Самолеты разведки, каждое утро облетавшие районы проводки судов, старались вытащить суда, застрявшие на более глубоких местах и вывести их за Певек, а про нас даже друг с другом не переговаривались. Видимо, им влетело за откровения, которыми они поделились в эфире в первые дни нашей стоянки.
Капитаны сломанных ледоколов уже ничего не предпринимали, чтобы улучшить свое и так не очень хорошее положение. Только «Капитан Воронин» еще немного шевелился в сплошном месиве льда. Иногда он пробовал пробиться через перемычки. Лед – вещество подвижное и иногда открывались небольшие перспективы к продвижению вперед. Тогда «Капитан Воронин» резво бросался со всей своей семитысячной мощью в эти бреши и даже пробивал их.
Как-то пробив очередную перемычку, он вышел на связь с нашим судном:
- «Тайгонос», на связь «Капитану Воронину» - прохрипела уставшая радиостанция «Акация».
- Слушаю, - ответил я.
- Сейчас вы пойдете за мной через перемычку. Только попрошу Вас следовать за мной на самой минимальной дистанции и самым полным ходом, который может дать ваш двигатель.
- А не застрянете в перемычке? – по привычке усомнился я в мощи ведущего.
- Слушай, чиф, не ерничай. Ты же видел, мы через нее уже дважды прошли и всю размолотили. Так что не боись.
- Ну, смотрите, - ответил я и дал команду в машину, чтобы выжали из двигателя все что можно.
Теплоход медленно выполз из кармана и с трудом, на полном ходу начал приближаться к ледоколу, который стоял в нескольких сотнях метров от перемычки и ждал нашего подхода.
Выйдя на канал, мы пошли быстрее и начали пристраиваться в корму к ледоколу.
- Слушай, Юрьевич, - вызвал я второго механика, который стоял на вахте в машине, - сейчас мы двинемся вплотную за ледоколом через перемычку, так ты выдай все что можно, но, если я дважды дерну телеграфом «полный назад», отрабатывай так, чтобы поршни вылетали из двигателя. Иначе мы здесь останемся насовсем!
- Понял, Палыч! – коротко ответил второй механик.
Ледокол дал один длинный гудок, обозначающий движение вперед и полным ходом полетел к перемычке. Даже в той мешанине льда, которая была на месте нашей стоянки, его скорость была приличной. Увеличилась и наша скорость. Так мы и шли почти вплотную друг к другу со скоростью около 10 узлов. Ледокол влетел в перемычку, метров пятьдесят прошел по ней, не снижая скорости, врезался в огромную глыбу льда, сравнимую по размерам с самим ледоколом, и резко затормозил, пытаясь столкнуть ее с дороги.
- Право на борт! – истошным голосом закричал я рулевому, одновременно дернул ручку телеграфа два раза назад. Машина отработала своевременно, но расстояние… Расстояние до ледокола было очень маленькое. Мы неумолимо двигались под действием инерции в сторону кормы ледокола. Ледовый канал не давал развернуться вправо и отвернуть от неумолимо приближающейся кормы ледокола.
Рация орала благим матом, чтобы мы отрабатывали «полный назад», я кричал по внутрисудовой связи, чтобы все держались перед ударом, который был неминуем.
И, когда казалось, что столкновение произойдет в ближайшие несколько секунд и мы врежемся в отчаянно работающий «самым полным вперед» ледокол, у него под корму выполз огромный кусок льда, отколотый им же от льдины, перегородившей канал.
Кусочек был метров двадцать в длину и десять в ширину. Величаво выплыв с правого борта под корму ледокола, он подсунулся под нос нашего судна и заставил его отвернуть немного в сторону. Своим якорем мы снесли леерное ограждение на корме ледокола, изрядно напугав двоих матросов, работавших там, прошли вдоль борта ледокола, кроша по пути льдину между нами и, наконец, остановились почти на середине его корпуса.
- Фу – у – у – у!!! – хором сказали все стоящие в это время на мостике. – Пронесло!
- Молодец, чиф! – донеслось из рации.
- Да не я молодец, а льдина молодец! – только и смог ответить я и поставил телеграф на «стоп».
После этого ледокол потихоньку раздвинул образовавшиеся гигантские куски льда и провел нас в новую ледовую гавань, где нам и остальным судам предстояло пережить еще не одно потрясение.
До семиметровой глубины оставалось около пяти миль.
Продолжение следует.