В конце года меня неожиданно выперли в отпуск. Я его не успел использовать раньше. Оказалось как-то не ко времени. Никаких планов на отпуск не было. Предстояло весь январь маяться от безделья дома. Было досадно.
- Мы тебя проводим, - сказал снабженец нашего отдела Степан, увидев моё удрученное лицо. И пошел за спиртом.
К «банкету» я не готовился, поэтому закусывать было нечем. Однако расторопный Виктор Иванович, бывший военный летчик, всегда готовый выпить, если предложат, непременно имел на этот случай что-нибудь. И сейчас достал откуда-то пару сухих бутербродов.
Рабочий день кончался. Только было мы собрались принять «по 10 капель», как вдруг неожиданно прибежал наш парторг и сообщил:
- Тебе (т.е. мне) и Эдуарду Палычу срочно зайти в партком. – Делать нечего, пошел.
В парткоме уже собралось человек 10 из других отделов.
- Умер член правительства и видный государственный деятель тов. Ш. – сообщил нам секретарь парткома, натянув на лицо скорбь. Для нас это уже не было новостью.– Николай Михайлович много лет был на различных государственных должностях… -Несколько минут секретарь, заглядывая в бумажку перечислял все должности и посты, которые успел за свою долгую жизнь занять усопший. - Сейчас вся страна скорбит о его безвременной кончине.
- Сколько же ему было лет? - поинтересовался Эдик
Явно не готовый к такому вопросу секретарь замешкался.
- Восемьдесят было в прошлом году, - пояснил кто-то из присутствующих.
- Гроб с его телом – продолжал секретарь, - установлен в зале Центрального Дома Советской Армии. Для прощания. Сейчас зима, холодно. Райком партии обеспокоен тем, что прощаться с Н.М. придет не достаточно много трудящихся. Поэтому он обратился к партийным организациям, и к нашей, с просьбой, а мы , соответственно просим вас пойти и отдать долг Н.М. от всей нашей организации. Считайте это партийным поручением. Идти надо прямо сейчас. Всем ясно?
Яснее быть не могло. Стали расходиться.
- Эдик, пошли по рюмочке перед дорогой, - пригласил я .
Мы спустились на наш этаж и начали прерванный «ужин». Немного посидели. Покурили. Пожелали друг другу счастья в наступающем году. И решили, что пора идти.
Партком обязал. Влиться в нескончаемый людской поток и своим присутствием отдать Николаю Михайловичу долг от всей нашей, удрученной безвременной кончиной, организации.
Мы еще пропустили посошок на дорогу и отправились.
С нами увязался идти Вовка Климов. «Сын полка», как мы его называли. Местный парень, над которым тяготело влияние улицы. Мама (она работала в бюро попусков) устроила его работать к нам в отдел слесарем, и просила присматривать за ним. Присматривать вызвалась Маргарита. У Маргариты как раз в это время был тщательно скрываемый роман с Эдиком. Что за роман? Роман, как роман. Просто в организме Риты вдруг начались какие-то химические процессы, а у Эдика эти процессы бурлили постоянно. Вот и случился тот обыкновенный восторг, которому люди придумали много названий. Но восторг этот кроме них двоих никто разделить не мог. И могли даже подумать наоборот. Поэтому, чтобы никто не догадался, Рита демонстративно называла Эдика только по имени и отчеству, хотя для всех он был просто Эдик, обращалась к нему только на вы, тем самым лишний раз демонстрируя глубокую конспирацию, шитую белыми нитками. А Вовка, в шутку, конечно, называл Риту мамой, а Эдика папой. И получалось, что вовсе не сын полка он.
- Можно я пойду с вами? – попросился Вовка.
- Мы, Вова, идем на задание. –ответил Эдик. – А может, возьмем его?- спросил меня.
- А пусть идет! Лишним не будет. Он ведь тоже скорбит.
Идти из Марьиной Рощи до Площади Коммуны недалеко. И мы двинулись пешком. Спирт, забравший меня, на улице как-то отпустил. Ноги отлично слушались. Настроение было приподнятое.
- А ты знаешь, - сказал Эдик, - сейчас нам важно немножко «лакирнуть», выпить красненького. Там мы отмечали твой отпуск, а теперь давай помянем товарища Ш.
Мы с Вовкой быстро согласились. Было еще не поздно. Зашли в какой-то магазин и без всяких проблем взяли бутылку портвейна «Кавказ».
- «Кавказ подо мною», - продекламировал Э, срывая алюминиевую «бескозырку» с горлышка.
В соседнем дворе мы опустошили бутылку, как говорится, «из горла», покурили, и пошли дальше изливать скорбь.
Но она, скорбь куда-то пропала. Очевидно, ее вытеснили пары Кавказа, смешавшиеся в желудках со спиртом. До Дома С.А. мы еще не дошли, когда на пути попался еще магазин. Мы зашли и повторили процедуру. Но уже сухеньким.
Когда мы добрались до ЦДСА и увидели очередь интеллигентных людей из разных НИИ, мы решили, что стоять в хвосте нам не пристало. Я предложил было найти в очереди «наших» и пристроиться к ним, но эта идея была сразу отвергнута. Тем более, что никакой скорби на лице Эдика я не обнаружил, а он не видел ее и на моем. Рожа Вовки вообще сияла от удовольствия.
Не сговариваясь, мы перешли через площадь, и оказались перед домом, в котором был еще один магазин. Только нужно было зайти со двора.
К нашему удивлению во дворе мы встретили нашего главного инженера. Оказывается он жил в этом доме, и вышел, чтобы стряхнуть снег с машины. На работе мы трепетали только при упоминании его имени, а здесь все было просто. Мы вежливо, стараясь не шататься, поздоровались с ним, поговорили о погоде, и тихонько удалились, так и не зайдя в магазин. Тут бы и разойтись нам по домам, но Эдику вдруг в голову пришла гениальная идея поехать в гости к Маргарите.
Мне уже было все равно, куда ехать, зато Вовка горячо поддержал Эдика.
Сказано-сделано.
Но заявляться в гости с пустыми руками, сами понимаете, не принято. Потому перед домом Риты мы зашли в магазин и взяли водки. Водку покупал я. В очереди за мной стояли какие-то летчики из Перми. А я незадолго до этого провел в Перми в командировке пару месяцев. Мы о чем–то перекинулись фразами. И я проникся к летчикам симпатией. Надо сказать, что пока мы ехали в троллейбусе, выпитое сильно перемешалось в моем желудке и тяжелым напором устремилось в голову.
-Пожалуй, надо взять шампанского, - вдруг вспомнил Эдик. Идем в гости к даме. Постой, сказал он мне, - Мы возьмем шампанского.
Я стоял в дверях с бутылкой в руке. Но пока Э и В , хотя и уже без очереди, покупали это несчастное шампанское, я умудрился отдать водку пермякам. Как–то непринужденно взяли они, ее, злодейку, из моих рук, что-то сказали теплое, от чего я совсем растаял, и ушли.
- А где водка? – удивился Э. – Какая? – В моем сумеречном сознании что-то шевельнулось. Я ощутил досаду на то, что меня «развели». Я до сих пор эту легкую досаду нет-нет да ощущаю, но тогда на меня вдруг навалилась тошнота. Мне стало нехорошо.
Но идти, так идти. По всей вероятности Э и В чувствовали себя прекрасно. В порыве какой-то эйфории Э вдруг засунул голову в сугроб и сделал стойку на голове. После чего мы вошли в подъезд.
В квартире нас встретила Рита, успевшая уже накрутить бумажные бигуди. Она тут же побежала их снимать. А мы попали в объятия мужа. Юра (муж) принял нас как полагается спортсмену – радушно. Юра был заядлый футболист. Каждую субботу в любое время года при любой погоде он гонял мяч с какими-то ветеранами чуть ли не большого футбола, и очень гордился этим. И вся его жизнь от субботы до субботы была наполнена ожиданием очередной игры. Он приходил домой не переодеваясь (где-то рядом они играли), и , не снимая с себя ничего, становился под душ. Так он «стирал» свою спортивную форму, а потом, не отжимая, развешивал свои доспехи над ванной. И грязная вода стекала. Так, по крайней мере, рассказывала Рита. Возможно эти мутные потоки и вызвали ту химическую реакцию, которая произошла в 33летнем организме Риты.
Вообще-то семья у них была спортивная. Все они, включая бабушку, дружно болели за ЦСКА. Единственного сына Севу, названного так в честь знаменитого Боброва, регулярно водили в бассейн, чтобы сделать из него ватерполиста. Водила его, семилетнего, бабушка, приезжавшая для этого специально откуда-то издалека. А когда бабушка не могла, Маргарите приходилось отпрашиваться с работы. Постоянно были проблемы. Но что делать? Путь в большой спорт требует жертв. Воспитать спортсмена не так-то просто.
Продолжалось это до тех пор, пока однажды Маргарита не обнаружила. Что плавки, в которых Сева должен был рассекать водную гладь, после посещения бассейна оказались сухими. Расследование показало, что тезка знаменитого футболиста все время, пока другие плавали, отсиживался в душевой. Это сильно расстроило Юру, а Рита была удручена скорее тем, что он, Сева, не догадался хотя бы намочить плавки.
Но все равно, семья у Риты была спортивная. И встретили нас, как и подобает спортсменам, весьма приветливо.
Я, впрочем, просидел весь этот замечательный вечер на стуле, уставившись взором в паркет. Голова гудела, меня мутило и что-то грозило вырваться наружу. Я боялся даже перевести взгляд с одной паркетины на другую. Любое движение, даже глаз, грозило катастрофой. Пили ли шампанское, или нашлось у спортсменов что-нибудь еще, более соответствующее этому печальному моменту, я так и не узнал. У меня крутились какие-то мысли о Ш., который лежит там бездыханный, спокойный. Которого уже ничто не мучит, не мутит…
Уже выйдя на улицу, я остановился у той лунки, которую оставила голова Эдика в снегу, когда он делал стойку, и отправил в нее все, что накипело во мне: всю грусть, всю скорбь и тоску.
Начался отпуск.