Антон по осени решил жениться. А что – срочную отслужил, диплом почти в кармане, с работой проблем не предвидится, уже есть несколько предложений – энергичные журналисты широкого профиля всегда в цене. Ему нет разницы – что космические технологии описывать, что таежные репортажи вести, что гланды поп-звезды фотографировать. Это для него не вопрос, Антон давно решил для себя: работа должна приносить только материальное благо, и никаких эмоций, творческих взлетов и падений, всё у него должно быть расписано по графику, все по строчкам, абзацам, с предисловием и благополучным финалом.
Не только в профессии, но и в жизни его все складывалось в соответствии с недельным, месячным и перспективным планом. Все уже предопределено: диплом, работа, женитьба на Марине. Деньги на свадьбу он решил заработать сам. Напрасно родители просили его угомониться, можно было занять денег у родственников или друзей, можно было оформить кредит, а потом года за два выплатить долги – все ведь так делают! Но упрямство было непробиваемым. Лето жених твердо решил провести в стройотряде.
... Веселой гурьбой студенты ввалились в вагон, оставив на перроне девушку с заплаканными глазами – Марина долго смотрела вслед поезду, и взор ее был даже не печален, скорее трагичен, словно она провожала милого не на месяц и не на заработки, а на годы и куда-нибудь в армию, а то и еще хуже – на войну. Она так просила взять ее с собой, она научилась бы строительной профессии, а может, варила бы всем свои фирменные деревенские борщи или пекла бы любимые «наполеоны», но будущий муж наотрез отказался от этого проекта. Хотя от студенческой братии трудно что-либо скрыть – Антону тоже тяжело далось такое решение – больше года они были неразлучны и никогда не расставались даже на пару дней.
Но бодрый перестук колес, теснота купе и шумное разноголосье вскоре поглотили тоску, и на столике появились домашние припасы. Кто-то предусмотрительный извлек из глубин рюкзака пару бутылок «Сильванера», и уже через полчаса компания созрела для гитары. Ну, что поют в таких случаях?
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой,
Там в краю далеком,
Буду тебе женой…
Антон, чтобы избежать дружеских подначек, тоже примкнул к нестройному хору.
На новом месте – а это был Богом забытый совхоз на границе с Казахстаном – было все, что воспевают городские романтики: чисто поле, тишина на сто верст, луговое душистое сено, чистый и здоровый воздух. Днем студенты строили кошары – длинные-предлинные сараи, в которых содержатся овцы, а по вечерам сидели у костра, запекая в золе картошку. Иногда пили вино, а также кумыс, который охотно поставляло им местное население в виде ездового деда Николая. Его за густую смоляную бороду сразу же прозвали Будулаем – тогда только что вышел на экраны фильм «Цыган». Будулая приставил к ним прораб, и в обязанности его входило то гвозди студентам подвезти, то рукавицами их обеспечить, продукты из сельмага тоже привозил, а еще почту – до райцентра-то путь неблизкий, с полсотни километров.
Но однажды вместо бородатого возницы на лошади подкатило милое юное создание. Где-то в глубине веков, по смоляным непокорным волосам да легкой раскосости глаз угадывались ее восточные предки. Девушка оказалась довольно современной, общительной, и с легкостью очаровала добрую половину мужского населения стройотряда. Она раздала заказы, обрадовала Антона сразу несколькими письмами, и умчалась на тачанке, словно лихой джигит.
На другой день Антонина вновь прилетела на своей колеснице с массой приятных и полезных вещей. Николай-Будулай, как выяснилось, сломал ногу, и дочь его, студентка мединститута, вызвалась подменить родителя на время каникул. Приезды Тони были, пожалуй, самым приятным моментом в жизни студентов. Они наперебой заигрывали с ней, чем вызывали большое неудовольствие сокурсниц. Но этот невинный флирт был неожиданным образом прекращен, когда однажды Антон, поехав с оказией на почту – кажется, получить посылку, вернулся только на следующий день, совершенно преобразившийся: он не ходил – летал, он не говорил – он пел и на ходу сочинял стихи и эпиграммы. А самое главное – он нежно держал за руку Тоню и не скрывал своего счастья.
Работа стройотрядовцев была напрочь парализована: только и разговоров было, что об измене Антона. А тот, казалось, не замечал бойкота товарищей. Чтобы не общаться с девушкой под знойным солнцем, соорудил нечто напоминающее шалаш, без стенок – так просто, навесик. Весь обеденный перерыв Антон и Антонина сидели под этим навесом: рука в руке, глаза в глаза. Вечером студент, оседлав приобретенный в райцентре старенький велосипед, ехал в гости к своей новой возлюбленной. Так продолжалось несколько недель. На Антона жалко было глядеть: почернел от работы и бессонницы, да и от угрызений совести, наверное.
Время между тем близилось к отъезду. Товарищи, пожалев влюбленных, отобрали у них велосипед и достроили им хижину, обложив ее со всех сторон тюками золотистой соломы. И воцарился в ней земной рай…
…Грусть густой пеленой накрыла перрон. Поезд набирал обороты, на столике росла куча всяких вкусностей, постанывала от случайных прикосновений гитара. Когда «Сильванер» помог расслабиться, кто-то заскулил: «Миленький ты мой, возьми меня с собой…». Какое-то время тоненький несмелый голосок был одинок в попритихшем купе, но вот кто-то из девчонок подхватил песню, с чувством вознося ее на новую, неведомую доселе, трагическую высоту. И вот уже слилась песня в коллективном монологе, полном невыносимой тоски.
…Опустел перрон, и только влюбленная парочка, не разжимая объятий, долго еще стояла на привокзальной площади. Проводив друзей, они направились на междугородку. Антон решил позвонить Марине прежде, чем поезд домчит его письмо, где он все попытался объяснить.