Когда Доржпаламу исполнилось двенадцать лет, приснился ему, как и полагается, вещий сон.
Младшая сестрёнка пристала к Доржпаламу, расскажи да расскажи.
Но Доржпалам лишь усмехнулся, отвернулся от девчонки.
А когда взрослые и дети, кроме, конечно же, самого Доржпалама и его старого, испещрённого глубокими морщинками деда, покинули юрту, Доржпалам подсел к деду, закрыл глаза, и дед, положив ему на голову свою старую жилистую руку, задал свой вопрос:
– Сынок, она приходила?
– Да, дедушка. Это была Эмегельджи-эджи, прабабушка нашего рода. Она надела на меня шапку самого Даина Дерхе. Но это ещё не всё. Следом за Эмегельджи-эджи пришла дзаячи – Эмеген. Бабушка нашего рода. Она передала мне кнут Даина Дерхе.
– Сынок, а тебе известно, что всё это означает?
– Кнут, дедушка, это символ скорости.
Доржпалам не выдержал и открыл глаза.
– Быть мне дедушка...
– Молчи! – остановил Доржпалама старик. – Умей же хранить свою сокровенную тайну. Не сомневайся, молчание и сила сделают своё дело. Ведь не даром явились к тебе Эмельгеджи-эджи и Эмеген, чтобы одарить божественными символами божественного Даина Дерхе. Приложи к устам своим палец молчания. И собирайся в путь.
– В путь! – обрадовался Доржпалам.
– Была бы моя воля, я отправил бы тебя к Дереву Галбурвас, чьи плоды и цветы принесли бы тебе благодать и изобилие. Но наш путь куда короче. Мы отправимся с тобой к часовне. Вдвоём.
Доржпалам ничего не ответил и быстро собрался.
Когда внук и дед вышли из юрты, взрослые и дети молча расступились перед ними, и путники отправились на восток пешком. Потому что до часовни было рукой подать.
Вот она чернела точкой у подножия горы. Всего в каких-то двадцати километрах…
«Как странно, – думал Доржпалам. – Чудной обычай у нашей семьи: мы – всадники, а в этот день должны передвигаться, словно какие-то горожане, на своих собственных ногах. И дед должен сопровождать внука... И ни один внук не знает, что его ожидает там, у часовни, и чем закончится этот знаменательный в его жизни день…»
Доржпаламу захотелось пить, но он не подал виду и продолжал идти рядом с дедом, как ни в чём не бывало.
Солнце слепило глаза.
Во рту пересохло. Как назло, лишь про это и думал Доржпалам, словно утро принесло с собой только жажду и больше ничего. Словно не к заветной часовне торопился Доржпалам.
Впрочем, торопиться Доржпаламу нельзя. Надо идти рядом с дедом, не переходя на бег и не отставая от старика.
Путь до часовни не длинен и не короток, значит и поступь их должна быть точно такой же.
Солнце поднялось высоко над головами идущих.
Степь задышала тяжело, и обдала путников своим горячим дыханием.
Доржпаламу показалось, что он оказался в центре гигантской ямы, заполненной тлеющими угольками.
Каждый шаг отдавался в высохшем горле Доржпалама, в слипшихся ноздрях, даже в ушах, в которых будто из одного в другое пересыпался раскалённый песок. Пересыпался, пересыпался, пересыпался…
Но вот откуда-то спереди потянуло волшебной прохладой. Доржпалам взглянул туда сквозь опухшие покрасневшие веки и увидел иссиня-пепельные горы, и часовенку к которой они шли так мучительно долго, несколько недель – не меньше. Какие там четыре часа?!.
Доржпалам повеселел и бодро взглянул на деда.
Стыд залил лицо Доржпалама: за всё время пути он впервые посмотрел на старика.
Дед, не останавливаясь, шел и шёл. Словно и не было за плечами двадцати километров пешего хода.
У часовни дедушка сказал Доржпаламу:
– Сейчас я войду в священное место. И вместо меня выйдет к тебе некто, кто станет для тебя истинным товарищем на многие годы. Я же останусь внутри до захода солнца. Так надо, сынок, а ты… ты сам поймёшь, что тебе делать.
Дед вошёл в часовню.
Не прошло и полминуты, как перед Доржпаламом, словно из-под земли вырос… самый настоящий жеребец! Доржпалам сразу понял: это его – его Доржпалама верный товарищ!
Верный товарищ взглянул на Доржпалама своими мудрыми лошадиными глазами и тоже понял – это его, его Доржпалам!..
Доржпалам подошёл к жеребцу-красавцу и сказал:
– Вот ты какой. Я и не думал, что ты такой.
Жеребец, совершенно чёрный, как ночь, с чёрной гривой и чёрным хвостом, лишь с маленьким едва заметным белым пятнышком на лбу, ткнулся мордой в плечо Доржпалама и легко фыркнул.
Доржпалам удивился. Такого в его жизни ещё никогда не было. Чтобы так легко и просто завязалась дружба с лошадью.
Доржпалам погладил жеребца по мягкой шелковистой гриве и широко, очень широко улыбнулся. Так он улыбался впервые в жизни.
Потом он сказал:
– Друг, давай подождём дедушку. Не будет же он возвращаться домой один по степи? Да ещё ночью.
И они встали в тень часовни.
Отсюда было очень удобно разглядывать горы.