Незнакомка

Ева Лемге
Сначала он услышал запах. Не почувствовал, а именно услышал, Потому что вместе с пахнувшим на него ароматом белой акации, до него внезапно долетел шелест листьев бабушкиного сада. И он, будто наяву, почувствовал блики солнца на лице и гроздья ароматных цветов, слегка коснувшихся его щеки. Владек огляделся. На утренней воскресной мессе все было по-прежнему. Людей из-за непогоды было немного, они скучились на передних рядах, а где-то посередине, слегка наискосок от него сидела женщина. Скромная, незаметная. Если б не аромат белой акации, Владек, наверное, и не обратил бы на нее внимания. Она сидела одна. То, что она иностранка, было видно сразу- по одежде, по прическе, по тому, как беззвучно шевелила она губами, считывая молитву, пристально вглядываясь в листок. Она сидела полубоком, и поэтому он видел ее лицо только в пол-оборота. Густые каштановые волосы собраны в низкий пучок, гладкий открытый лоб, прямой в профиль нос, и широко открытые бархатно-темные глаза в обрамлении коротких, но густых ресниц. И что-то необъяснимое вдруг потянуло Владека к этой женщине. Ему очень захотелось сесть к ней поближе и вдохнуть исходящий от нее такой знакомый, такой родной аромат белой акации, но в это время какая-то толстая старуха плюхнулась рядом с ним на скамью, загородив собой выход. И Владеку не осталось ничего, кроме того, как поглядывать искоса на незнакомку, и, изучая ее, любоваться нежной шеей, овалом щеки, чуть припухлыми губами, завитком волос, выбившим из-за аккуратного маленького ушка, тонкой в запястье рукой с нервными длинными пальцами, которыми она легко проводила по волосам, приглаживая непокорную прядь.
  Служба закончилась, люди, одетые по-осеннему серо, потянулись к выходу. Незнакомка тоже встала и медленно, аккуратно, словно опасаясь кого-нибудь толкнуть, стала пробираться сквозь толпу к дверям. Владек успел заметить, что на ней обычное серое пальто английского фасона до колен, из-под которого выглядывала коричневая юбка. Ноги, обутые в черные лодочки, на низком каблучке, обладали тонкими изящными лодыжками, и это его чрезвычайно взволновало. Но пока он пробирался к дверям, незнакомка вышла на улицу и растворилась в утренних сумерках. Улыбаясь и кивая знакомым, Владек не мог себе позволить бросится следом, и поэтому, когда он, наконец, вышел на площадь перед костелом, ее нигде не было.
-Ну, как служба?- деловито наливая в кофейник кофе, спросила Ирене,- На следующей неделе Лади выздоровеет, и мы пойдем все вместе.
-Да,- рассеянно, ответил Владек, с неудовольствием посмотрев на жену и невольно сравнивая ее с той женщиной. После рождения сына жена сильно изменилась. Пополнела, остригла замечательные длинные волосы, которые он так любил, перестала следить за собой, и превратилась в толстую бесформенную тетку, с беспорядочно торчащими космами волос.
«Зато Ирене хорошая жена,- подумал Владек.- Дома всегда чисто, всегда порядок, друзья завидуют ее умению печь печенье, сын присмотрен. Впрочем, о чем это я?- сам себе удивился он,- я всего лишь увидел чужую, незнакомую женщину. Да, она мне понравилась и что? Да ничего. Женщин много, а жена одна».
И, успокоив себя, Владек с аппетитом приступил к еде.

Всю неделю незнакомка не выходила у него из головы. По утрам, разглядывая во время бритья в тускло освещенной ванной комнате свой подбородок, и поворачиваясь к зеркалу то левой щекой, то правой, Владек, помимо своей воли представлял, как тонкие нервные пальцы легко и нежно касаются его чисто выбритой кожи, и он, чтобы отогнать это наваждение, еще энергичнее скоблил свой острый подбородок. Ближе к выходному дню, он стал пристально приглядываться к сыну, пытаясь найти в нем хоть какие-нибудь отголоски той самой простуды, которая позволила ему в прошлое воскресенье отправиться в костел одному. Но Ирене хорошая жена. Лади был здоров, весел и как все трехлетние дети беспечен. Он залезал к Владеку на колени, обнимал его тонкими ручонками, прижимался белесой головой к лицу, и поднимающаяся из глубины груди нежность к сыну заслоняла незнакомку. Та непонятная женщина, которая привлекла его к себе одним только жестом, поправляя волосы, отступала на второй план, и Владек снова был счастлив. Он выныривал из тоски по ней, как из стылой проруби и его близкие, самые родные ему люди- жена и сын были с ним. Но стоило Лади слезть колен и отправиться к своему игрушечному ящику, как тянущая ледяная тоска снова манила Владека в неиспытанные им ранее дали.
  В воскресенье Ирене потащила его на передние скамейки. Незнакомки не было. Всю мессу, машинально повторяя слова литургии, Владек боролся с искушением повернуться назад и найти ее глазами. Вокруг было много знакомых, все здоровались, улыбались друг другу, и это позволило ему несколько раз украдкой оглядеть ряды. Ее не было.
С трудом дождавшись окончании службы, Владек быстро встал, и обернувшись назад, наконец-то увидел ее. Она шла к дверям. Словно завороженный он следил как легко и осторожно она идет в толпе, как колышется коричневая юбка, сбиваясь у колен.
-Ты что? Кого-то ищешь?- Поинтересовалась Ирене, одевая на Лади курточку.
-Нет,- пытаясь придать беспечность голосу, произнес Владек. Его сердце при виде незнакомки так сильно сжалось, а потом так громко заколотилось в груди, что он испугался, как бы Ирене этого не услышала. Его бросило в краску при одной только мысли, что жена может проследить за его взглядом.
-Мне показалось, что там Павел с женой,- неловко соврал он.
-Павел?- удивилась жена,- они же ходят в другое место!
-В другое,- согласился Владек,- но мне показалось.
Настроение его стремительно упало,- ему не только не удалось полюбоваться на незнакомку, а еще пришлось врать Ирене, а врать он не любил.

И опять потянулась неделя. День за днем, скучная, наполненная мелкими радостями и обязанностями. А Владек все это время думал, как бы ему отправиться в церковь одному, по крайней мере, с сыном, но без жены. А Ирене, ничего не подозревая, строила совместные планы на выходные.
-Может, сходим на мессу в субботу?- спросила она в четверг,- или вообще не пойдем. В воскресенье мне хочется свозить Лади в зоопарк.
-Лучше сходим в зоопарк в субботу,- откликнулся Владек, То, что посещение церкви под угрозой, ему не понравилось. Мало того, что в прошлое воскресенье ему не удалось даже взглянуть на незнакомку, так и жена еще хочет помешать ему и в этот раз!
- В субботу даже лучше,- еще раз повторил он, настаивая на своем,- Тогда у нас будет время спокойно отдохнуть в воскресенье. Не забывай, что в понедельник мне рано утром вставать на работу.
-Ты прав,- легко согласилась Ирене, не подозревая, что скрывается под такими разумными доводами мужа.
А Владек опять отправился в ванную. Недовольно посмотрел на себя в зеркало. Ну что за внешность?! Длинный, под два метра ростом, худые руки, ноги. Невыразительное лицо, мягкое и размытое, будто только приготовленное к рисованию настоящего мужественного лица. Маленькие, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета, и короткий ершик светлых волос. А с другой стороны, ну и что? Да, он не красавец, но многие девушки сами назначали ему свидания, сами приходили и звали его гулять, в те годы, когда он еще был холост. И когда пришло время жениться, Владек огляделся по сторонам и выбрал Ирене. Рослая, крепкая, покладистая, она обладала ровным спокойным характером, и по всему, должна быть хорошей матерью и женой. Он знал, что давно нравится ей, и ему было с ней легко.
Все знакомые твердили в один голос:
-Вы хорошая пара.
 И это было действительно так. Владек старался и был хорошим мужем. Но никогда, никогда не испытывал он никакого томления в груди рядом с Ирене. Ни когда повел ее к Алтарю, ни когда глядел, как она раздевается. Все было так же, как и с другими девушками. После рождения сына они зажили тихой размеренной скучной жизнью, и иногда Владек сомневался: «А был ли он вообще когда-то холост?» И все его друзья так жили. И родители. И все всегда было пристойно и правильно. Но никогда, никогда не мучила его бессонница. Так же, как никогда не испытывал он такие сильные приливы нежности от одной только мысли, как с этой незнакомой ему женщиной.
В субботу вечером сгустились тучи и пошел дождь.
- Не надо водить Лади сегодня в церковь- сказал он Ирене.- Съездили в зоопарк, и хватит, а простужать его незачем. Он и так недавно болел.
-Не надо,- согласилась жена,- может и тебе тогда без нас не ходить?
-Почему не ходить?- откликнулся Владек,- я на обратном пути лучше зайду в лавку и куплю ему что-нибудь сладкое.
И, наклонившись, подхватил жавшегося к его ногам сына.
- Что купить тебе, малыш?

Войдя в церковь и сняв мокрый плащи, Владек в этот раз не стал проходить вперед. Он остановился неподалеку от входа, и стал ждать у дверей, неловко топчась на месте. И уже некуда было деваться от собственных мыслей, которые он старательно гнал от себя всю прошедшую неделю.
«Почему, собственно, он решил, что она обязательно придет? А вдруг она вообще зашла сюда случайно? Прага большой город, костелов много. Людей тоже много, просто кишмя кишат: и туристы, и пришлые эмигранты. Вдруг зашла случайно? Но ведь он видел ее здесь уже два раза! А если она ходит сюда постоянно, то почему тогда он не заметил ее раньше? Где она сейчас? Придет ли сегодня? Уже скоро начнется служба, а ее все нет. А вдруг она не придет? Что тогда ему делать? Без нее нет никакого смысла сидеть тут. Может, она заболела? И лежит где-то в дешевом отеле с температурой, и некому даже воды подать?
И тут он ее увидел. Она прошла мимо него, закрывая на ходу большой черный зонт, и села именно на то место, где он заметил ее впервые. Владек тенью двинулся за ней. Сел на место рядом. Незнакомка такая маленькая и хрупкая, что головой едва доставала ему до подбородка, а руки, которые она положила на колени, были по размеру чуть-чуть крупнее, чем руки его трехлетнего сына. Владека накрыла волна нежности, едва он посмотрел на эти пальцы, тонкие и ровные, с продолговатыми полукружьями ногтей. Он не мог поднять глаза и посмотреть незнакомке в лицо. Он заставил себя смотреть в пол, потому что испугался, что она может прочитать в его глазах, как ему нестерпимо хочется схватить ее в охапку, прижать к себе, выдернуть из дивно пахнущих мокрых волос шпильки и зарыться лицом в этот водопад . И целовать, целовать…
Непомерным усилием воли он держал себя, и только дыхание, прерывистое и шумное, как он не пытался его сдерживать, все равно вырывалась наружу.
«Я женатый человек, так нельзя,- уговаривал он себя, изо всех сил сжав кулаки, и упрямо глядя перед собой.- А здесь церковь. Здесь даже думать об этом грех. Нужно вести себя прилично».
 И боясь не совладать сам с собой, он опустился на колени и закрыл глаза. Но даже с закрытыми глазами он ощущал ее присутствие. Вдыхал ее запах. Слышал, как она повторяет шепотом слова литургии. И только минут через пятнадцать, взяв себя в руки, он снова сел на скамейку. Он старался изо всех сил не задерживать на ней взгляд, лишь изредка, искоса, украдкой поглядывая на нее. Но через некоторое время понял, что она заметила его состояние, хотя и не взглянула на него ни разу. Она сидела, уткнувшись взглядом в книжку с псалмами, и только неровный алый румянец яркими пятнами залил ее щеку, и чуть чаще вздрагивали бархатные ресницы.
А служба, тем не менее, шла своим чередом. Так же читал молитву священник, так же хором за ним повторяли слова прихожане, но для Владека, все это было как во сне. Для него существовала только она. И она была рядом. Казалось, протяни руку и можно дотронуться до плеча, можно поправить за ушко тот самый непокорный завиток. Но это все из области мечтаний. А пока он смотрел прямо перед собой, боясь повернуть к ней голову, тем не менее, ощущая ее присутствие всей кожей. Она рядом. Рядом с ним. Такая родная. Но чужая и незнакомая. Не его.
 И он этой мысли ему стало так тошно, так жалко себя. Такого нелюбимого, несчастного, никому не нужного.
Месса продолжалась, но звучала как-то в стороне от него, а Владека обуревали мысли. Ему очень, очень-очень хотелось заговорить с незнакомкой, но что-то его останавливало. Что-то боролось в нем с ним же самим. И это «что-то» было похоже на страх, страх перед ее возможным испугом, равнодушием. Про себя Владек уже твердо решил, что, во что бы то ни стало, пойдет за ней следом. Он узнает, где она живет, и, может быть, постарается с ней познакомиться. Он очень боялся, что она этого не захочет. Но чувство, захватившее его целиком, придавало ему силы. Стоя рядом и вдыхая ее запах, поглядывая сверху вниз на ее аккуратный пробор темно-каштановых волос, ему до боли хотелось, чтобы это все принадлежало ему. Эти влажные от дождя волосы, пухлые губы, тонкие беззащитные руки. Все без остатка, и только ему.
В одной из молитв, когда все стали обмениваться рукопожатиями, он сразу понял, что она не знает этот ритуал. Он увидел, как она растерялась, не зная, что делать. И он увидел, как широко распахнулись от удивления ее глаза, когда он улыбнулся и протянул ей свою руку, как робко она вложила свою прохладную ладонь в его большую кисть, как несмело ответила на его осторожное рукопожатие. И когда Владек, глядя в ее бархатные глаза, широко улыбнулся, ее лицо вдруг вспыхнуло каким-то внутренним светом, как будто осветилось изнутри, и глаза, коричневые как шоколад, очень открыто и доверчиво смотрели на него. Эти глаза заглянули ему прямо в душу, и у него, и так пребывающего в смятении, что-то перевернулось внутри. Огромным усилием воли он заставил себя отпустить ее руку и сесть на скамейку. Озноб колотил его. Горячая кровь хлынула в голову, а предательский холод тонкой змейкой пробирался вдоль позвоночника. Больше он на незнакомку не смотрел. И внезапно понял, что больше не может находится здесь, ему душно, страшно, и тогда не дождавшись окончания службы он встал и пробравшись между недовольными прихожанами, вышел на площадь.
Дождь все еще шел. Владек поднял голову к низкому, серому небу и ощущая изморось на лице, вдохнул полной грудью холодный ноябрьский воздух. Ему стало хорошо и легко. Перестал давить страх, отступило удушье, а вместо всего этого появилось ощущение счастья, легкости и настроение, взмывающее к небесам. Да, что там, настроение. Душа ликовала и пела, а шоколадные глаза в обрамлении пушистых ресниц, доверчиво и преданно смотрели и смотрели. Выходящие из церкви прихожане торопливо открывали зонтики, ныряли под них и быстрыми шагами разбегались в разные стороны. Он ждал.
Она вышла одна из последних. Может, подходила к священнику, может еще чего. Увидев стоящего у дверей Владека, незнакомка вспыхнула лицом, густо покраснела и опустив глаза прошла мимо. А что он хотел? Что бы она бросилась ему на шею? Боясь себе в этом признаться и пропустив ее на несколько шагов вперед, Владек двинулся следом.
Сырую улицу окутал туман, мутная морось пеленой накрыла город, но незнакомка быстро шла по краю тротуара и ее невысокие каблучки дробно выбивали какую-то мелодию. Владек не прятался и не таился, он просто шел за ней в двадцати шагах и по ее напряженной спине видел, что она об этом знает. Ему было приятно идти вот так следом и разглядывать прическу, скользить взглядом по коричневым воланам юбки, задерживать взгляд на беззащитных щиколотках. И ему казалось, что он может идти за ней очень долго. Всю жизнь.
Но вот она замедлила шаги и, словно нехотя, остановилась. Владек поднял голову и прочитал название улицы. Это была улица, на которой селились русские эмигранты. Он снова взглянул на незнакомку, но она, опустив глаза, и даже не повернув в его сторону голову, быстро вошла в дверь. А он остался стоять под моросящим дождем. Первым его порывом было войти в эту дверь вслед за ней, но то, что она даже не взглянула на него, его остановило. А вдруг там за дверью ее ждал мужчина? Почему иначе, она не позвала его сама, если б хотела? А, может, чего-то испугалась? А, может, ее действительно кто-то ждал и она живет не одна? Почему это он решил, что она не замужем?
Так и не найдя ответы на свои вопросы, Владек медленно повернулся, и пошел обратно. Несмотря на то, что дождь не кончился, что дул пронизывающий ноябрьский ветер, несмотря на то, что прохожие, превращенные дождем в серые бесплотные тени, бесшумно скользя и обгоняя его время от времени, растворялись в тумане, он шел очень медленно, а на сердце у него было легко и спокойно. Он сделал первый шаг. Да, ему хотелось с ней познакомиться, он не знает, как ее зовут, он не слышал ее голоса, но все это не важно. Важно, что она есть. В этом городе. На земле. И он нашел в себе силы сделать первый шаг. Теперь ее очередь. Если она не придет в костел, если не улыбнется и отведет глаза, он все равно будет пробовать снова и снова. Но Владек умеет добиваться своего. Он ее добьется. Хотя никогда раньше ему не приходилось добиваться женщин, никогда раньше не испытывал он такие переживания. Ни одна из женщин, с которыми он был знаком, не затрагивала его так сильно, и не одну из них он не желал так страстно, как эту незнакомку, одна мысль о которой так сильно его возбуждало. Ничего, он дождется воскресенья. Этого, следующего. Он уже знает, где она живет, и сможет подождать ее около дома. И ничего нет страшного, если в следующий раз он просто подойдет и поздоровается. В конце концов ей нечего бояться.

И опять был нудный понедельник, а за ним потянулся не менее длинный вторник. Среда, переломный день, проскочил быстро, но четверг просто застыл на месте. Владек уже не был уверен, что когда-нибудь наступит воскресенье. Спустя почти полжизни наконец-то впереди, показалось воскресенье и жить стало легче. Бессонные ночи в полуяви, в полубреду. Когда ложишься спать с одной женщиной, а желаешь другую, эта пытка, пытка невыносимая. Долг и любовь? Извечный треугольник? Но ведь нет пока никакого треугольника! Есть Ирене, и все! Зачем, зачем истязать себя? Зачем не спать, мучительно ждать рассвета? Мысли. Разве мы подвластны собственным мыслям? Мыслям, которые паутиной окутывают сознание и заставляют думать? Выбирать? А что думать, и из чего выбирать? Из своих фантазий? Как же далеко они могут уводить! Скорей бы утро! Скорей бы воскресенье!
С воскресенье Ирене нарядила Лади в новую меховую курточку, меховую шапочку и они, благополучная, крепкая семья, отправились на службу. Рассеяно слушая жену Владек улыбался, старательно пряча за улыбкой растерянность и беспокойство. В своих ночных мечтаниях он совсем забыл, что все последние пять лет супружеской жизни он никуда не ходил один, только в тех случаях, когда Лади был болен. Да, это его семья. Жена. Сын. Но не подумает ли незнакомка, что раз он женат, то не имеет право с ним знакомиться? Кто вообще знает, что она вообще может подумать? И свою-то жену, тоже женщину, порой нелегко понять. А тут вообще чужая. Незнакомая. Иностранка.

При входе в костел Владек заметил ее сразу. Она очень напряженно сидела на своем прежнем месте, натянутая как тетива. И почему-то, он сразу подумал, что она ждет его. Но проходя мимо, вместе с женой и сыном, он смог только затравленно, украдкой взглянуть, забрать целиком ее облик в свою память, и сразу отвести глаза в сторону. Краем глаза он заметил, как подалась она вперед, как остановилось это ее движение, как судорожно сжала в руке платок.
Стало горько, он опустил голову, но , взял себя в руки, вспомнив, что рядом идет жена. Они прошли мимо нее, сопровождаемые ее немым вопросом. Но Владек не имел права ей сейчас отвечать. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги, боясь ее глаз.
Привычно кивая знакомым, и отвечая невпопад, он ловил на себе удивленный и непонимающий взгляд Ирене. Служба тянулась очень медленно. Минуты замедлили ход, и сидеть, отгоняя от себя мысли о незнакомке, было очень тяжело. Владек сидел каменным истуканом, обняв Лади. Он терпеливо ждал конца службы, не понимая ни слова из того, о чем говорит священник.
Все. Наконец-то. Служба закончилась. Казалось, прошли годы. Поднимаясь со скамьи, он обернулся. Ее не было.
-Ты сегодня сам не свой- заметила Ирене,- Что-то не так?
--Просто болит голова,- ответил он.

Дома, в одну из бессонных ночей, он неожиданно подумал, что теперь Ирене вряд ли отпустит его одного в церковь, очень уж внимательно она смотрела на него. И поэтому у него остался один путь- подождать незнакомку около дома. Но когда? И Владек вдруг понял, что он сам себе не принадлежит. Что у него нет ни минуты своего собственного, личного времени: на работе шаги его строго регламентированы, выйти или уйти пораньше он не может. После работы он приходит домой всегда в одно и тоже время. Ужин к его приходу всегда накрыт, а Ирене с Лади без него никогда не садятся за стол. Что в лучшем случае он задерживается один раз в месяц после получки, чтобы купить Лади сладости, себе «Бехеровки», а жене первые весенние цветы. Получается, что попасть в район русских эмигрантов, для него целая проблема. Что бы такое придумать, что позволило бы ему задержаться на час-два? Но в голову что-то ничего не приходило. Выручила сама Ирене. Она решила, что ей нужно записаться на курсы стенографии. С этим условием ее возьмут на работу, а Лади она отдаст в пансион. Что она и так уже долго не работает, сидит дома, хотя все ее подруги после рождения детей уже устроились на работу, она все дома, да дома. Да и деньги в семье не будут лишними. И поэтому она в следующее воскресенье, пока Владек с Лади будут в церкви, поедет на свое первое занятие.
Владек воспрял духом, и с утра одевая Лади в церковь, даже разрешил ему съесть не две конфеты, как наказала перед уходом Ирене, а целых шесть. День выдался сухой и морозный. Холодный воздух подсушил лужи, остатки еще зеленой травы, а застывшая желтая листва, покрывшаяся тонким слюдянистым ледком, отсвечивала на солнце всеми цветами радуги. Высокое синее небо парило над городом и вместе с небом, там же над облаками, парило настроение Владека. Он шел, подстраиваясь под мелкие шажки Лади, и был счастлив. Сейчас он увидит ее. И прочь условности, знакомые, которые возможно удивятся, если он не подойдет к ним, прочь все и вся. Он подойдет к ней и сядет рядом. Он услышит ее голос, вдохнет и опьянеет от ее запаха. Лишь бы она пришла, лишь бы только пришла.
  Она пришла. Зайдя в костел, Владек взял сына на руки, и найдя глазами незнакомку стал пробираться к ней. Погода благоприятствовала, и людей было много, но как по велению свыше, рядом с ней никто не сидел. Он поставил Лади перед собой. Сел рядом с ней на скамью, снял с него шапку, куртку, и только после этого взглянул на незнакомку. И он увидел, что она рада его видеть! Из-под черных коротких ресниц, на него глядели счастливые глаза. Но сколько вопросов было в этом взгляде! Не в силах пока ответить ни на один из них, он не мог оторвать взгляда от таких родных шоколадных глаз. Не мог насмотреться на плещущуюся в этих глазах радость, доверие, восхищение и откровенное желание. Эти глаза завораживали и уводили, пьянили и околдовывали, и хотелось так сидеть вечность. Сидеть и смотреть.
-Пап,- неожиданно басом сказал Лади,- Я хочу на коленки.
- Да,- только и мог вымолвить Владек, с неохотой выныривая из глубин шоколадных глаз.
-Да,- повторил он,- Конечно.
Сын залез Владеку на колени и положив подбородок на руки, лежащие на стойке, затих.
А Владек осторожно положил свою руку на ее тонкие пальцы, лежащие между ними на скамейке. Нежно сжал, и она ответила ему слабым движением. Потом он потянул ее руку вниз, подальше от любопытных глаз и чужих взоров, прикрыв своей рукой.
  Так они просидели всю службу, не смотря друг другу в глаза и не осмеливаясь поговорить. И одному, и второму, было понятно все без слов, Они не шевелились, просто молчали и наслаждались. Наслаждались прикосновением, пониманием, тем росткам счастья, что, прорастая, становились все крепче и сильнее. И не нужно было ничего гадать или придумывать, и они уже оба знали, что на самый главный для них вопрос любой из них, не задумываясь, ответил бы :«Да».
Но заканчивается все и всегда. Закончилась служба. Люди потянулись к выходу. А они все сидели и сидели, неохотно расцепив пальцы. Но каждый из них стал незримо богаче, приобретя другого. И уже ничто не могло разлучить их, ибо нить, протянувшая от одного к другому, была хоть и тонка, но уже прочна.
Лади слез с колен и повернулся лицом к отцу. И пока Владек одевал его, она не уходила. Не вставала с места. Просто сидела и смотрела. Смотрела во все глаза. А когда Владек застегнув на Лади курточку, перегнулся через его голову, и слегка на доли секунды прижался своей щекой к ее щеке, она легко и нежно провела слегка прохладными пальцами по подбородку. После этого встала и ушла.
Ушли и они.
Владек совсем потерял сон. Потерял покой. Он знал, что если она его позовет, а то, что она позовет, он в этом ни капельки не сомневался, он даже был в этом уверен, и он так же знал, что не сможет не пойти за ней. Словно ее прикосновение разбудило в нем какого-то огромного чувственного зверя. Он ворочался с бока на бок, и думал. Думал. А как же Ирене? Как Лади? Если он уйдет? Что будет с ними? А как отказаться от такого всепоглощающего счастья? Опять долг? Опять семья? Лгать? Изворачиваться? Как это тяжело, как трудно. Но желание увидеть, обнять и обладать незнакомкой, было настолько сильным, настолько жгло его, что в понедельник после работы он, вместо того, чтобы поехать, как всегда сразу домой, поехал на улицу русских эмигрантов.
С бьющимся сердцем, с замиранием в груди он кружил два часа вокруг ее дома в надежде, что она увидит его из окна, а когда понял, что больше нет сил ждать, он приблизился к массивной коричневой двери и взялся за молоток.
Но постучать не успел. Дверь неожиданно распахнулась сама , и из нее вышел какой-то хлюст в черном форменном сюртуке, котелке и с тросточкой. В другой руке он держал небольшой саквояж.
-Ага, тайная полиция,- сразу понял Владек и шагнул назад, освобождая агенту дорогу, но тут вслед за хлюстом вышла она. Увидев Владека, незнакомка резко остановилась и широко распахнула свои шоколадные глаза. В этих глазах было все: счастье встречи, боль расставания, и любовь. Любовь к нему, к Владеку, за то, что он есть, на этой земле, в этом городе, такой, какой есть. Длинный, нескладный, одинокий. Любовь и нежность, которую он не успел познать, плескалась в ее глазах. Любовь, о которой он только вчера узнал, что она существует.
Незнакомка шагнула вперед не сводя с Владека глаз, и вслед за ней вышел еще один хлюст, точь-в-точь похожий на первого. С той только разницей, что в руке он нес не саквояж, а большой клетчатый чемодан. Ее чемодан, понял Владек.
- Почему?- хрипло, вполголоса спросил Владек.
-Не загораживайте дорогу,- строго сказал второй хлюст и оттолкнул его плечом.
-Вы его знаете?- обернулся к незнакомке первый.
-Нет,- твердо сказала она, не отводя взгляд от Владека, и глазах ее застыла мольба о невмешательстве, и боль. Боль, мольба, любовь и прощание. Прощание навсегда.
И Владек каким-то шестым чувством понял, что он должен молчать. И он молчал. Молчал и смотрел.
Второй хлюст держал ее за плечо чуть повыше локтя и они втроем шли к пролетке, стоявшей у края дороги. Шли медленно, в вязком тумане, и все это выглядело как в замедленном синематографе. Тихо и нереально.
А Владек стоял, и смотрел как ее уводят
Даже когда пролетка тронулась.
Даже когда доехала до поворота.
Даже когда завернула… .

-Ну, и где ты был?- раздраженно спросила Ирене,- Мы тебя ждали весь вечер, все уже остыло. Я накормила Лади и уложила спать. Где ты ходишь?
И она нахмурила брови, сердито и пытливо глядя ему в лицо.
-Я. Был. На работе,- медленно, твердо, и разрубая фразу на слова, ответил Владек. По ее взгляду он понял, что она ему не верит, но ему это уже было все равно.


НОЯБРЬ 2005