Здравствуйте, я живу в доме из дыма.
Обычно, наверное, не так представляются. Надо говорить
- Здравствуйте, я тот-то тот-то.
или
- Я сын того-то того-то.
ну, по крайней мере
- Я от туда-то.
А у меня вот так. Просто я действительно живу в доме из дыма. Нет, ну не в смысле, что он абсолютно весь из дыма, стены-то тут может и каменные. Но я их никогда не видел. А может и деревянные.
А еще, ну самое-то главное! Мой дым особенный. Он разный.
Иногда, когда мне хочется быть очень – очень занятым и независимым, он сигаретный.
Иногда он как туман, такой.. ну как ранним утром, когда еще холодно, но скоро будет жарко, и все такое.. жемчужное. Это когда мне хочется быть красивым. Внутри. Ну и снаружи, наверное, тоже хочется, только я не знаю, какой я снаружи, вдруг я и так красивый? А к зеркалам мне раньше почему-то нельзя было. И раньше я был ниже остальных. А сейчас их нет. Ни зеркал, ни остальных, я наверное изменился. Но это не важно.
А иногда он совсем-совсем замечательный. Я сейчас объясню. Попытаюсь. Вы жили когда-нибудь в доме, окна которого выходят на главную улицу? Ну, там где фонари, вывески и машины, самое главное - машины, они движутся. И когда осень, и вечер, темно уже, а ты смотришь в окно и, ну знаете, как когда перед тобой предмет, а ты на него, вроде бы, и не смотришь, но все равно видишь. Если по умному, то там что-то где-то фокусируется, но это не важно. Ну так вот, смотришь ты на все эти огни, а там еще дождь наверняка идет, и на самом-то деле смотришь ты вовсе не на них, ты вообще никуда не смотришь, просто сидишь осенью вечером у окна, и это видишь. И вот это, вот такой как это, иногда бывает мой дым.
Ну, про то что я себя снаружи не видел, это я не точно, наверное, сказал. Я только лица своего не видел, ну, шеи, волос там. А так – видел я себя, что я, голову не опускал, что ли? Руки, ноги, что там еще? Вот с руками интересно получается – не знаю толком, какие они. Иногда кажется, что обыкновенные, ну, просто руки. А иногда очень сильные. Выглядят, вроде, так же, только я знаю, что они совсем не обыкновенные, а сильные. Ну, вы понимаете. А иногда они мне совсем не нравятся. Но тогда их можно выставить подальше вперед или в стороны и спрятать в дыме.
В нем вообще много чего можно прятать, того, что не нравится или не нужно. А потом можно достать. Только я прячу, наверно, чаще, чем достаю. И вот что я думаю: вот убираю я чего-нибудь в дым, а потом еще, и еще, а стены-то, они там есть. И вот вдруг все это, ну, что я туда прячу, начнет на меня вываливаться, как из шкафа?
Мне шкафы раньше нравились – я в них прятался. Точнее, это остальные думали, что я прятался, а я просто забирался туда, чтобы подумать. О чем-нибудь хорошем. Очень трудно думать, особенно о хорошем, когда вокруг остальные. Бегают, шумят – неприятно. А еще они постоянно давали мне понять, что я не такой. Хотя, по-моему, они сами все не такие были. Но это не важно. Наверное.
Это было раньше. А теперь у меня есть дом из дыма, и много времени, чтобы думать, и много чего еще. И диван! Ну как же я мог забыть рассказать вам про диван! Самый лучший на свете. На нем можно так здорово устроиться – завернешься в одеяло, когда очень спать хочется, и кажется, что спинки у него со всех сторон, и так тепло и хорошо сразу. А когда совсем чуть–чуть в сон клонит, но под одеяло уже забрался, можно сесть на диване, и начинает казаться, что там где он кончается, начинается... море например. И вот, смотришь на это море, а там обязательно туман, не знаю, бывает ли на море туман, но я всегда его вижу. Ну вот, сидишь так и потихоньку начинаешь уплывать в это море и в этот туман, вместе с диваном. Очень красиво.
А недавно, к воротнику рубашки я сзади прикрепил тонкую проволоку, так, что бы ее кончик загибался и был у меня почти перед лицом. Ну, вы понимаете. И вот к этому кончику проволоки, на нитке привязана пушинка, не знаю чья, наверное какой-то птицы. Мне ее подарил друг. Я люблю наблюдать за пушинкой, она очень красивая! Такая, такая... пушистая. Она учит меня быть спокойным, нет, сдержанным, потому что когда я нервничаю - часто дышу, или вздыхаю - она начинает биться на своей нитке, и норовит улететь.
Бросить меня!
Вот я и не выпендриваюсь. Тихонечко все. Жалко только, что смеяться нельзя – этого она вообще больше всего не любит. Но я уже почти привык. Но сдержанным-то надо быть только мне, она сама все время движется. От малейшего ветерка она затевает такие танцы – вы бы видели! А мое дыхание! Она живет в том же ритме. Мне это очень нравится. Но все таки мне многого нельзя. Например, про ветер. Когда ветер дует в лицо, она прижимается к моей щеке, и вся дрожит. Я и раньше любил глядеть в глаза ветру, сейчас еще больше, потому, что она касается меня, чего просто так не бывает. Но ей это очень, ну очень не нравится. А значит нельзя.
Наверняка я все таки ее выброшу и стану дружить с кем-нибудь еще, например с бронзовкой. Очень сложно найти подходящего друга. Раньше я дружил с шоколадным зайцем, носил его в кармане, но он почему- то становился теплым, мялся и выглядел все время каким-то калечным. Очень неприятно выглядело. А еще раньше я дружил с бабочкой. Она была очень, очень красивой, я мог бесконечно смотреть на ее крылышки. Мне было хорошо, когда я с ней дружил. Но она почему-то очень быстро перестала летать, и просто висела не нитке, которой я ее привязал к запястью. Это было неудобно. Пришлось ее выбросить. Ну как она не понимала, что раз она бабочка, то она обязана летать! Надеюсь, бронзовка окажется более ответственной.
Продолжение может быть последует. А может быть и нет. Ну, вы понимаете.