Девочка-растение
Миша дописал последнюю строчку и отбросил тетрадь в сторону – на сегодня с уроками было покончено – теперь можно идти гулять. С улицы уже давно слышались звонкие голоса ребятни, гоняющей мяч – сентябрь подходил к концу, и футболисты вовсю наслаждались последними денечками бабьего лета. Быстро одевшись, Миша направился к двери, как вдруг раздался звонок.
- Миша, я открою. Это, наверное, ко мне тетя Таня пришла, – крикнула с кухни мама. Тетя Таня была их соседкой снизу, и поддерживала с мамой приятельские отношения. Миша юркнул в свою комнату – ему не хотелось сталкиваться с этой соседкой. В силу непонятных для себя причин – он ее сильно недолюбливал.
Тетя Таня ввалилась в коридор, а вместе с ней вошли суета и беспокойство.
– Выручай, Галя! – грудным голосом забасила она. - Меня сегодня на дежурство вне графика поставили, а Люду опять оставить не с кем, ты хоть посмотри за ней.
Тетя Таня – грузная, сорокалетняя женщина, делала жалостливое лицо, и часто моргала глазами. Миша, услышав эти слова, скривился и стукнул кулаком в стену – похоже, игра срывалась.
Тетя Таня жила вдвоем со своей дочкой Людой. Два года назад с тринадцатилетней девочкой случилось несчастье – она попала под машину… После долгих операций, и бесчисленных поездок в столицу, врачи вынесли ей приговор – полная неподвижность. Для тети Тани – это было тяжелым ударом. Средств катастрофически не хватало, за Людой требовался уход. Отчаявшись, она решила написать письмо президенту. И теперь, жила этой странной, призрачной надеждой, - что, мол, правительство сможет ей помочь.
А пока, она периодически обращалась к Мишиной маме – посмотреть за Людой, пока тетя Таня на работе. Мишину маму, конечно, не радовали такие просьбы, но ее доброе материнское сердце не могло отказать, и она соглашалась. Естественно, что это отражалось на Мише – мама старалась привлечь его как можно чаще. Вот почему он так разозлился. И не мудрено сидеть рядом с калекой, которая даже говорить не может, и ждать, пока она даст сигнал, что хочет есть, пить, в туалет или даже просто перевернуться – вместо того, чтобы играть в футбол – кому же это понравиться?!
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась мама.
- Миша, тетя Таня приходила, ей к пяти часам нужно быть на дежурстве. Надо будет с Людой посидеть. Ты побудь с ней часиков до семи, а потом я приду – мне сейчас по делам сходить надо, а в девять часов тетя Таня вернется, хорошо?
- Не хочу я с ней сидеть, у меня тоже дела, – насуплено сказал Миша.
- Ты что? Ну, разве можно так говорить?! Тебе что – трудно бедной девочке книжку почитать? Или телевизор с ней посмотреть? Давай-давай, а то скажу отцу, он тебя, вообще, гулять неделю пускать не будет.
Что ж делать нечего – Миша вздохнул, кивнул и отвернулся в сторону.
Когда он вошел в Людину комнату, в нос ему шибанул затхлый больничный запах – видимо, комнату давно не проветривали.
Люда сидела в большом, удобном кресле, стоявшем рядом с диваном. Как сказала тетя Таня: она недавно выносила ее на улицу, потом накормила, и теперь больной требовалось общение.
Миша щелкнул пультом, и включил телевизор.
- Привет!- хмуро бросил он. На самом деле Миша был добрым мальчиком, но сегодня настроения у него явно не было. Еще бы – так обломаться! А с Людой он чувствовал себя свободно – они были ровесниками, и с детства ходили играть друг к другу в гости. Можно сказать, он был ее единственным другом.
Люда никак не отозвалась на приветствие, только глаза ее радостно заблестели. К сожалению, общаться она могла только глазами. Ей задавали вопрос, и смотрели – если ресницы оставались открытыми – это означало «нет», а если она моргала, то «да». Если Люда вела глазами вправо, то тогда, сидевший с ней, брал азбуку, и читал по буквам: «А». Если Люда не моргала, он шел дальше, пока не находил нужную букву. Потом все начиналось снова. До тех пор – пока не получится слово. Из слов составлялись фразы. Общение долгое, но единственно возможное в данном положении – к тому же эта система была известна с незапамятных времен, и полностью себя оправдывала. А ультрасовременная техника до здешних мест еще не дошла. Миша брякнулся на бордовый диван, и уставился в телевизор. Внутри него все кипело: «Сиди, вот, теперь с этой куклой…» Он взглянул на нее и заметил, что она и впрямь похожа на куклу. Светлые русые волосы собранные по бокам в два тинейджерских хвостика, круглые румяные щечки, пухлые губки чуть приоткрытого ротика, и в завершении всего – огромные голубые глаза. Она была одета в синюю с белой полосой кофточку и коричневую юбку, а на стройных ножках были натянуты, чуть ли не до колена белые гольфики.
Миша внимательно рассматривал ее лицо, и заметил, что она покраснела. Его взгляд опустился ниже, на ее спелую, выпирающую из кофточки грудь, и он почувствовал сильное волнение. До сегодняшнего дня ему не приходилось, вот так вот, прямо сталкиваться с красотой женского тела. А может, он просто этого не замечал…
В его голове лихорадочно крутились мысли. Непроизвольно он вытянул руку и коснулся пальцами ее правой груди. Девочка скосила глаза и еще больше покраснела. Внезапно Миша ощутил, что она жаждет этого не меньше, чем он сам. Дальше все происходило, как в тумане. Миша легко перенес ее на диван, сорвал с нее кофточку, юбку, лифчик и трусики, оставив только белые гольфики на ногах, и содрогаясь от ударов собственного сердца, раздвинул ее безжизненные конечности, и проникнул в нее.
Он целовал, и кусал ее грудь, когда вдруг заметил, что она плачет, и как-то странно клокочет, подобно раненой птице. Полные страдания голубые глаза смутили его, и он, взяв диванную подушку, набросил ее на лицо своей жертве, и продолжал яростную атаку девственного тела…
Сколько прошло времени – он не знал. Когда все закончилось, он встал, оделся, и, не глядя, в сторону дивана, сипло сказал: «Ты это… не говори никому, ладно?» Он сорвал с ее лица подушку, и с ужасом увидел застывшие остекленевшие голубые глаза на заплаканном лице. Девочка задохнулась.