Я стою посреди людского моря, я озираюсь и неслышно зову:
– Где ты?! Где ты?..
Но людское море поглотило Анжелу, оно поглотило меня, весь мир, и вдруг нахлынуло волной и потащило за собой, куда-то вперёд, обрызгивая солёной пеной.
Бульк-бульк-бульк… бульк-бульк…
Я выныриваю, захлёбываясь. Я жадно ловлю ртом спасительный воздух. Я хватаю его руками, а вокруг смеются, не надо мной, конечно, а над своими радостями и, наверное, печалями, играют в мяч, достают со дна белые камушки, бултыхаются, фыркают, стягивают друг с друга плавки, словом с потрохами отдаются счастливым мгновениям бытия. Всем им не до меня... Всем, да-да, всем!.. Ой! Нет! Не всем!
– Эй, ты! Куда прёшь! – огрызается на меня какая-то тётка с большими сиськами, обтянутыми лиловым лифчиком, и со всей мочи вонзается в моё плечо длиннющими когтями.
Меня обжигает, словно кипятком.
Я оторопело пялюсь на тётку, а она невозмутимо плывёт себе дальше, широко взмахивая руками.
Плечо нестерпимо горит. Поминутно спотыкаясь и падая в воду, я пробираюсь к берегу.
– Эй, пацан! – окликают меня на гальке. – У тебя плечо в крови!..
Я ничего не отвечаю. Сквозь слёзы мне трудно разглядеть лицо этого сердобольного дяденьки, который обратил на меня внимание. На голове у него детская панамка.
Я, кажется, улыбаюсь ему, а потом бреду в сторону общественного туалета. Где-то там находится медпункт…
Эх, ребятки, что же вы так ребятки! Бедные вы мои… Нет у меня больше моей славной конницы… Как же я окончу бой? Кто будет славить меня? Кто устелет дорогу неприятельскими знамёнами? А, ребятки?.. Кто?
Да ну вас, на фиг! Доем я его когда-нибудь, или нет?!! Бутербродик мой недоеденный... с колбаской докторской...