- Есть предложение избрать президиум в составе 20 человек, - объявил Лев Гаврилович, заместитель секретаря парткома, открывая торжественное заседание актива института, посвященное очередной годовщине Октябрьской революции. – Нет возражений?
Триста человек, присутствующие в зале, безразлично молчали.
- Принимается. Какие будут предложения по составу президиума?
Поднялся пенсионер Алексей Иванович и, выполняя партийное поручение, по бумажке, путаясь в фамилиях, зачитал заранее согласованный список.
- Другие предложения есть? – спросил Лева. Зал равнодушно молчал. – Нет. Есть предложение голосовать списком.
Президиум единодушно и равнодушно избрали.
- Прошу избранных товарищей занять места в президиуме, - низким без всякой окраски голосом предложил Гаврилыч.
«Избранные товарищи» поднялись со своих мест и стали подниматься на сцену, где за длинным столом, украшенным красной скатертью в два ряда были расставлены стулья, и где их уже поджидали Лева и гипсовый Ильич.
Рядом со мной сидел Эдик Р., отличавшийся веселым нравом и способностью совершать неординарные поступки. История про то, как он бежал перед автобусом, поспорив на пиво, была известна всем, и уже стала классикой.
- Эдик, - обратился я к нему, - Армянское радио спрашивает: какая разннца между парткомом и портками?
Вместо того, чтобы выяснить в чем же разница, разница, Эдик вдруг резко поднялся и направился на сцену.
- Ты куда!? – шепотом воскликнул я. Но Эдик никак не прореагировал на мои слова, будто и не слышал их. Вместе с «избранными» он поднялся на сцену и занял место во втором ряду, изображая на лице и всем своим видом невозмутимую серьезность, ответственность, восторг по поводу праздника и что-то ещё, соответствующее моменту. А момент заключался в том, что по итогам соцсоревнования какому-то отделу должны были вручить переходящее Красное знамя, передовиков наградить грамотами, огласить лучших.
Уже на следующий день я стал допрашивать Эдика:
- Тебя же в президиум не выбирали! Что ж ты полез туда?
- А сам не знаю. – Как-то просто и искренне отвечал он. - Вдруг как услышал, что Зойку Горячеву выдвинули и увидел, как она идет, меня вдруг потащило. Я давно хотел к ней подкадриться, а тут случай такой! Пойду, думаю, в президиум. А кто считать будет? Станут выгонять, думаю, скажу, что ослышался.
Зойка, надо сказать, деваха была хоть куда. Высокая, стройная, красивая. К тому же, кандидат, между прочим, технических наук. Была начальником лаборатории. И хоть лет ей было чуть больше тридцати, как многие научные дамы уже накидывала на плечи совсем не молодящий ее платок.
- Сел я рядом с Зойкой, - рассказывал Эдик, - но чувствую задницей своей, что долго сидеть не дадут. Лев Гаврилыч все озирается и делает мне какие-то знаки, ты , мол, здесь лишний. А я, значит, смотрю на Красное знамя, весь внимание. Аплодирую.
Потом наклонился к Зойке и говорю: «С наступающим , говорю, праздником! Вот судьба свела нас рядом. Сидеть, говорю, рядом с красивой женщиной да еще в президиуме, это, говорю двойная честь и двойной праздник!». И так , вроде как доверительно, рукой коснулся ее коленки. Да только сразу руку и убрал – как раз настал момент аплодировать. Она заметила, конечно, но виду не подала. Ох, уж эти женщины!
А Лева все косится на меня. Чувствую, что скоро попрут меня. Терять время нельзя. Надо брать быка за рога. «А не уйти ли нам с собрания, - Зойке так ненавязчиво, но прямо намекаю». - «Нет, говорит, я не могу. Мне грамоту вручать будут». – «Это не помеха, говорю. Меня-то сейчас попросят освободить этот стул, - я здесь зайцем сижу». – «Как это зайцем?» – спрашивает. – «А так, говорю. Меня же сюда никто не выбирал. Видишь, говорю, Лев Гаврилыч бдит. А я как услышал, что тебя избрали в президиум, так сразу меня сюда и потащило, чтоб рядом оказаться. Меня как попросят, я сразу уйду. И буду ждать тебя. Как грамоту получишь, сразу попросись уйти, как бы по своим неотложным женским делам. А мы твою грамоту обмоем. Красненьким. Я знаю тут одну хорошую кафешку». – «Заманчиво», - говорит.
Только я успел все это сказать, тут Гаврилыч встает:
- По ходу ведения собрания. Тут в президиуме оказался человек, который не был избран. Я попрошу вас, Эдуард Павлович, занять место в зале.
- Как так? – сделал я удивленное лицо. Хотел сказать, что, наверное, ослышался, да не стал. Подумает еще Зойка, что я глухой. А это мне надо? Так и ушел сразу за дверь.
А Лева мне сегодня уже устроил выговор. «Как же,- говорит, вы Эдуард Павлович сели в президиум. Это недостойный коммуниста поступок». Воспитывал меня.
- А ты что?
- А я говорю, ослышался. Я думал, что я достойный. Опозданий, говорю , на работу у меня не было. На этой неделе. Партбилет не потерял, и взносы плачу исправно. А тут, говорю, на днях сделал открытие. Важное. – Что еще за открытие? – спрашивает. – А то, говорю, что анионы и катионы в сварочной дуге аннигулируют в прикатодной зоне быстрее, чем в прианодной. Это же разница.
«Разница, говорит, в том, что есть дисциплинированные товарищи, а есть другие…»
- – А кстати, так в чем же разница, ты вчера задал вопрос Армянского радио?
- А радио так ответило: в портках одна задница, а в парткоме много.
- Ну, а Зойку-то дождался?
- Как же! Нет, конечно! Целый час в холле ошивался, так и ушел один.
Примечание. Теперь под условной единицей подразумевается «евро», а в приведенном тексте под встречающимся словом «задница» условно подразумевается другое, успешно рифмующееся со словом «Европа».