Почему же у коров такие грустные глаза

Иван Боровский
 Василий Павлович Лагутин вот уже лет двадцать работал зав. фермой, что в Михайловке. Работа эта ему нравилась. К делу своему он относился ответственно и добросовестно. Приходил на ферму самым первым, еще до зари. Проходил между рядами, здоровался с коровами. Гладил их по спинам. Василий Павлович всегда следил, чтоб на ферме был порядок. Порой сам брал в руки метлу и выметал проходы от мелкой травяной трухи, конопатил дырки в стенах, чтобы не было на ферме вселенских сквозняков, ремонтировал поилки, бранил нерадивых доярок. Он сам когда-то начинал свою работу на ферме простым дояром. Поэтому корова для него была почти священным животным, как в Индии.

- Ну, что ж ты делаешь, - делал он замечание Ленке Ляховой. – Ты ж сначала-то вымя ей вытри, да с теплой водой. А уж потом и аппарат вешай. А вот если б тебе так? Приятно будет?
- Да ладно тебе, Василий Палыч, не дури ты мне голову.
- Какую голову? Ты работай давай лучше. Вон за прошлый месяц у тебя надои самые низкие! Я что ли виноват?
Потом Василий Павлович шел дальше. Останавливался около следующей группы. Там работала Людка Бобкова, тоже еще та бабенка.
- Людка, ты почему опаздываешь? – поинтересовался зав. фермой. – Вот объявлю тебе выговор, будешь знать, как на работу опаздывать.
- Ой, мамочки мои, как я испугалась! – огрызнулась Людка.
- Да, испугаешься ты, у тебя только одно на уме, как выпить и на работу опоздать. Вон смотри, у тебя ж под коровами не чищено.
- Да чисти ты сам! Я за такую зарплату ишачиться не намерена. Вот.

 Был только один человек на ферме, которого Василий Павлович любил и уважал. Этим человеком был скотник Петухов Алексей Васильевич. А за то его уважал зав. фермой, что тот любил и понимал животных, относился к ним, как к детям.
Порой они садились в свободные минуты в «красном уголке». И подолгу пили чай, разговаривая на всякие там интересные для них темы. В основном, о животных.
- А помнишь, Василич, корова у нас шесть лет назад была. Красавкой звали.
- Это такая бело-рыжая? – уточнял скотник Петухов.
- Во, точно. А сколько молока давала. Вот если б мне на ферме таких хотя бы штук сорок, как минимум, я бы сто планов по сдаче молока смог выполнить.
- Да уж, это так. А вот помню, до нее у нас корова была. Такая вреднючая, каких свет не видывал.
- Что-то припоминаю. Кажись, кличка у нее Вертолет была.
- Во-во, она самая. Как я с ней намучился. Все коровы, как люди, пасутся себе спокойно, а она вечно куда-то удирала. Ищи ее потом по кустам.
Они опять включали электросамовар и снова пили чай с молоком, с клубничным вареньем, да с дешевым печеньем из сельмага.
- А не включить ли нам телевизор? – спрашивал Петухов, глядя на часы. – Через пару минут «В мире животных» начинается.
- И то верно, – отвечал Василий Павлович и шел к шкафу. Там у него хранился шнур от телевизора модели Садко-307. Дело в том, что он закрывал его там от доярок, чтоб те работали, а не смотрели сериалы по телевизору. Проблема была в том, что все эти бразильские мыльные оперы начинались, как назло, именно в тот момент, когда надо было приступать к вечерней дойке

* * *.

 А еще в деревне жил Марат Гуреев. Местный ловелас-интеллигент. Он работал учителем черчения и рисования в средней школе. Женат он не был. Из принципа. Конечно, до женского пола он был весьма охоч. Постоянно у него в доме собирались веселые компании, часто его навещали женщины. Такая жизнь ему была по душе. Так зачем же жениться? Хотя красавцем он не был, но женщины к нему тянулись. Он очень складно умел говорить о тонких душевных порывах, о высоких материях, о творчестве Уильяма Шекспира, Сальватора Дали. Цитировал кое-что из Блока и Гете. Знал уйму анекдотов. А после двух-трех стаканов дешевого, почти бесплатного вина все, кто рядом, становились красивыми и даже очень привлекательными, куда-то исчезала паутина из углов, окна очищались от пыли, и мир вокруг казался более совершенным, а жизнь была еще прекрасней.

 В свободное от всего время он сидел, как правило, за столом в своих неизменных спортивных штанах, за долгие годы носки поменявших свой темно-синий цвет на вполне приличный бледно-голубой, и в выцветшей майке с еле просматривающейся надписью «Coca-Cola». И пил чай без сахара.

* * *

 Лагутин нервничал. Уже давно началась утренняя дойка, а двух доярок на работе не было. Отсутствовали Людка Бобкова и Ленка Ляхова. Прошел еще час, доярок все не было. Не появились они и через полтора часа. Василий Павлович не выдержал. Такого наплевательского отношения к работе и к ни в чем не повинным недоеным коровам он стерпеть не мог. Зав. фермой сел на свой старенький мопед модели Рига-16 и помчался в деревню. Хотя определение «помчался» к его мопеду применимо с большим трудом, но скажем, что «быстро поехал». Василий Павлович хорошо знал, где именно искать заблудших доярок.

 Марат по своему обыкновению сидел за столом и пил чай без сахара. В сенях раздался шум и топот ног. Марат обернулся. Дверь без стука распахнулась, и в комнату ввалились веселые доярки. Каждая держала в руке по бутылке вина «Осенний Букет». Всего четыре.
- Привет, Маратик, - выкрикнула Ленка.
- Ну, что, скучаешь, орел ты наш? – поинтересовалась Людка.
- Давай собирай на стол, праздновать будем.
- А что празднуем? – повеселевшим голосом спросил Марат.
- Да знаешь ли ты, препод, какой сегодня день?
- Что-то не соображу. А какой?
- Да ведь сегодня вторник! – выпалила Людка. – Вот его и будем праздновать.
- В смысле? – снова переспросил Марат.
- Ой, ну вторник, день такой. Между понедельником и средой. Понял?
- Ладно, Маратик, не тупи, - присоединилась Ленка. – Давай-ка лучше собери что на стол закусить.
- А-а, - сказал Марат, - даст бог вино, даст и пищу.
С этими словами он достал миску вчерашней вареной картошки, банку каких-то мальков и полбуханки хлеба. И пир начался.

* * *

Спустя час около некрашеной хаты Марата раздалось тарахтенье мопеда зав. фермой. Звук резко стих.
- Вот принесла нелегкая! – ругнулась в сердцах Ленка.
- Да, весь кайф обломал, - подытожила Людка.
Лагутин прислонил мопед к забору и пнул ногой калитку. Та не раскрылась. Она просто упала на землю. Лагутин решительно двинулся к дому. Вошел без стука. И сразу с порога рявкнул:
- Так, пока вы тут прохлаждаетесь, коровы недоены стоят!
Василий Павлович в замешательстве замолчал. В комнате никого не было. Кроме Марата. Он с интересом смотрел на Лагутина. На столе стояли три недопитых стакана и остатки вчерашней и уже слегка потемневшей картошки.
- Да, незваный гость хуже татарина, - философским тоном заключил хозяин дома.
- А где эти?..
 А действительно, куда подевались наши доярки? А вот куда. Ленка, та, что была помоложе, успев только отхлебнуть полстакана, подобрала подол и живо сиганула в окно, что на противоположной стороне дома. Она добежала до ближайшего оврага и теперь притаилась там среди высоких лопухов. Людка была старше и крупнее, и не столь расторопна. Немного пометавшись в панике по комнате, она не смогла придумать ничего лучше, как спрятаться в шкаф. В щелку между дверьми она видела, как Лагутин подошел к столу. Она тихонько молилась, чтобы он не нашел ее.
- Так, еще раз повторяю, где эти сучки?
- Кто-кто? – Марат сделал вид, что не понимает.
- А! Вот ты где! – вскрикнул Лагутин, резким рывком распахивая дверку шкафа.

 Людка вжалась в угол. Лагутин схватил ее за шиворот и потащил во двор. От испуга доярка почти не сопротивлялась. Но в душе Марата вдруг проснулся такой праведный гнев за свою униженною и оскорбленную вынужденным сидением в шкафу подругу, что он вскочил и бросился вслед за ними на улицу. Во дворе он их догнал и схватил сзади зав. фермой. Тот развернулся и свободной рукой сильно толкнул Марата. Герой-заступник повалился на землю. Вскочив и оглядевшись, он схватил зачем-то лежавший рядом молоток. Сжав его в руке, он опять подскочил к Лагутину. Замах, удар. Хрясь! Лагутин покачнулся, разжал руку, которой держал за шиворот доярку, и плашмя рухнул на землю. Людка, почувствовав свободу, вырвалась и побежала. Она бежала так, как не бегала даже в школе на уроках физкультуры. Быстро, ничего не видя вокруг себя. Опомнилась только тогда, когда очутилась рядом с фермой. Остановилась, тяжело дыша и держась правой рукой за бок. С фермы доносилось мычание недоеных коров.