилось сорок два года с каждым часом… молодеет! Черты лица его разглаживаются, кожа покрывается румянцем и борода темнеет, но!.. Голос монарха, напротив, словно бы подвергается безостановочному тлению, он скрипит наподобие разваливающейся телеги, и становится всё тише и тише…
– Ваше Величество, – обратился я королю, когда меня привели к нему в покои. – Я вижу Вы отчаялись, иначе не прибегли бы к помощи уличного врача… Я не обещаю Вам полного исцеления, но смогу ли я попросить Вас о небольшой услуге сейчас, пока я не приступил к оздоровительным процедурам?
– Проси, чего хочешь… – с трудом прошептал монарх.
– Не могли бы вы оставить отпечаток своего мизинца с левой руки на этом листе пергамента?
Я положил перед Королём волшебный пергамент и плоскую склянку с волшебным порошком. На манускрипте мною были начертаны слова: «Добро со злом, зло с добром! Мы тому порука!».
Без лишних слов Король опустил мизинец в склянку с волшебным порошком, после чего прижал его к пергаменту.
Так появился первый отпечаток под этими спасительными словами, которые должны принести миру покой и гармонию…
Я с поклоном скрутил пергамент и протянул Королю волшебный леденец…
День третий.
…ВРЕНДЛ не покидает меня, и я не знаю, как быть, потому что дело, которое я должен завершить, я завершить никак не могу! Но ВРЕНДЛ требует взяться за него… иначе!.. Иначе… руки мои дрожат… разум покидает душу… я самый несчастный из несчастных, когда-либо пришедших на эту землю!.. ВРЕНДЛ настаивает, чтобы я отправился в прошлое и вернул бы на поле брани капитана, трусливо покинувшего свой отряд! И капитаном этим является… будущий дед моей ненаглядной!..
Но если я верну его, он же погибнет! Он погибнет! Я вижу это! Ясно вижу! Вот вражеская пуля пронзает пространство и время и летит... летит прямо в сердце твоего деда, который никогда не станет отцом, а тем более дедом, и ты… ты никогда не появишься на свет…
Где же справедливость?!.
День четвёртый.
…Король выздоравливает!
Его Величество назначил меня придворным лекарем…
Я спросил у ВРЕНДЛА, кто он и откуда. ВРЕНДЛ укоризненно взглянул на меня и испарился. Отныне я считаюсь волшебником без совести и чести… Что ж… тому и быть… Пришло время думать о себе, о своей любви.
День пятый.
…Великий и Тайный Совет уведомил меня, что я лишаюсь не только совести и чести, но и… своей волшебной силы… «В виду исключительно безответственного поступка!»… так постановил Волшебный Круг!..
День шестой.
…может... когда-то я снова стану самим собой… когда-то…
Когда?!
…но ты живёшь, твой дед не вернулся к погибающему отряду, ты родилась, ты стала прекрасной милой ... моей... нет... не моей... Но ты, ведь верно, счастлива?!.
День седьмой.
…я разучился летать…
…я не волшебник…
БЫТ И СТРАХИ АБСУРДИСТА ПИПЕТКИНА. В ПЯТИ СЕРИЯХ
ПЕРВАЯ СЕРИЯ
- Идиотский у меня псевдоним! - бормотал Пипеткин, разглядывая со смотровой площадки девушку без купальника.
Девушка помахала Пипеткину сначала левой рукой, а затем и правой.
Пипеткин выронил подзорную трубу.
Пипеткин плыл на воздушном шаре по бесконечному атмосферному пространству.
- Идиотский у меня псевдоним! - проорал Пипеткин в пустоту.
Внизу паслись коровы.
Они помахали Пипеткину хвостами.
Пипеткин врезался в гору.
Пипеткин карабкался по вершине.
Камешки срывались в бездну, валуны грохотали следом.
- Идиотский у меня псевдоним... - злился Пипеткин.
А Тот, кто наблюдал за Пипеткиным сверху, рассердился:
- Выбери иной, балда!
- Не могу... - вздохнул Пипеткин.
- НО ПОЧЕМУ?!!
- Странный Вы, ей, Богу... Подумать можно, сами не знаете...
- Отвечай, ирод!
- Да фантазии моей не хватает, ой, Господи!..
И Пипеткин сорвался вниз.
Но об этом в следующей серии.
ВТОРАЯ СЕРИЯ
Пипеткин сидел на кухне и внюхивался в луковицу.
- Весной пахнет! - восторгался Пипеткин.
- Какой весной, тупица! - сердился Тот, который наблюдал за Пипеткиным сверху. - Это же прошлогодний овощ!
- А пахнет весной, - возражал Пипектин.
- Ты лучше вот что скажи, милый друг мой, Пипеткин, Как жить собираешься дальше?
- А что? Надоело пасти?
- Не хами!
- А Вы отстаньте!
- Ты когда последний раз писал свои шедевры, дружок?
- А чего это Вы, как в "Радионяне"?
- Так, Пипеткин! Я ухожу!
- Покидаете меня, значит...
- А на фиг ты мне сдался?
- Я облака могу выкрасить в разные разности...
- Какие облака, дурила! Где ты видишь облака?
Пипеткин посмотрел в окно.
Облаков не было.
Солнце ярко светило над планетой.
- Ну и ладушки, - согласился Пипеткин. - Я Вас отпускаю... И не плюйтесь, пожалуйста, у меня даже половой тряпки нет... Только половые... газеты... А они старые. Ломкие они.
С этими словами Пипеткин вышел из дома.
Но об этом в следующей серии.
ТРЕТЬЯ СЕРИЯ
Пипеткин нырнул в пруд.
Грязный был пруд - ни черта не видно!
Пипеткин вынырнул, утка от него шарахнулась...
Пипеткин сидел на берегу и дрожал.
"Хол-лодно, - беспокоился Пипеткин, - вот простужусь и умру..."
- Ты не простудишься! - рядом с Пипеткиным присела Фея.
- Об-бнимите м-меня... - попросил Пипеткин.
- Конечно, милый...
Фея обнимала Пипеткина, а зеваки на них и не смотрели. Их интересовали утки. Зеваки бросали хлебушек и спрашивали друг друга:
- Ты заметил, заметил?
- Гы-гы!
- Вот дурёха!
- Дебильные птицы!
- Гы-гы!
- Да пошли, пивка хряпнем!
- О! Точняк!..
Пипеткин согрелся.
- Мне пора, - кивнула Фея.
- Спасибо Вам, - поблагодарил Пипеткин.
Фея нырнула в пруд и исчезла.
Только круги расходились по тёмной глади пруда, а Пипеткин ими любовался, и круги всё расходились и расходились, как радиоволны, и Пипеткин был счастлив.
Но об этом в следующей серии.
ЧЕТВЁРТАЯ СЕРИЯ
Пипеткин считал себя гением.
- Нет! Я не гений... - сомневался Пипеткин. - Гения преследует толпа, она забрасываетя его каменьями... Правда, это больно, и даже опасно для жизни... Но тогда ведь точно ясно, кто гений, а кто - так, вышел погулять.
Мимо пронеслась толпа, забрасывающая гения каменьями.
- Вот, видите, - заметил Пипеткин, - что я говорил? Гений и толпа... Вон он - гений, а вон она - толпа... А кто я? Кто таков этот Пипеткин, блуждающий в своих фантазиях? Следовательно, тот самый, который вышел погулять?
- Эй, мужик! - донеслось до Пипеткина. - Слышишь, мужик, а я книгу написал!
Пипеткин повертел головой.
- Кто это? - спросил Пипеткин.
- Это я - гений.
- Разве Вас не забросали каменьями?
- Забросали...
- А это очень больно?
- Больнее не бывает, но дело не в боли, дело в отношении. Я вот книгу написал, а они... сволота!..
- Как груб этот гений! - удивился Пипеткин и собрался уходить
- Ты бы почитал мой роман! Друг! Там всего-то три страницы...
- Да. Нынче романы малогабаритны, - заметил Пипеткин.
И прочитал роман.
Но об этом в следующей серии.
ПЯТАЯ СЕРИЯ
И верно - роман был краток, как записка из ЖЭКа.
А так как всё в романе гения повторялось по три раза, даже многоточие, Пипеткин осилил одну из трёх страниц романа за минуту.
Пипеткин прочёл:
- Роман. "Гений и толпа". Толпа попахивала селёдкой и портвейном. Гений сорвал с себя венок, сплетённый из лавра, и возликовал:
- Толпа! Ты грязь! Ничтожество и тьма!
Тебе я подарю прозренья счастье!
Не обрывай лишь: "Горе от ума!"
Ликуй! Я - свет, прорвавшийся в ненастье!
Толпа пала ниц.
Гений шёл сквозь неё, забрасывая лавром. Гений - это я...
КОНЕЦ НАЧАЛА.
- Здорово, правда? - спросил гений.
Пипеткин пожал плечами.
Затем он поднялся и метнул в гения камнем.
КОНЕЦ.
ОТВЕТ НА ПРИЗЫВ ТОГО, КОТОРОМУ МЫ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖНЫ
Лесть, прикрытая изнанкой страсти.
Смех, покинутый юродством власти.
Плач, закинутый плебейской снастью.
Весть, забрызганная серой грязью.
Лги,
беги,
рыдай,
знай -
я не вернусь в твой рай.
КОГДА-НИБУДЬ МЫ ВСЕ ВЕРНЁМСЯ К БОГУ
Когда-нибудь мы все вернёмся к Богу.
Он будет рад. Он встанет у ворот,
и каждого из нас, ругнув немного,
Он за собой куда-то поведёт.
И мы пойдём, не стадом... нет, конечно...
мы будем рядом, потому что так,
лишь только так, идти нам интересно,
и в этом - смысл, в этом, Боже... смак!
ПЕСНИ ШУТА, ПРОМЕНЯВШЕГО СВОЮ КОРОЛЕВУ НА КОРОЛЕВУ РУЧЕЙКОВ
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
Девица ненавидит правду –
С любимым никакого сладу!..
...Она - к нему, а он в бега!..
Шумит порогами река!..
ПЕСНЯ ВТОРАЯ
Никто не вправе отменять судьбу!
Ни короли, ни даже королевы!
И волею Судьбы – капризной девы,
Мне суждено шептать: «Я не люблю…»
ПЕСНЯ ТРЕТЬЯ
Был бы я лентяем,
Лёг бы я на печь!
Был бы негодяем,
Потерял бы меч!
Но меня позвАла
Громкая труба!
Может быть – удача!
А может быть – Судьба!
И теперь скачу я
На своём коне!
По счетам плачу я
На чужой войне!
Ведь меня позвАла
Громкая труба!
Может быть – удача!
А может быть – Судьба!
Вроде стал героем
Я в последний раз!
Провожали строем
Да и без прикрас!
Чтоб других позвАла
Громкая труба!
Может быть удача!
А может быть – судьба!..
ПЕСНЯ ЧЕТВЁРТАЯ
Нам в путь пора, нас ждут победы!
И в ранцах портятся котлеты!
ПЕСНЯ ПЯТАЯ
Я смеюсь, как последний болван!
Я мышонок! Попал я в капкан!
Здесь меня ожидает сюрприз –
Я от сала кусочек отгрыз!
ПЕСНЯ ШЕСТАЯ
И вот я шут! Шут Королевы Ручейков!
Мне хочется рыдать от счастья, тётя!
Шуты нужны всегда – ведь испокон веков
Вы с помощью шутов на мир… плюёте!
ПЕСНЯ СЕДЬМАЯ
В порыве глупости я Вам
В любви хочу признаться!
Я шут! Короче, я болван,
Что вздумал так влюбляться!
ПЕСНЯ ПРО РЕШЕТО
Толочь нам воду – нипочём!
Мы также можем воду
Носить огромным решетом,
Не убавляя ходу!
КОНЕЦ ПЕСНЯМ ШУТА.
"ДЕТОЧКА, А КОГО ТЫ БОЛЬШЕ ЛЮБИШЬ, МАМУ ИЛИ ПАПУ?"
Каждый понедельник, с десяти до одиннадцати, мы проводим на Земле в уютном кафе «Мадонна с младенцем».
По сложившейся традиции я предстаю перед Дьяволом в обличьи респектабельного мужчины среднего возраста, он же принимает облик необыкновенно симпатичной интеллектуалки, возраст которой не имеет никакого значения.
– А ты не меняешься, – иронизирует она.
– Ты как всегда прелестна, – парирую я. – Что будешь пить?
– Яблочный коктейль, м-м-м... со взбитыми сливками. И, если можно, две плюшки... А ты – светлое «Баварское»? Да?
Я повторяю заказ официанту. С лёгкой улыбкой он обслуживает нас и оставляет в покое.
– Как дела? – с нескрываем любопытством интересуется она.
– Чудесно! Великолепно! – начинаю я. – Как нельзя лучше!
Меня наконец прорывает:
– В голове не укладывается! Как ты можешь так спокойно спрашивать?
– Но мы же обо всём договорились ещё в прошлый раз? – она вскидывает бровь. – Мы же решили, что некоторое время Оно поживёт у тебя. В конце концов, твои ангелочки присмотрят за Ним лучше, чем мои обалдуи! Согласись. Ведь я прав?.. Я права?
– Да, но что ПОТОМ? Я просто не знаю. Я растерян. Откуда, откуда Оно свалился на нашу голову? Нет! Забирай Его себе. И делай с Ним всё, что хочешь!
– Ну, дорогой, это несерьёзно. Я же предупреждал... предупреждала тебя. У меня куча дел. И, вообще, у нас ему не место.
– У кого это у вас?!
– Не придирайся к словам. Потерпи. Чуточку... А там видно будет. В конце концов, пойми меня правильно, я же забочусь не о себе.
– А о ком? О несмышлёныше, которому всё равно, где угугукать и пускать слюни?
– Фу... Как грубо, как цинично!..
– А твоё поведение не цинично? В самом деле?! Ты мать! Ребёнок без матери - Ничто!
– Ну не надо ссориться! Где твоё чувство юмора?
– У меня его никогда и не было!..
– Успокойся, милый!.. Я прошу тебя. Пей пиво. Любуйся мною...
– Что ты такое говоришь?! Что?!!
– А вчера мне пришла в голову забавная мысль. Знаешь, скоро Оно – наше милое дитя – подрастёт, и разумеется, научится выбирать между чёрным и белым... И тогда...
– Что тогда?
– И тогда мы спросим у Него. Нет, не мы! Ну кто-нибудь ещё. Ему зададут всего лишь один ма-а-аленький вопросик.
– Какой ещё вопросик?
– Деточка, а кого ты больше любишь, маму или папу? А?
ГЛАВНОЕ - УСПЕТЬ!
Всю ночь я подбегал к окну. Я бросался к нему и выглядывал на улицу...
А может, мне только снилось это. Снилось, как я нервно сную между подоконником и кроватью, кусаю губы и подкрадываюсь к проёму в стене, чтобы выглянуть наружу.
Каждый раз я видел его. Он смотрел на меня своими красными глазками. Смотрел как-то укоризненно, словно вопрошал: «Э-э-э!.. Да что же такое?! Ты не желаешь со мной пообщаться?.. Тебя мучаю не Я, тебя гнетёт иное? Что же? Что? Совесть, да?!»
– Слушай! – крикнул я. – Отстань от меня. Я продал тебе душу. А ты?! Ты не выполнил обязательства! Это же непорядочно... Ну не молчи! Отвечай!!!
– Ха-ха! – развеселился он. – Ха-ха! Порядочно?
– Я, в конце концов, расписался кровью! – возмутился я.
– Уж не паркеровской ли ручкой! Хи-хи!..
– Перестань паясничать! Ты же обещал!
– Мало чего я наболтал спьяну!..
– Спьяну?!! Ты утверждал, что она станет моей, что мы будем счастливы, что она полюбит меня с первого взгляда!
– С первого, заметьте, с первого, а не со второго взгляда. Со второго Вы ей стали противны, до-ро-гу-ша!.. И потом, я сделал всё, что от меня требовалось. А Вы носились от кровати к окну, словно необъезженный мустанг, пока Ваша дурочка убегала от Вас, куда подальше! Чего Вы застряли в Вашей норе? Бежали бы следом!..
– Обманщик! И-и-и-и-и!!!
– Как забавно Вы визжите. Хе-хе-хе! Словно поросёнок... Душа Ваша мне самому нужна. Она такая нежная. И влюбчивая. Я давеча немножечко поносил её в себе - примерялся! И девушка Ваша мне приглянулась! Ах, пригляну-улась!!! И я ей понравился! Представляете? Здорово, да?!
– Вор, вор! Я не отдам её! Она моя! Моя душа!!!
– Простите, мой дорогой, не выйдет. Вы расписались. Вот квитанция. Я должен забрать её окончательно через шестьдесят шесть секунд!
– Фигушки!!! Мне ничего от тебя не надо! Не отдам! Свиное рыло!
– И это существо именовалось человеком. Хо-хо-хо!..
– А-а-а-а!!!
– Я забираю Вашу душу, а совесть, так и быть... дорогуша, я оставляю Вам совесть... Словом, через шестнадцать секунд...
– И-и-и-и!!! – завопил я тогда.
Я неожиданно принял гениальное решение! Ничего ему не достанется! Главное успеть!
Я подскочил к окну, я распахнул его, и...
...кинулся вперёд – к ночным звёздам, зная, что в них я найду спасенье!
Мне, конечно же, пришли на помощь.
Как хорошо, что я успел.
Ничего ему не досталось.
КОГДА КО МНЕ ПРИДЁТ СЛАВА...
Когда ко мне придёт слава,
я буду ...
...стареньким старичком.
И мне эта слава...
будет по барабану:)
МАМА
Я самый обыкновенный человек, был когда-то пацаном с Кавказа, любил горы, их белые головы, их бархатные фиолетовые леса, их горячий ветер, который бьёт в лицо, не думая о том, что ты, в общем-то, ведь тоже имеешь право на существование, а рядом мама тащит тебя за шиворот, да побыстрее в садик, и чтобы ты не нахватался этой пыли, потому что тебя никто, ты слышишь, никто во всём этом пыльном мире не имеет права обидеть, ведь ты Каренчик, самый сладкий, самый любимый, самый умный...
СКАЗКА ПРО ЛЮБОВЬ МАНИ И ВАНИ
Мы с дедушкой сидели перед шалашом у костра и пекли картошку. Над нами мерцали звёзды и светилась луна.
Я попросил:
– Дедушка, расскажи чего-нибудь.
– Чего? – переспросил дедушка.
– А чего хочешь, – сказал я и зевнул.
– А ты уснёшь.
– Не усну, – проговорил я, снова зевая.
– М-м, – замычал дедушка. – Чего бы такого… Вот расскажу я тебе про Маню и Ваню.
– А кто это? – спросил я.
– Маня и Ваня? Почти как Ромео и Джульетта! Знаешь про Ромео и Джульетту? «Нет повести печальнее на свете…»
– «…Чем повесть о Ромео и Джульетте», – закончил я.
– Молодец, – похвалил дедушка, – только про Маню и Ваню – это быль. Истинный случай.
Дедушка поворошил угли и начал свою историю.
– Так вот... Жили-были в нашей деревне Маня и Ваня. Жили себе, не тужили. Вместе бегали в школу, летом купались в речке, зимой катались с горки, книжки разные любили читать… Весёлые они были ребятки – Маня и Ваня, смешливые, заводные, краснощёкие. Всё у них ладилось. Да время слишком быстро летело… Словно торопилось что-то проверить…
– Кто торопился? – не понял я.
– Время! Торопилось, говорю, время, будто скучно ему – времени – было, хотелось ему чего-то новенького, остренького! – объяснил дедушка.
– А-а… – протянул я.
– Годы пролетели, и оглянуться ребятки не успели. И выяснилось как-то неожиданно, что подросли они маленько. А точнее – выросли. Стали, так сказать, взрослыми. Маня из голопятой девчонки превратилась в девушку красоты неземной. У всех парней аж дух захватывало, когда она мимо проходила. А Ваня из курносого пацана в этакого парня вымахал! Он, знаешь ли, силы был необыкновенной: мог без труда подкову разогнуть.
– Ну да? – не поверил я.
– Точно! И назад подковку сгибал, словно и не трогал её вовсе… И, понимаешь ли, как бы точнее выразиться… полюбили они друг друга. Сильно, нежно и беззаветно. Будь я писателем, я бы о любви этой книгу сочинил! А, может, и две книги!.. А, может, и три! Ах, если бы ты только знал, какая это была прекрасная любовь! Ведь такая это была любовь, что никто её не посмел глупым словом или даже мыслью глупой очернить! И сравнений для неё нет никаких, для любви этой, для Маниной и Ваниной любви. Какие могут быть сравнения?.. А потом наступила весна, и решили Маня и Ваня сыграть свадьбу, только не успели – призвали Ваню в армию…
Дедушка вдруг замолчал. Я сидел, почему-то затаив дыхание, и боялся пошевелиться. Что-то в дедушкином голосе заставило меня застыть, словно околдовало меня, и расколдовываться уже совсем не хотелось. Я только ждал, когда дедушка продолжит, и, наконец, он произнёс:
– А тут – война. Не какая-нибудь большая война, а так – маленькая, непонятная какая-то, уж совсем никому не нужная война. Злая маленькая война, а боль от неё большая… И отправили на неё Ваню, и пропал он на той маленькой войне, словно никогда его и не было вовсе.
– А Маня? – сказал я.
– А что Маня? Взяла Маня котомку, перекинула её через плечо и отправилась по миру… искать своего Ваню… И шла она, шла. Шла по полям и лесам, по горам и ущельям, без сна и отдыха, под дождём и градом. И солнце выжгло её волосы, и ветер иссушил её лицо. Но шла она, Маня, будто остался для неё в этой жизни лишь один только смысл – идти по дорогам и бездорожью в ожидании чуда… И молва о ней, о Мане, исшагавшей не одну тысячу вёрст, неслась впереди синей птицей… Так, истоптав до дыр свою обувку, пришла Маня в одну пустынную местность, и присела у дороги на камень, потому что настала ночь.
Чёрная ночь опустилась на Землю. Звёзды в ту ночь не сияли на небосклоне, и Луна не освещала путь заблудившимся путникам.
Маня дремала, сидя на камне, как вдруг почувствовала, что рядом кто-то остановился в нерешительности и боится потревожить её сон.
Маня открыла глаза и увидела перед собой старика. Старика в отрепьях. Он был бос и невероятно худ. Клочья бороды и седые патлы его торчали в разные стороны. Косматые брови, горбатый нос и глубоко посаженные глаза делали его безобразным. Но улыбка его, улыбка этого старика, превращала его в мудрого печального старца, способного успокоить несчастную душу и вселить в неё надежду.
Не говоря ни слова, старик повернулся и зашагал по горной дороге. И Маня встала, и пошла следом за этим странным созданием, идущим размеренным и твёрдым шагом.
Сколько шли они так, Маня не помнила. Может быть час, а может, и всю ночь, только мрак расступился перед путниками, и Маня услышала голос:
– Вот ты и пришла, Маня. Больше тебе никуда не надо идти. Отдохни, моя девочка. Я знаю, как ты устала.
– Кто ты? – спросила Маня. – Я не вижу тебя.
– Я в твоём сердце, и был в нём всегда, – ответил голос. – Разве ты не узнаёшь меня?
– Ваня… – прошептала девушка и упала без чувств…
…Утро прохладной росой коснулось её губ.
Маня встрепенулась и пришла в себя.
Она лежала на влажной, блестящей под солнцем траве, покрывшей собой гору, уходящую в голубое небо.
А рядом с ней сидел Ваня в полинявшей гимнастёрке. Он глядел на неё своими лучистыми глазами и жевал травинку.
– Ты нашла меня, – сказал Ваня. – А они знали, что ты ищешь меня, и отпустили.
Ваня лёг рядом с Маней.
Так они лежали под вечным небом, которое оберегло их от горя и печали. И знали, что отныне их ждёт добрая настоящая жизнь…
…Дедушка потрепал меня по макушке. И сказал:
– Давай, что ли, картошку есть.
ДОРЖПАЛАМ - ВСАДНИК
Когда Доржпаламу исполнилось двенадцать лет, приснился ему, как и полагается, вещий сон.
Младшая сестрёнка пристала к Доржпаламу, расскажи да расскажи.
Но Доржпалам лишь усмехнулся, отвернулся от девчонки.
А когда взрослые и дети, кроме, конечно же, самого Доржпалама и его старого, испещрённого глубокими морщинками деда, покинули юрту, Доржпалам подсел к деду, закрыл глаза, и дед, положив ему на голову свою старую жилистую руку, задал свой вопрос:
– Сынок, она приходила?
– Да, дедушка. Это была Эмегельджи-эджи, прабабушка нашего рода. Она надела на меня шапку самого Даина Дерхе. Но это ещё не всё. Следом за Эмегельджи-эджи пришла дзаячи – Эмеген. Бабушка нашего рода. Она передала мне кнут Даина Дерхе.
– Сынок, а тебе известно, что всё это означает?
– Кнут, дедушка, это символ скорости.
Доржпалам не выдержал и открыл глаза.
– Быть мне дедушка...
– Молчи! – остановил Доржпалама старик. – Умей же хранить свою сокровенную тайну. Не сомневайся, молчание и сила сделают своё дело. Ведь не даром явились к тебе Эмельгеджи-эджи и Эмеген, чтобы одарить божественными символами божественного Даина Дерхе. Приложи к устам своим палец молчания. И собирайся в путь.
– В путь! – обрадовался Доржпалам.
– Была бы моя воля, я отправил бы тебя к Дереву Галбурвас, чьи плоды и цветы принесли бы тебе благодать и изобилие. Но наш путь куда короче. Мы отправимся с тобой к часовне. Вдвоём.
Доржпалам ничего не ответил и быстро собрался.
Когда внук и дед вышли из юрты, взрослые и дети молча расступились перед ними, и путники отправились на восток пешком. Потому что до часовни было рукой подать.
Вот она чернела точкой у подножия горы. Всего в каких-то двадцати километрах…
«Как странно, – думал Доржпалам. – Чудной обычай у нашей семьи: мы – всадники, а в этот день должны передвигаться, словно какие-то горожане, на своих собственных ногах. И дед должен сопровождать внука... И ни один внук не знает, что его ожидает там, у часовни, и чем закончится этот знаменательный в его жизни день…»
Доржпаламу захотелось пить, но он не подал виду и продолжал идти рядом с дедом, как ни в чём не бывало.
Солнце слепило глаза.
Во рту пересохло. Как назло, лишь про это и думал Доржпалам, словно утро принесло с собой только жажду и больше ничего. Словно не к заветной часовне торопился Доржпалам.
Впрочем, торопиться Доржпаламу нельзя. Надо идти рядом с дедом, не переходя на бег и не отставая от старика.
Путь до часовни не длинен и не короток, значит и поступь их должна быть точно такой же.
Солнце поднялось высоко над головами идущих.
Степь задышала тяжело, и обдала путников своим горячим дыханием.
Доржпаламу показалось, что он оказался в центре гигантской ямы, заполненной тлеющими угольками.
Каждый шаг отдавался в высохшем горле Доржпалама, в слипшихся ноздрях, даже в ушах, в которых будто из одного в другое пересыпался раскалённый песок. Пересыпался, пересыпался, пересыпался…
Но вот откуда-то спереди потянуло волшебной прохладой. Доржпалам взглянул туда сквозь опухшие покрасневшие веки и увидел иссиня-пепельные горы, и часовенку к которой они шли так мучительно долго, несколько недель – не меньше. Какие там четыре часа?!.
Доржпалам повеселел и бодро взглянул на деда.
Стыд залил лицо Доржпалама: за всё время пути он впервые посмотрел на старика.
Дед, не останавливаясь, шел и шёл. Словно и не было за плечами двадцати километров пешего хода.
У часовни дедушка сказал Доржпаламу:
– Сейчас я войду в священное место. И вместо меня выйдет к тебе некто, кто станет для тебя истинным товарищем на многие годы. Я же останусь внутри до захода солнца. Так надо, сынок, а ты… ты сам поймёшь, что тебе делать.
Дед вошёл в часовню.
Не прошло и полминуты, как перед Доржпаламом, словно из-под земли вырос… самый настоящий жеребец! Доржпалам сразу понял: это его – его Доржпалама верный товарищ!
Верный товарищ взглянул на Доржпалама своими мудрыми лошадиными глазами и тоже понял – это его, его Доржпалам!..
Доржпалам подошёл к жеребцу-красавцу и сказал:
– Вот ты какой. Я и не думал, что ты такой.
Жеребец, совершенно чёрный, как ночь, с чёрной гривой и чёрным хвостом, лишь с маленьким едва заметным белым пятнышком на лбу, ткнулся мордой в плечо Доржпалама и легко фыркнул.
Доржпалам удивился. Такого в его жизни ещё никогда не было. Чтобы так легко и просто завязалась дружба с лошадью.
Доржпалам погладил жеребца по мягкой шелковистой гриве и широко, очень широко улыбнулся. Так он улыбался впервые в жизни.
Потом он сказал:
– Друг, давай подождём дедушку. Не будет же он возвращаться домой один по степи? Да ещё ночью.
И они встали в тень часовни.
Отсюда было очень удобно разглядывать горы.
СОУЧАСТИЕ
Кто-то злой и нехороший вывел неровными буквами на классной доске:
КОБРА + ФАНТИК = ЛЮБОВЬ…
Физичка вошла в класс сразу же после звонка, прочитала ЭТО, густо покраснела, и притихшие ученики увидели, как слеза заблестела, скользнула по учительской морщинке и глухо капнула на журнал с двойками и тройками.
Размазывая по доске белые полосы маленькой влажной губкой, учительница стёрла надпись. Мягкий знак, чудом избежавший участи своих собратьев, печально и снисходительно уставился на «детишек»…
Всё тот же злой и нехороший вывел неровными буквами на классной доске:
ФАНТИК + КОБРА = ЛЮБОВЬ…
Начинающий лысеть учитель литературы вошёл в класс, бросил быстрый взгляд на учеников, поглядывающих на него с явным интересом и нетерпением, открыл журнал, закрыл его, подошёл к окну и тихо прочитал чьи-то стихи:
Что такое счастье? Соучастье
в добрых человеческих делах,
в жарком вздохе разделённой страсти…
«Детишки» слушали, затаив дыхание…
В учительской Фантик и Кобра встретились глазами. В них была решимость и ещё что-то.
Учитель литературы провёл ладонью по редким волосам, подошёл к учительнице физики и, чуть запинаясь, произнёс:
– П-позвольте п-проводить Вас после уроков д-домой?..
Они вышли из школы на улицу, держась за руки.
А кто-то злой и нехороший смеялся им вслед.
НАМ ВЕСЕЛО!!!
Я проснулась утром и крикнула:
– Ура!
В комнату заглянула мама и спросила:
– Проснулась?
– Да! – закричала я. – Я проснулась!
– Не кричи так! – рассердилась мама. – Вставай!
Мама ушла. А мне ещё больше захотелось кричать. Я не стерпела и крикнула:
– Эй! Эй!
В это время зашевелился у себя в кровати мой младший брат Шурик. Он потёр глаза. Потом сел на подушку.
Я снова громко крикнула:
– Эй! Эй! Эй!
Шурик тоже крикнул:
– Эй! Эй! Эй!
Тут опять вбежала мама и закричала:
– Вы что, с ума сошли?!
А Шурик спрятался под одеяло и стал из-под него кричать:
– Эй! Эй! Эй!
– Если вы не перестанете, – пригрозила мама, – я вас накажу!
– Как? – крикнул Шурик.
– А вот увидите! – сказала мама и ушла.
– Эй! – завопила я через минуту. – Ура-а-а!
Я ничего не могла с собой поделать, так мне ужасно хотелось кричать. У меня все тормоза испортились.
А Шурик кричал так громко, что покраснел как рак и выпучил глаза.
Мама ворвалась в комнату. Она даже запыхалась.
– Ээээээээээээээй! – закричала мама.
У нас с Шуриком уши заложило от её крика.
А потом мы все засмеялись. Так нам стало весело.
ВРЕМЯ БОГОВ И ЛЮДЕЙ
Время богов и людей.
Время песка и идей.
Время труда и войны.
Бремя обид и вины.
Бремя церквей и богов.
Бремя людей и оков.
Стремя.
Пламя.
Семя.
9-14 марта 2006 г.