Сегодня утром, я мысленно тянулась к солнцу. К весне. Чем старше ты становишься, тем диаметрально-противоположней становится твой взгляд на мир. Миро - возрение. Мирово - зрение. Вот мой взгляд на мир последние несколько лет одинаков - окно восьмиэтажки, напротив в небо врезаются торцевые части 3-х корпусов домов 12... Но это ничего... Из окна видна мечеть и купол мемориала на Поклонной горе. С другой стороны в любое время в некой дымке плавает башня университета. Неподалеку лениво течет Сетунька. Маленькая моя Сетунька. Когда-то мне казалось, что весь мир принадлежит мне, и тогда я считала себя вправе давать вещам свои имена, называть их уменьшительно-ласкательными прозвищами и и прибавлять себепринадлежательное словечко "моё". Это такое словечко, которое маленькие дети из поколения в поколение придумывают как первое имя для окружающих их вещей и людей. Особенно родителей. Я могу многое рассказать, и о детях, и о том, что я раньше считала своим. На самом деле все мы втайне лелеем мечту стать властелинами видимого нами мира, потому что в нем есть другие люди, которые тоже в идеале должны нам подчинятся, делать все для нашего комфорта. Это опять же идет из детства. Во взрослых людях всегда живут какие-то детские мечты, секретики и надежды... Сетунька. Моя Сетунька. Совсем скоро наступит весна и речушка забурлит намного активней, весело потащит за собой талые воды, обрывки сугробов и жестяные банки из-под сладкой газированной воды, непостижимым образом втекающие в хрупкую речную экосистему... Весна. Вздох.
"Под столетними сугробами библейских анекдотов
Похотливых православных и прожорливых католиков
Покинутых окопов и горящих муравейников
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере"
Я открываю глаза. Кажется выходной день. И можно валятся в постели весь день. И форточка открыта. Мне полезен свежий воздух. А кому он вообще вреден? Врачи говорят: дышите полной грудью. Врачи говорят: дышите размерено. Врачи говорят: проветривайте почаще. Врачи говорят: чаще гуляйте. Воскресенье. Детский смех. На семь этажей ниже, на уровне первого этажа, толпа. Дети. Смеются. Это так здорово: просыпаться под детский смех. Где-то далеко внизу, футбольное поле, школа.
-Как ты думаешь, чему они так радуются? - я повернулась на бок, чтобы получить свою порцию ленивой утренней нежности.
-Щас посмотрю. - он встает, подходит к балконной двери. Приоткрывает. Запах лимона и выпечки струится вместе с морозным воздухом вытесняя сонное марево комнаты. Я высунула одну пятку из-под одеяла. Пятка засмеялась, если бы смогла. Щекотные струи холодного лимонного воздуха окутали и пальцы, и пятку и лодыжку, как лекгим шелковым шарфом. Вот мне интересно, зачем чтобы показать, какая сабля дорогая и наточенная, надо было изводить на показуху дорогие шелковые платки? Хотя сейчас речь не об этом. Я ждала. Что-же мой сторож увидит с балкона нашей сказочной башни.
-Масленница. Гуляния.
Я быстро выскочила из полусонных теплых объятий нашего семейного дивана. Мы взяли бинокль и по очереди обращали свои выпуклые зрячие двуглазия на веселящихся на прогалившемся поле. Вздох.
"Под затопленными толпами, домами, площадями
Многолюдными пустынями, зловонными церквями
Раскаленными *уями и голодными влагалищами
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере"
В том утре нас было трое: я, он и наш еще неродившийся сын. Мы просочились на кухню. Открыли окна, чтобы детский смех вытеснил застоявщееся, накопившееся раздражение. Он принялся мыть посуду, а я решила помыть плиту. Всего полтора месяца, как я живу в этой квартире. И я наконец подобно покорителям полюсов решилась, наконец помыть плиту. Чтобы не молчать, в своем усердии в великих делах Помывки Посуды и Оттирания Плиты От Пригоревших Остатков Еды, на семейном совете решено было поставить музыку. Энергичную. Агрессивную. Плюющую в лицо. Все иногда хотят кому-то плюнуть в лицо. Можно плюнуть кому-то абстрактному: в кружок унитаза общественного туалета на Поклонной горе или в урну жевачкой. Можно на плакат депутата или просто на чью-то лысину с балкона восьмого этажа. Вот так. Мы хотели плюнуть в лицо Зиме. Потому что мы пережили её, эту зиму. Мы вместе, и нас станет больше - нас станет трое. КОты не считаются. Крыса тоже. Абстрактно плюя в лицо абстрактной зиме, мы включили сборник Гражданской Обороны и Дягилевой Яны. Вот кто умел хорошо плевать... Вообще на все. Политическая проститука - вот как говорят про Егора Летова. Он есть, а Янки уже нет. Как говорят: может быть в её смерти и был смысл, смысл нам непонятный. Потому что для меня её смерть была ужасна и нелепа. Когда нам не нравится чья-то смерть, мы всегда пытаемся подобрать для неё аккомпанимент высшего смылсла, недоступного нам, но все же гонящего страх дальше, за линию дождя в каком-то недостижимым 68-м году... Вздох.
"Сквозь зеркальные убежища, словарные запасы
Богохульные мыслишки и непропитые денежки
Обильно унавоженные кладбища и огороды
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере"
Какая-то нелепая, тихая потаенная радость, была рождена во мне песней, несущейся из проигрывателя сиди-дисков, хриплым, скукоженным голосом Егора. Некая Литальность, открытая во мне Кундерой... Сейчас я возвращаюсь в то утро-самое счастливое мое утро. Детский смех за окном. И Рожденная песней уверенность - весна скоро... И совсем не страшно, что я обрекла себя на пожизненную прикованность к одному человеку. Его мыслям, чувствам и желаниям. Тихому сну и тревожащему меня здоровью. Вот он весь, мой мир - один ходит снаружи, моет посуду, пьет, ест, спит, испражняется, целует, дарит интимные ласки и составляет мое маленькое, личное счастье, призму, сквозь которую я отныне смотрю на мир. И отныне ничего не изменится. С этого момента. Это первая весна, которую мы увидим вместе. Первая весна, в которую я буду всегда просыпаться не одна. И вставать в выходные совсем не обязательно. Мне, как беременной, положено исполнение невинных прихотей: он принесет мне чай и сделает завтрак. А потом мы будем слушать рвущийся за пределы динамика голос Егора Летова поющего о смехе, о весне и всем-всем, что окружает нас в повседневной текучке семейно-бытовых дней, и убираться. Надо смести и вычистить следы тех двадцати лет, что провели в этой квартире его родители. Ведь мы молодая пара, и конечно надеемся, что у нас все будет не так, ни как у них, ни как у кого-либо другого. Все по новому, все в первый раз. Как-будто наш поцелуй - самый первый с истории сотворения мира, наши объятия - самые крепкие и наш ребенок - самый ожидаемый и желанный. И в такой счастливой убежденности в своей уникальности мы проживем еще несколько лет и будем безмерно-счастливы, упиваясь собой и друг другом в этой новой, нами сотворенной вселенной. А пока, у меня болит спина, от стояния в раскоряку и руки, от отдирания шкварок... Я выпрямляю спину и пытаюсь встать в полный рост. Его заботливые, еще не потерявшие прелых складочек, магическим образом возникших от долгого пребывания в горячей мыльной воде, его потрясающие, самые первые в этом мире руки, обхватывают меня, гладят по животу, обжигают щеки, приглаживают волосы и это все, все наше! И детский смех льется в открытые окна... и весна совсем близко! Вздох.
"Воробьиная, кромешная, пронзительная
Хищная, отчаянная стая голосит во мне
Воробьиная, кромешная, пронзительная
Хищная, отчаянная стая голосит во мне
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере"
Невыносимая легкость бытия. Читаю. Перечитываю. Книга смеха и забвения. Это книга моей жизни. Это моя одиночная камера. В книге, в Праге, уже весна. А у меня 6-е марта и накаких намеков на приближающуюся весну. Я даже простудилась недавно. Вчера весь день температурно-таблеточный был... А сегодня, в этом утре, нас снова трое: я, он и наш полуторогодовалый сын. Я сделала всем завтрак и улеглась читать Кундеру. Смеюсь, если смешно. Одним глазом смотрю, как муж собирается на работу. В этом утре я как будто одна. Голова опять немного болит, но с уверенностью опытного человека я могу пообещать себе : пройдет через часик. Давление в норму придет. Надо выпить какао, взбодриться, и понять: так что же со мной происходит. Вот прямо сейчас? Почему я как воробьиная стая, бьюсь и не могу найти для себя место в семейной жизни, место для себя. Почему для меня все что прошлое - то предано забвению, все что будущее- в тумане неизивестности. А сейчас, что происходит сейчас со мной? Где я? Где мое место? Где весна? Почему нет прогалин на футбольном поле, и почему если выйдешь в магазин без шапки, схватишь ОРЗ? Трое ли нас было этим утром: я, я люблю его, он, он любит меня, наш сын, который так любт нас,и которого так невыносимо, истошно, накидываясь с объятиями и поцелуями, любим мы? А где была я? Я затерялась где-то в воспоминаних одной весны. Одного дня. Одного предчувствия весны. И в этом я вся. Обратила свой внутренний слух вовнутрь запыленной каморки себя, где шепотом бьется мое сердце. Самое забавное , что он уже не помнит как следует самый счастливый день моей жизни. Да это уже и не так важно. Важно лишь, что я с упоением читаю Кундеру, пью красный чай, слышу чирк-чирк воробьев и ни разу не была в Праге. Может стоит поехать туда? Найти потерянный ключик, отпереть свою одиночку, и выйти в чей-то чужой мир. Выйти кем-то другим. Найти себя в цветущей брусчатке Пражской Весны.... Вздох.
"Сотни лет сугробов, лазаретов, питекантропов
Стихов, медикаментов, хлеба, зрелищ обязательных
Лечебных подземельных процедур для всех кривых-горбатых
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне"
Вздох.
6 марта 2006-го года.