Когда осенней ночью стоишь на железнодорожном мосту над лосевским порогом, то иногда чувствуешь себя огромной птицей – вороном. Ветер незлобно, но жёстко ерошит волосы, скрипит металлическими, ржавыми конструкциями моста. Гулко отдаются в сердце шаги ночного рыбака. По мосту ходить запрещено, но все ходят. Ходят, несмотря на недовольный взгляд дорожного рабочего, тоскливо смотрящего из будки два на два метра. Он тоже иногда пренебрегает запретом, и испуганно оглядываясь, не видит ли кто, перебегает с берега на берег. А я не бегаю…я часто смотрю вниз с моста, перевесившись через перила.
Странная штука, вот идешь ты по мосту, взрослый, смелый человек. Идешь себе и идешь – по делу ли, без дела, и тут твой взгляд зацепляется за носок твоего же ботинка. Идти становится тяжелее. Неожиданно спотыкаешься. Цепляешься подошвой за ржавые наросты. Смотришь внимательно под ноги. А там, далеко внизу, стремительной лентой гудит непрерывный поток. В темноте он проносится белым мутным полотном. И ревет, ревёт, ревёт. Ты смотришь прямо себе под ноги. Идешь и смотришь, сквозь жиденькие решеточки.
Голова кружится. Тело становится чужим и непослушным. Каждый шаг, подбрасывает тебя словно резинового болванчика. Мотает. И что-то внутри живота стремительно тянет вниз. Хочется присесть. Нет, даже лечь плашмя. Чтобы заворожено провожать глазами вечное движение. И чувствовать какой ты тяжелый. Тяжелей воды, тяжелей воздуха, тяжелей мыслей. Внизу глубоко. Я знаю – под водой глубоко и тихо. И не страшно упасть вниз. Страшно потерять рассудок.
Если забыть о тяжести тела, тянущего вниз, если не приседать и не ложиться, если перегнуться через перила и если смотреть вверх по течению, не провожая глазами струю, то кажется, что ты стремительно летишь.
Я лечу. Я летаю. Я большой ворон. Я пролетел много-много. Я устал. И вот я приземляюсь на холодные ограждения переправы и смотрю вдаль своим птичьим взглядом. На соседнем мосту яркий фонарь посылает в небо зловещие сигналы. Свет его отражается на ртутной воде. Таинственная пучина переливается и манит. Ворон расправляет крылья.
Но гудок приближающегося поезда прогоняет волшебство ночной реки. Я снова человек. Я взъерошенная девочка. Я прижимаюсь к перилам и жду минуты соприкосновения двух ветров. Влажного местного и теплого подколесного. Меня бьет озноб, и ладошки сильно-сильно впиваются в металл. Паровоз все ближе. Вот уже показался прожектор. Убегать поздно. Минута – и захлестнуло ветром. Водоворот холода со стороны лица и тепловатая, со вкусом железа струя смешались. Окружили меня коконом. Надули пузырем рубашку, пробрались за пазуху, больно захлестали по лицу песчинками, залетели в глаза, в рот, в ноздри.
Среди терзающей пляски ветров я с трудом поворачиваю, ставшую вдруг невообразимо хрупкой, голову. За моим плечом, в каких-нибудь двадцати сантиметрах, проносится грохочущее чудо-юдо-товарный поезд. Тяжелый, страшный, очень жесткий и жуткий товарный поезд. И я такая махонькая рядом с ним. Среди холодной осенней ночи. Среди пропасти над бурлящей водой. Среди царства грохота и металла. Среди воинствующих ветров. Но я стою и крепко держусь на ногах. От пяточек до макушки меня переполняет легкость и радость.
Поезд проезжает. Я словно нашкодивший мальчишка бегу к лагерю. Лагерь спит, лишь кое-где, еще слышны тихие беседы. Я ныряю в теплую палатку. Не расстегивая молнию, забираюсь в спальник. Затихаю и прислушиваюсь к чужим снам. Потом я обхватываю руками свои плечи и вот так лежу, вспоминая звуки и запахи.
Под утро выпадает первый снег.