Такэси Митидзато – внук последнего ниндзя из клана Кога-рю
Такэси Митидзато бежал по улицам Крыжополя. Он опаздывал на работу. Вчера он выпивал вместе со своими русскими друзьями и коллегами. Из-за тоски по солнечному Китакюсю он подогревал на свече русскую водку, но всё равно на саке подогретая жидкость походила мало. Друг Василий заставлял Такэси запивать тёплую водку пивом, объясняя это русским обычаем. После второй рюмки водки японец ничего не понимал. А сегодня утром у Такэси болели голова, ноги и поясница. Такэси заснул под холодным душем и даже забыл отжаться тысячу раз на пальцах.
А теперь он опаздывал… Давно, двадцать лет назад, он давал клятву не опаздывать своему дедушке Хирохито Мацаки, последнему ниндзя могущественного клана Кога-рю. И ни разу с тех пор не опаздывал. В школу он приходил затемно, а на свидание – за восемь часов.
Автобус задел Такэси. Удар был небольшой, но Такэси всё же упал, расцарапав колени о камни древней мостовой. Японец уже было поднялся и побежал дальше, как на плечо опустилась тяжёлая рука.
- Узкоглазый, ты куда торопишься? В сортир?
Это был Вася, самый лучший русский друг Такэси.
- Это ты, Васё? Как я счастрив тебя видеть!.. Пошри быстрее!
- Вот, чудной!.. Пошли лучше опохмелимся! Не приучен ты к хорошей выпивке. Привык ты, Такэська, в Хиросимах своих мочу ослиную попивать.
Такэси затрепыхался в могучих ручищах русского прораба.
- Нерьзя, Васё! Я обещар… Не могу!.. Пусти, Васё…
- Вот упился япошка!.. – Василий больно тряхнул японца. – Будешь пить, жопа узкоглазая?
- Нет, не буду. Ну, пусти, Васё! – взмолился Такэси.
Василий обозлился. Он бешено ворочал глазищами. На лбу мелким бисером выступил пот.
- Ах ты… Ах ты… даже за императора японского пить не будешь, ракалия?!
Японец оказался в тупике. За императора надо бы выпить, но и опаздывать нельзя.
Дело решили насмешливые слова прораба.
- Вчера-то… кхе-кхе… с Аллой Степановной-то… Эхма!.. Ты смотри мне!..
Толстый палец грозно закачался перед жёлтым азиатским лицом. Невероятным усилием Такэси вырвался из лапищ прораба и стремительно побежал, не снижая скорости, он пролетел пять кварталов и столкнулся в дверях проходной с Аллой Степановной, секретарём директора. Глаза Аллы Степановны вспыхнули огнём.
- Такэси, милашка, это вы ко мне так торопитесь?
- Нет, да… Арра Степановна! – Такэси умоляюще посмотрел на секретаря.
- Всё тебе мало! – смущённо улыбнулась та и ущипнула японца за ягодицу.
…Второй клятвой, данной Хирохито Мацаки, дедушке-ниндзя, было обещание до семидесяти лет не вступать в интимные отношения с женщинами. Такэси стойко держался. Ему это не стоило труда, ведь он обладал недюжинной силой воли. Шли годы, родник либидо, не находя выхода водам похоти, постепенно чах и высыхал до тех пор, пока Такэси не командировали на совместное российско-японское предприятие в Россию. Там, в заснеженной степи, Такэси увидел Аллу Степановну, после чего пришлось целый час заниматься дыхательной гимнастикой Фэнь-Шуй, чтобы привести в порядок мысли и тело. Алла Степановна напоминала милашек из анимэ: широкоглазых, с точёными фигурками, с длинными волосами. Уже не раз лиана становилась кипарисом при виде секретарши. Но Такэси был внуком ниндзя и поэтому, во-первых, он умел делать себя хладнокровным, и, во-вторых, не мог и помыслить о нарушении взятой на себя клятвы. А тут такое дело…
Такэси сбил секретаршу и несколько человек, вырвался из проходной. Он ворвался к себе в кабинет и тут же посмотрел на часы. Две с половиной минуты девятого. Такэси взвыл. Потом быстро успокоился, часы ведь могут и спешить. Особенно в России. Мысли в голове спутались в тугой клубок противоречий, неясностей и стыда, но Такэси взял себя в руки. Работа прежде всего, а о проблемах можно подумать и после работы.
Без пятнадцати девять Такэси вызвали к директору. Он побледнел и кивнул…
Директор, Кожугатько Андрей Семёнович, очень высоко ценил Такэси Митидзато. Японец работал, как вечная машина, без перерыва. Совсем ещё недавно, полгода назад, Андрей Семёнович назначил японского инженера начальником цеха. Цех стал самым производительным в отрасли. Из Москвы приезжал вице-премьер и только цокал языком – приличных слов для описания великолепия цеха не хватало. Теперь директор хотел назначить Такэси своим заместителем. Андрей Семёнович долго думал об этом назначении – как бы такой профессионально подкованный заместитель не сместил с поста директора, как бы не подсидел… Тут же вспоминались серые глаза Такэси, застенчивая улыбка, скромные манеры, подобострастность в отношениях со старшими и начальством… Нет, не подсидит! А предприятие-то как заработает! А кто директор лучшего в отрасли предприятия, а? А Кожугатько Андрей Семёнович! То-то же!
- Мозно? – из дверного проёма на директора смотрела скупая на внешние приметы азиатская физиономия.
- А, это вы? Заходите, заходите, - холодно встретил подчинённого Андрей Семёнович и стал рыться в бумагах, делая вид, что занят неотложными делами, а Такэси ему мешает. Пусть не зарывается япошка!
Такэси тяжёлыми шагами подошёл к столу, вытянулся и гробовым голосом произнёс:
- Андрей Семёновис, я порностью сознаю свою вину – я опоздар – и просю простить меня.
Затем из-за пазухи был выужен ритуальный японский нож, до этого момента покоившийся в лакированной шкатулке в кабинете начальника цеха. Скрежет зубов, подавленный вопль, хруст кости, кровавая капель. Отрезанный палец, аккуратно завёрнутый в белый шёлковый платок, с поклоном был преподнесен директору Кожугатько Андрею Семёновичу.
Директор протянул руку и взял платок. Плавно шевеля тёплыми сухими пальцами, Андрей Семёнович развернул платок, посмотрел на палец и поднял глаза на Такэси. Затем опять посмотрел на палец и так же спокойно завернул обратно.
Опять посмотрел на японца. Смотрел Андрей Семёнович на неподвижного Такэси так минуты две с абсолютно спокойным выражением лица. Затем в уголках его глаз появились морщинки. Больше, больше, и Такэси понял, что Андрей Семёнович улыбается. Такэси продолжал стоять как вкопанный; из того места, где совсем недавно рос палец, маленькими капельками стекала кровь ниндзя, а Андрей Семёнович открыл ящик своего стола и достал оттуда какую-то коробочку. Так же, как японец поднёс ему свой палец, Андрей Семёнович дал ему коробочку.
Стряхнув оцепенение, дрожащая рука Такэси взяла коробочку.
- Открой, - монотонно, но, в тоже время, как-то ласково произнёс Андрей Семёнович.
Такэси открыл коробочку и извлёк оттуда кусочек чего-то неровного, похожего на пластмассу. На лице японца появилось вопросительное выражение.
- А-а, - протянул Андрей Семёнович. – В далёком 74м, когда я был студентом, нас послали на картошку… Сам понимаешь – студенты, лето, организм просит ласки… В общем, была там одна Нюрка, грудастая такая. За ней полколхоза бегало плюс студенты. И только меня, представляешь, только я смог свидания добиться! Ну, ночь, коровник, мы уже того, ну, ты понимаешь… И только я хотел, ну, это, сам понимаешь… в общем она мне заявляет:
- Нет, милый, я не такая! Я хочу, чтобы ради меня жертвовали! – а я горячий весь, говорю: «Проси, что хошь!», а она:
- Встретимся через неделю и я твоя навеки, но только ты, - а я перебиваю: «Что, что?» - только ты обрезание сделаешь.
Долгая пауза.
- Ну, сам понимаешь, организм молодой, горячий – чего не сделаешь ради любви. И вот дружка я своего, Кольку, упросил. Пошли мы, значит, ночью, в кузницу… Ну, да это тебе не обязательно знать. – Андрей Семёнович забрал коробочку из рук Такэси и спрятал обратно, в ящик стола.
- Ты думаешь, почему я тебе всё это рассказываю?
- Я не знать, Андрей Семёнович.
- Доверяю я тебе, как родному, понимаешь?! – брови директора нахмурились. – Доверяю, и твоём повышении подумываю. Но учти, у меня строго: пьянство, дебош, прочие бесчинства, не говоря уже о донжуанстве – не потерплю!
Лицо Такэси умоляюще сморщилось.
- Андрей Семёновиць, так ведь я не нарочно… Напоир меня Ва… (Японец запнулся), напирся я вчера, и, как это, по пьяной равочке с Аррой… Ой! Я, то есть…
-Что?! С Аррой? Так ты ещё и с Аллой Степановной?! Того!
- Торько с нею, Андрей Семёнович.
- Молчать! – кулак директора с силой опустился на стол. – Ты ещё Аллочку тут, трахать (прости господи) изволил? Сук-кин сын! Только я Аллочку могу… - Андрей Семёнович осёкся, и, чтобы отвести подозрения, ещё раз обозвал Такэси сукиным сыном.
Выпалив последнюю фразу, Андрей Семёнович тяжело откинулся на спинку кресла, ослабил галстук, и его рука стала машинально шарить в поисках валидола.
Такэси уже с того момента, как Андрей Семёнович в первый раз назвал его сукиным сыном, сидел на коленях, представив к животу ритуальный меч для сэппуку.
- Отставить! – вскричал Андрей Семёнович.
Переполненный стыдом Такэси сделал высокий замах вооружённой рукой. Начальник не растерялся и кинул именной чернильницей в убитого горем япошку. Та заехала самоубийце по лбу, и Такэси рухнул без чувств.
- Эй, родной, вставай! Заместитель, слышишь меня?
Такэси открыл глаза и огляделся вокруг. Он всё ещё был в кабинете директора и всё ещё оставался человеком, Такэси Митидзато, а не переродился в крысу и цветок. Лицо Такэси было залито чернилами.
- Андрей Семёнович…
- Счас, счас, - засуетился Кожугатько. Из шкафчика с подобострастием был выужен графинчик с коньяком. Рюмка вмиг была наполнена и подана беспалому парню.
- Нет, нет, мне нерьзя аркогорь, - запротестовал Такэси.
Директор возмутился:
- Ты что думаешь, что я тебя споить решил? Это же лекарство, дурак! А ну быстро выпил, я тебя как старший приказываю! Задыхаясь и морщась, Такэси заглотнул содержимое рюмки.
- И лимончик держи, заместитель!
- Я не заместитерь, Андрей Сем…
- Заместитель, заместитель, - повторил Андрей Семёнович.
- Но я недостоин, я опоздар…
- Тю! Запомни, Такэси, раз и навсегда русскую специфику и мудрость: начальник не опаздывает, а задерживается. Да если б я каждый раз, как ты… от меня бы один шнобель остался!.. Ты лучше вот что… Пойди зайди в свой новый кабинет – вещи туда уже по моему приказу перенесли – посиди, освойся… рожицу вымой, кстати… там рукомойник есть. Отмоешься, рану продезинфицируешь… А там и домой иди! Хватит с тебя волнений на сегодня. Но чтоб завтра…
Палец директора многозначительно взвился вверх.
- Но чтоб завтра уже к обязанностям приступал. У нас проблемы с госзаказом и вообще… скоро совместная русско-японская комиссия прибудет с контролем. Усёк?
Такэси кивнул.
- А ножечек твой я у себя пока подержу… Ты не можешь умереть, пока контракт твой не закончился! Вот нормативы выполним, план прибыли освоим – тогда хоть мне живот попиши. А сейчас извини! Специфика!
Палец директора снова взвился вверх. Такэси не слышал ещё про русского бога Специфику, но сил на любопытство уже не хватало. Он, пожав Андрею Семёновичу начальниковую котлету, поклонился и направился в кабинет бывшего заместителя. Тот встретился ему по пути, но японец его не заметил, не смотря на то, что тот довольно громко ворчал что-то про мать Такэси и псов, больных лишаём.
Новоиспечённый заместитель зашёл в кабинет, ему знакомый, так как он часто посещал прежнего его обладателя по делам. Поэтому Такэси без промедления подошёл к крану и стал отмывать себе лицо. Чернила неохотно смывались, но постепенно сантиметр за сантиметром кожа лица приобретала свой обычный желтоватый цвет. Затем пришла очередь шкафчика, находящегося справа от зеркала. Оттуда были взяты перекись водорода, стрептоцид и бинты. Обработав и перевязав пенёк, оставшийся от пальца, Такэси сел за стол и стал горевать, не подозревая, какой очередной удар приготовила ему судьба.
Он сидел так – уставившись в одну точку – минут десять, прежде чем начал понимать, что что-то не так. Информация из зрительных анализаторов очень медленно принималась к сведению в мозге. Прошло ещё секунд сорок, и Такэси понял, что он видит. Всё равно, японец ничего не понимал.
Взору Такэси предстал волосатый треугольник. Как его понимать было непонятно. Такэси Митидзато немного подвигал глазными яблоками. Информации добавилось, но ясности не стало больше. Справа от треугольника было чего-то два, а чего – не понятно. Слева от волосатой фигуры располагался, определённо, пупок.
- Кто купарся в грязной руже, у того пупок снаружи, - вспомнил парень русское выражение.
И только когда Такэси откинулся на спинку и тем самым расширил своё поле зрения, картина стала ясна. На уже его столе лежала во всей своей красе голая Алла Степановна, поддерживая свою голову правой рукой. Правая грудь лежала на телефоне с диском. Указательный палец левой руки был вынут изо рта, и произнесены были следующие слова:
- Ну что, самурай? Доставай свой меч! Живо!
Такэси Митидзато уже в пятый раз шёл вокруг квартала. Он думал. Сложилось чудовищное противоречие. Он нарушил не одну, а две клятвы. Причём вторую из них – дважды. Но Такэси не хотел, чтобы так получилось. В Японии он с лёгкостью переносил все лишения и тяготы, но в России такие условия, что вести прежний образ жизни почти невозможно. Если не хочешь замёрзнуть или повеситься от зимней депрессии, то пей, а для Такэси русская водка была слишком крепка, да к тому же её было очень много; а не будешь пить – обидишь русских друзей и коллег. Именно из-за водки Такэси опоздал и согрешил с женщиной в первый раз. Что касается случая в новом кабинете, то можно сказать следующее: легко соблюдать обеты в Японии, где ты никогда в жизни не увидишь средь бела дня в двадцати сантиметрах от своего носа волосатый треугольник!
Итак, каноны достойной жизни нарушены, и доказать незлонамеренность проступков и чистоту своих помыслов Такэси мог лишь с помощью сэппуку. Да, он несомненно должен вспороть себе брюхо.
Но как быть тогда с договором? Ведь если Такэси убьет себя, он не сможет оправдать доверие Андрея Семёновича, он опозорит тех своих соплеменников, что отправили его сюда представлять собою Японию, её трудолюбие, ум и достоинство. В добавок директор строго-настрого запретил ему суицид, а японец, тем более внук последнего ниндзя из великого клана Кога-рю, не может ослушаться старшего по возрасту и чину, будь он даже белобрысый чужестранец.
Что же делать? Как поступить? Неожиданно Такэси свернул с проторенной дорожки. Решение было найдено.
Для начала Такэси забежал в свой кабинет за перекисью водорода…
Василий делал пельмени. Он любил их с маслом, с уксусом, со сметаной. Стакан, перевёрнутый вверх дном, аккуратно отрезал от раскатанного теста кружочки. Душистый фарш (половина – говядина, половина - свинина) в меру посоленный и поперчённый дожидался рядом с тестом своей очереди.
Стук в дверь.
- Кого это принесло на пельмени мои! Вот так всегда – только настроишься на поэтический лад, так сразу слетается вороньё! Етишкин кот!.. – басовито ворчал рабочий.
- О-о-о! Такэси! Молодец, что зашёл! Проходи, щас выпьем!
- О, я не могу, Васё. Я к тебе по деру.
- Да ну его на фиг, «деро» твоё! Принёс «пузырь»?
- Нет, не принёс, Васё. Я на секунду…
- Ладно. Зачем припёрся? Побыстрее давай – меня пельменя, хе-хе, зовут.
- Васё, у тебя есть бумага? Ну, та самая, которой трут?
- Туалетная, что ли? Да хоть завались! Что, попу забыл подтереть? Не ссы, дело житейское!..
- Нет, Васё! Ты меня неправирьно поняр!.. Как тебе объяснить?.. Помнишь, ты мне её показывар на заводе?..
- Погоди… Наждак, чё ли?
- Да, да, наждак!..
- Сейчас поищу. Подвинься-ка!
Василий схватился за край антресолей и подтянулся.
- Подожди, подожди… Ну-ка, баночку подержи. И ещё одну… И ещё… Ага, вот она!
Васино тело шумно спрыгнуло на пол.
- Держи!.. Так, теперь давай банки обратно! Эту мы на место поставим! Ого – огурцы! Это на кухню, значит!.. А эту…
- Васё, а что в этой банке?
- Тальк. Я раньше штангу тягал. Осталось, вот, тяжёлое наследие здорового образа жизни.
- Я её тоже возьму?..
- Да бери, чего уж там. Ого-го! Ты где это палец потерял?
- Пропир..., - рассеянно сказал Такэси, собравшийся уже уходить.
- Ого! Ха-ха-ха! Наш человек! – восторгался Василий вслед спускавшемуся по лестнице японцу.
Такэси заперся в ванной и не выходил оттуда несколько часов. Потом он вышел совершенно голый и стал перед зеркалом. Оно отобразило выскобленное наждаком и посыпанное тальком тело, прибитые к подошвам ног толстые брусочки, на голове кучерявились от плойки осветлённые перекисью водорода волосы; на ладони японец держал тоненькие ленточки кожи, отрезанной от век.
- Ай-ллллллю-ллллллли!.. Василлллллллий! Паллллллллллёная водка!.. Хллллллеб!.. Зарпллллллллллата!..
После продолжительной тренировки Такэси сказал себе:
- Теперь я не японец и могу насрать на все эти долллбаные азиатские условности! Я буду пить водку, трахать баб и ещё дам по морде Василлллию. А на работу я начхалллллл!.. Меня зовут Семён Степанович Васильев!
От бедняги уже порядком разило спиртом.
На следующее утро, точнее было уже 12:30, Такэси проснулся около того же зеркала, всё ещё голый. Его колотил озноб, тальк с тела почти весь осыпался, ступни ужасно болели, а голова просто раскалывалась на части. Такэси вспомнил ещё одно русское слово: «Похмелье».
Стиснув зубы, он приподнялся и, взявши всю свою волю в кулак, оторвал брусок от левой ноги.
- А-а-а! – истошный крик Такэси прорезал тишину субботнего утра. Брусок неожиданно легко отделился от ноги и Такэси, от избытка приложенной силы повалился на спину и больно ударился затылком об пол. Полежав на полу съедаемый болью сразу с двух концов своего тела – от ступни и от головы, - Такэси повторил процедуру со вторым бруском. Пол. Затылок. Боль.
Немного придя в себя, Такэси натянул на голое тело брюки и мятый пиджак, воткнул опухшие ноги в туфли, а на голову водрузил кепку в клетку, что осталась у него после распития водки с коллегами. Такэси направился к Василию, но не затем, чтобы набить ему морду, как собирался вчера, а чтобы Василий поддержал его рюмкой похмельной водки.
Звонок в дверь. Через секунду ещё, потом ещё и ещё.
- Чёрт, кого там принесло?! – Василий, подходя к двери, натянул сползшие трусы в серую полоску. – Кто там?.. Ё… - Василий, повысив голос, схватился за лоб и поморщился.
- Это Семён… то есть Такэси! Вас… Вася, открой!
- Во, блин, - удивился Василий и открыл дверь.
- Вася, спасай, - заголосил Такэси.
- Тихо, ты! – Вася ткнул пальцем в сторону приоткрытой двери в большую комнату. – Шмару разбудишь!
- Шмару? – Такэси поднял окрашенные перекисью водорода брови.
- Ну, понимаешь, вчера пельмени делал, а какие пельмени без стопки-другой?.. О-о… В общем, когда за второй побежал какую-то девку подцепил, даже как звать не спросил… А тебе чего?
- Похмелллиться мне надо.
- Ого! – Василий широко раскрыл глаза, улыбнулся и, обняв японского друга, повёл его на кухню.
Когда оставшиеся со вчерашнего вечера полбутылки водки подошли к концу, Такэси, к удивлению Василия, достал из внутреннего кармана пиджака ещё одну.
В процессе «лечения» Василий узнал, что случилось с Такэси, увидел, что под кепкой скрывались белёсые кудри новоиспеченного русича, и сочувствующе покачал головой, созерцая кровоточащие ноги друга.
Бывший японец же, еле шевеля и без того плохо выговаривающим русские слова языком, клялся в вечной любви, в необъятном уважении к Василию, и по старой японской привычке обещал «оплатить неоплатный долг русскому Брату» кровью. От Васи Такэси узнал, что вчера ему, Василию, звонила Алла Степановна и плача в трубку, излила душу касательно своей любви к Такэси. Она рыдала, стонала, потом стала грозиться сунуться в петлю от неразделённой любви.
- Тебе, Семён, надо к ней сходить! Хочешь, адрес дам? Только пожестче с ней, она… - Василий осекся. Хотя он и был порядком пьян, но его помутнённый алкоголем рассудок подсказывал, что Такэси сосем необязательно знать, что Василий, как и большая часть сотрудников организации одно время состоял в половой связи с Аллой Степановной и хорошо знал её характер.
На предложения Василия Семён, в миру Такэси, ничего не ответил, но встал из-за стола и попытался найти выход из кухни. Вася подхватил его, прислонил к стене в прихожей, а сам побежал одеваться, заодно давая указания случайной партнёрше:
- Сиди здесь, скоро вернусь.
Две кривые фигуры, двигаясь по странной траектории, подошли к подъезду десятиэтажного дома.
- Ну, Сеня, давай, топай, квартира 16, четвёртый, слышишь, Сеня? четвёртый этаж, сразу направо.
Сеня кивнул. Через минуту он был заботливо втиснут в лифт, Василий даже нажал на кнопку с цифрой «4».
Считая, что сделал всё, что мог для счастья своего друга Сени, Василий отправился домой, где его ждала безымянная подруга и недопитая бутылка, которую принёс Семён. Сеня вывалился из лифта и по стеночке доплёлся до ближайшей двери. Он надавил обеими руками на звонок и не отпускал даже тогда, когда дверь открылась и на пороге появилась полная женщина в халате и с банным полотенцем на голове. Не успела она открыть рот, как Семён попытался воспроизвести заготовленную с помощью Василия речь:
- Ты чё, шмара, язык распускаешь?! Я тебе сказаллрл… Ты… Сука, я ж тебя тоже лллюблю… Жить будем у тебя.
С этими словами белокурое, изуродованное и пьяное до беспамятства существо повалилось в объятия ничего не понимающей женщины.
- Аррочка, - пробормотал сквозь слюни Семён, и его стошнило на молочно-белую грудь несчастной соседки Аллы Степановны.