Помню, после второго курса института, я приехал на месяц отдохнуть к своим бабушке с дедушкой а Малые Кочки. Отдых в деревне – это вам не на травке лежать. То одно сделать, то другое. Работы по хозяйству хватает. Одна заготовка сена чего стоит, да и огород полить надо. Это только в сухие дни. Потом прополка, да и мало ли чего кроме. А еще походы за ягодами, утренняя рыбалка на речке. А выйдешь вечером из дома, присядешь на лавочку, и любуешься закатом. Бабушка вынесет тебе кружку парного молока да с краюхой черного хлеба. Вкусна-а-а то ка-а-ак.
А какая по вечерам тишина…Нет, это не полное отсутствие каких-либо звуков. Конечно, звуки есть. Тихонько шумят своей листвой деревья в саду. Слышны голоса птиц. Далеко за рекой мчится поезд. Шум колес слышен еле-еле. Ближе раздается скрип весел. Это дед Павло отправился на рыбалку. Где-то на окраине залаяла собака. По дороге затарахтел мотоцикл. Мычит корова в хлеву. Далеко в небе самолет рисует белую полосу. Но его гул постепенно смолкает. Белая линия размывается и незаметно тает. Одна за другой загораются звезды. Закат, все более насыщаясь красным, постепенно сползает к краю неба. Из дома выходит дед, садится рядом. Мы закуриваем и смотрим на закат. Мы молчим. Дым сигарет отгоняет комаров. Да и что тут говорить? Все ведь и так понятно. Тишина…
Вот как-то сидели мы с дедом на лавке перед домом. Мы только что вернулись с огорода. И присели отдохнуть. Потихоньку закурили. Подошла Евдокия Даниловна, наш почтальон. Принесла газеты. Завязался небольшой разговор.
- Здравствуйте, как поживаете, Алексеевич? Нога как?
- Да все нормально, спасибо, - ответил дед. Ногу он как-то обморозил зимой на службе. Поэтому она у него порой болела, особенно на перемену погоды. – Ну, а у тебя, Даниловна, как дела?
- Помаленьку, Леонид Алексеич, - Евдокия Даниловна сделала паузу. – А я вас об одном деле хотела просить.
- О каком деле? - поинтересовался дед.
- Вы ж мою пожню знаете?
- Ту, что за ручьем?
- Ага, ту. Я вот хотела попросить вас…обкосить ее. А уж высушу я сама, с детьми. А Михаил потом свезет. Ну, что согласны?
- А что ж, скосим. Вон и Ваня поможет.
- Да не проблема, - отозвался я.
- Ну, тогда завтра с утра, по росе и скосим, - пообещал дед. Я кивнул в знак согласия.
- Ой, спасибо, мужики, выручили вы меня. Вот вам аванс небольшой, - сказала Даниловна и достала из своей почтовой сумки бутылку самогонки.
Попрощавшись, Евдокия Даниловна пошла дальше. Мы снова закурили. Бутылка самогонки стояла рядом на лавке. На веранде раздались шаги бабушки.
-Спрячь бутылку, – тихо сказал дед.
Я положил ее и накрыл рубашкой. Из дверей вышла бабушка. Она шла на ферму, на вечернюю дойку.
- А с кем это вы тут разговаривали? – спросила она.
- Да Даниловна почту приносила, - отозвался дед, кивая на газеты.
- Ну ладно, поросят я накормила. Пойду на дойку. А вам – откосить травы для телушки. Все, пошла я. Смотрите мне тут…
Мы подождали, пока бабушка скроется из виду. Потом мы переглянулись, и дед сказал:
- Так, сыну, - он никогда не называл меня внуком, всегда только «сыну», - Я пойду быстренько откошу травы, а ты дуй на огород, собери там чего. Потом сходи в курятник, поищи яиц побольше. А, бутылку-то положи пока в холодильник.
- Так точно! Разрешите приступить? - ответил я и понес трофей в дом.
- Выполняйте! - донеслось сзади.
Через полчаса мы уже готовили ужин. Расположились мы не в хате, а прямо на веранде. На столе лежали принесенные мной яйца, штук шесть или семь, лук, укропчик и редиска. Дед принес из кухни электроплитку и уже принялся жарить яичницу со шкварками. Я же нарезал свежий хлеб и готовил салат из лука и редиски. Когда яичница была готова, дед посыпал ее густым слоем мелко-рубленного укропа. Разлив самогонку в граненые рюмки, мы молча посмотрели друг на друга.
- Ну, сыну, давай выпьем.
Мы выпили. Я поперхнулся, хватая ртом воздух.
- Ого, сколько же здесь градусов-то?
- Да, сыну, Даниловна самогон делать умеет.
- Это точно.
Это было безумно вкусно. Шкварки были такие сочные, смачные. Яичница в палец толщиной, снизу хрустящая корочка. Все такое свежее, да под хорошую самогоночку. А самогонка была и впрямь достойная. Прозрачная, почти без запаха. Выпив пару рюмок и закусив, мы с дедом опять закурили. Он – свою «Приму», а я достал из кармана пачку привезенной с собой «Явы». Пуская вверх клубы дыма, мы немного помолчали. А потом разговорились. И потекла беседа под самогоночку, да под шкварочки. Дед вспоминал молодость, армию, которой он отдал почти всю свою жизнь. Я его слушал. Периодически подставлял под горлышко бутылки свою рюмку. Мы вновь выпивали, закусывали. Яичница постепенно остывала. Но мы на это уже не обращали внимания. Мы были увлечены разговором.
Над деревней и над домом начали сгущаться сумерки. Но свет нам включать не хотелось. Веранда еще была освещена уже таявшим закатом. Он был невероятно красив в тот вечер. Может, потому что под самогоночку? Может быть. Я курил и смотрел на деда. Он рассказывал. В эти минуты он был одухотворен, несколько возбужден алкоголем. И мне показалось, что он даже немного помолодел. Я смотрел на него и любовался им. «Какой же все-таки у меня замечательный дед», - подумал я тогда.
С того самого дня прошло уже почти шестнадцать лет. И вот уже четырнадцать лет, как умер дедушка. Совсем состарилась бабушка. Ее забрали к себе мои родители в Первомайское. А их дом стоит уже пустой. Я был у родителей на прошлой неделе. Батя послал меня в дедову хату. Понадобился ему какой-то дедов инструмент. И мне надо было за ним сходить. Снегу выпало столько, что на машине туда проехать было невозможно. И я отправился пешком. В хате было тихо и холодно. И уже темнело. Я быстро нашел то, что было нужно, и вышел на веранду. Я был в доме совершенно один. Я присел за стол. Достал сигарету и закурил. Вот за этим столом мы сидели с дедом однажды теплым летним вечером, пили самогонку, закусывали наивкуснейшей яичницей, курили. Дед рассказывал мне про свою молодость, про свою службу. Я вспомнил этот день до мельчайших подробностей. И мне на какое-то мгновение показалось, что я явно ощутил во рту вкус самогонки. Той самой, которую мы с дедом пили за этим столом шестнадцать лет тому назад.