МЁРЗКО И ЗЯБКО
Сказка-притча
Крадесу (Поспелову Кириллу),
без которого не было бы этой сказки.
Я расскажу вам…
…как Зябко сидел на Холме.
Да, именно на Холме. На Холме с заглавной буквы. Обычно люди, а если уж быть совсем справедливыми, то чаще всего именно взрослые, не придают большого значения холмам, потому что в их большом взрослом мире очень много разнообразных холмов. Спроси взрослого, указав на небольшую возвышенность:
- Что это? - услышишь неуверенное:
- Холм, наверное… или бугор какой-то…
Да, как ни странно, взрослые, порою даже не могут отличить Холм от Горки или Бугор от Бугорка - проверьте при случае, думаю, вы в этом сами убедитесь. Чего уж говорить о том, чтобы требовать от них называть холмы – Холмами. Они и говорят-то про них, за редким исключением, всегда во множественном числе: холмы, - подчеркивая этим их холмистую обычность.
Но этот холм не был обычным, он был не просто холм, а Холм, потому что это был Холм-На-Кототом-Всегда-Сидел-Зябко. Да, именно так длинно он и назывался: Холм-На-Котором-Всегда-Сидел-Зябко, ну, или еще – Холм-На-Котором-Он-Всегда-Сидел, говоря просто: «он», не уточняя, что «он» - это именно Зябко, потому что на этом Холме всегда сидел только он. Согласитесь, люди не дают, на их взгляд, таким простым вещам, как, например, холм подобные длинные названия, потому что они всегда очень (можно даже сказать слишком) заняты, все время куда-то торопятся и спешат. У них нет времени, чтобы называть вещи своими именами, так, как они этого заслуживают. Но мы то никуда не торопимся, поэтому можем себе позволить быть вежливыми и назвать Зябкин Холм полным именем, как того требует этикет.
Этот простой с виду Холм был не зря облюбован Зябко. С этого Холма открывался прекрасный вид на его Окрестности, а, так как Холм был единственным возвышением в округе, и других окрестностей здесь не было, он был особенно ценен. Да, вид с Холма на Окрестности открывался изумительный, а сами Окрестности, скажу я вам, были куда как живописны. Судите сами: с Этой Стороны, оттуда приходило Солнце, как на ладони были видны все Большие Валуны, будто в седине - поросшие мхом, и можно было проследить весь путь Жур-Жура, что небольшими ручейками рождался средь них и, петляя меж ними, уходил к Таинственному Лесу, раскинувшемуся на Той, Другой Стороне, а на Другой Стороне далеко простиралась Даль, куда каждый вечер уходило Солнце. К тому же с Холма было просто прекрасно встречать Солнце, с которым дружил Зябко, приходившее в гости в Окрестности Холма вместе с Восходом, и провожать его и Закат.
А еще на вершину Холма было удобно ставить Зябкину Корзину, и она была всегда под рукой, что было особенно важно в те дни, когда теплых солнечных лучей было мало, и от их россыпи оставалось совсем мало крупиц солнечного света, которые собирал Зябко. Что? Я слышу, вы ничего не поняли про Корзину, солнечные крупицы и прочее? Не страшно, я и об этом расскажу вам позже.
О, я слышу еще и возгласы внимательных следопытов, пробежавшихся по Окрестностям Холма, попрыгавших с Валуна на Валун, поболтавших ноги в звонком, кристально чистом Жур-Журе, чувствуя, как он щекочет галькой вам пятки (да-да, Жур-Жур очень веселый), заглянув в Таинственный Лес на Той, Другой Стороне и уже почувствовав, что там прячется много интересного (тссс! ничего об этом пока не говорите тем, кто еще стоит на вершине Холма, оглядываясь во все Стороны, и еще только собирается последовать вашему примеру, я сам расскажу им и вам обо всем – всему свое время и место, так что немного терпения, мои друзья), всмотревшихся в далекую Даль на Другой Стороне, но так и не нашедших четвертой Стороны, которая всегда обозначается на обычных людских картах как Север. Все дело в том, мои друзья, что… Нет, нет не пугайтесь, она есть, но все дело в том Зябко не очень любил Ту Сторону - на Той стороне раскинуло свои воды Серое Море, которого Зябко опасался, поэтому он и называл ее просто – Та Сторона.
Но вернемся к Холму-На-Котором-Всегда-Сидел-Зябко и каждый начинающийся день встречал своего друга Солнце. И теперь самое время рассказать вам, как же так получилось, что Зябко стал лучшим другом Солнца, потому что я уже вижу, как проявляются темные очертания мохнатых Валунов и горизонт с Этой Стороны окрашивается в золотистые цвета хорошо знакомого всем нам солнечного света, а Зябко уже приветственно машет Солнцу, еще только чуть-чуть заглядывающего в Окрестности Холма, но уже увидевшего Зябко, и Зябко берет Корзину, чтобы… Одним словом, самое время рассказать вам…
как Зябко подружился с Солнцем.
Зябко целый день сидел на вершине Холма, наблюдая за Солнцем. Ему нравилось смотреть, как оно приходит вместе со своими друзьями – Восходом и Утром, как Восход окрашивает полосу неба у самой земли на Этой Стороне в пурпурные цвета и все ярче разгорающийся свет разливается по земле, делая очертания предметов: деревьев, валунов-камней – всего, более четкими, а потом появляется Утро, и Солнце выглядывает вслед за ним из-за горизонта. Неторопливо Утро охватывало все окрестности Холма, а Солнце поднималось все выше и выше, пока не становилось совсем светло и тепло не начинало согревать озябшего за ночь Зябко. Так начиналось очередное лето в жизни Зябко, и дни становились все длиннее, и все теплее было Зябко, и все больше он отогревался от неприветливой зимы, забывая холодные дни, проводимые в ожидании лета.
И вот однажды, когда Зябко как обычно сидел на Холме, наблюдая за ползающими в траве божьими коровками и усердно работающими муравьями - строящими дорогу с одного склона Холма к другому, и поглядывая на Облака, игравших в догонялки друг с другом, он вдруг получил от кого-то легкий щелчок.
- Ой, - сказал Зябко больше для приличия, чем от удивления, потому что такие слова всегда произносятся в таких случаях.
А в ответ услышал:
- Извини, я не хотел причинить тебе боль, я просто хотел немного поиграть, – голос доносился сверху, и Зябко увидел, что это Солнце, которое продолжило говорить. – Ты всегда встречаешь меня, когда я прихожу в Окрестности Холма, и я подумал, что мы можем стать друзьями.
- Вообще-то я встречаю не только тебя, но и муравьев, вместе с Утром, начинающих свою работу, - честно ответил Зябко, - но мне правда нравится смотреть, как ты приходишь в наши края с каждым Восходом, и мы правда могли бы быть друзьями.
Так Зябко подружился с Солнцем, и хотя Солнце было очень большим, ярким и теплым, а иногда даже жарко горячим, и издалека казалось таким важным, на деле оно оказалось скромным и даже застенчивым, и никогда никого не отвлекало без особой на то причины. Очень скоро они перешли «на ты», и Солнце научило Зябко собирать крупицы солнечного света, что всегда оставались после того, как рассыпались солнечные лучи. Это оказалось просто, но почему-то Зябко раньше не замечал, что от солнечных лучей остаются крупицы.
- Знаешь, а у меня не так уж много друзей, - сказало как-то Солнце, посылая Зябке длинный луч, который, ударившись о землю, рассыпался множеством солнечных капель, большинство которых тут же впиталось травой, цветами и листвой кустарника, росших на вершине Холма, а остатки стали, затвердев, крупицами. – Все считают меня большой и важной персоной, и редко кто заводит со мной дружбу.
- Не может быть! – не поверил Зябко. Хорошо узнав застенчивое Солнце, он уже не мог поверить, что кто-то может воспринимать его по-иному, нежели сам Зябко. – Ты же такой добрый, точнее такое… Или такая?
Зябко улыбнулся, и Солнце улыбнулось вместе с ним, осыпав Окрестности Холма миллионами миллионов солнечных брызгов.
- Но это так, - сказало Солнце. – Многие меня любят, радуются, когда меня видят, и у них поднимается настроение при виде меня, многие мне даже поклоняются и молятся, но дружат – единицы. И совсем немногие умеют собирать солнечные капли, затвердевшие на земле. Жаль, что так много крупиц моего тепла пропадает впустую. Ведь ими можно было бы согреть и сделать чуточку счастливее многих на этой земле...
Зябко собирал крупицы солнечного света себе в Корзину, а вечером, когда Солнце уходило, рассыпал их вокруг Холма, и День ненадолго задерживался в его Окрестностях. До наступления глубокой ночи, пока крупицы медленно не угасали, тут и там были видны освещенные приятно-рассеянным мягким светом полянки. На тех, что побольше собирались жители Окрестностей Холма: мышки, белки, сурки и другие некрупные звери и даже птицы. Они обсуждали важные новости Окрестностей, беззаботно общались и веселились. А те, что поменьше освещали просто красивые цветы или муравейники, позволяя муравьям трудиться чуточку больше, а значит подготовиться к зиме лучше. И каждый день Зябко собирал крупицы солнечного света, и каждый вечер ненадолго продлял день в Окрестностях Холма.
Так продолжалось все лето.
Конечно, целыми днями Зябко не только собирал в Корзину солнечные крупицы. Летние дни были теплыми и длинными, поэтому Зябко успевал сделать много разных полезных дел. Он ходил к Жур-Журу и играл с ним в догонялки среди Больших Валунов, и почти всегда проигрывал, потому что Жур-Жур был очень быстрым, а главное, среди Валунов он был почти везде. Иногда Зябко приходил к почтенному Старому Валуну – самому большому среди прочих, покрытому мхом более всех, и слушал его молчаливое повествование о былых временах, когда Зябко еще не сидел на Холме, и не было Жур-Жура, а сам Валун был в лоне матери-Горы, большой каменистой глыбы, представить которую, по словам почтенного старца, Зябко не мог иначе, как подняв к Небу Серое Море одной волной вверх, но Зябко верил старцу на слово и даже не пытался представить. Часто Зябко помогал пчелам искать красивые цветы или же просто наблюдал за работой муравьев или прелестным порханием бабочек, танцующих на вершине Холма вокруг Зябко и заглядывающих в Корзину, где россыпью лежали крупицы солнечного света. Зябко слушал Ветер, часто меняющийся и приносящий вести то с Этой, то с Другой Стороны, реже с Лесной и почти никогда с Той…
Ой, что я вижу - я проговорился, а вы этого даже, наверное, и не заметили! Я забылся и назвал Ту, Другую Сторону – Лесной, так, как начал называть ее Зябко вскоре после того, как случилось нечто такое, что изменило в лучшую сторону мнение Зябки о Той, Другой Стороне, и я вам сейчас расскажу, раз уж речь об этом зашла…
… как Зябко Ту, Другую Сторону назвал Лесной.
Зябко побаивался Таинственного Леса, который будто живой рос на Той, Другой Стороне. Нет, не боялся, а побаивался, как опасаются чего-то неизвестного и непонятного. Зябко казалось, что Таинственный Лес, поутру часто укутывающийся в туманную дымку, настороженно следит за ним, а значит и Зябко должен за ним следить. Ну, хотя бы изредка. А так как Зябко все время был занят своими делами, то часто забывал следить, и тогда просто слушал Ветер, приносивший изредка оттуда вести. А Ветер рассказывал, что Лес скрывал в себе много опасностей и страшных тайн, что в его чащах прячутся маленькие секреты, способные свести с ума неосторожных путников, обнаруживших их. Тогда Зябко хмурился и поглядывал на Лес, будто ожидая, что сейчас появятся эти секреты и придется или бежать от них, или с ними знакомиться…
Однажды так и произошло, и из Леса появился один такой секрет, но вовсе не такой, который, как предполагал Зябко, должен был быть в Лесу, а очень даже приятный. Он появился прямо из Леса и направился к Холму-На-Котором-Сидел-Зябко. Звали его Кролик.
- Кролик? – недоверчиво спросил его Зябко, когда тот забрался на Холм, сел рядом с Зябко, положив на землю трость и цилиндр, и вместе с ним начал наблюдать за полетом беззаботных бабочек. – А кто ты?
- Кролик. Просто Кролик, который живет в Лесу. Я Кролик, а ты Зябко. И Кролик – просто Кролик, а Зябко – просто Зябко. И, мне кажется, для знакомства и дружбы больше ничего и не требуется, разве не так? – Кролик улыбнулся.
- А что ты тут делаешь, Кролик? – спросил Зябко, который все еще чуть-чуть недоверчиво разглядывал Кролика, несмотря на возникшую симпатию к этому забавному существу, который кроме всего прочего носил цилиндр и имел собственную трость.
- Просто решил тебя навестить, - ответил Кролик.
- Навестить меня?
- Да, тебя.
- Просто так?
- Просто так. Тебя удивляет то, что я могу сделать что-нибудь просто так? Ты вот, например, зачем помогаешь пчелам находить лучшие цветы в Окрестностях Холма или сидишь подолгу на Холме без дела? Разве не просто так?
- А откуда ты знаешь столько про меня? – спросил вместо ответа Зябко.
- Эх, Зябко, Зябко, - улыбнулся Кролик. Вообще этот кролик был очень улыбчивым кроликом и очень дружелюбным. – Мы, жители Леса, многое о тебе знаем, ты ведь наш сосед и живешь рядом с нами, часто поглядывая в нашу сторону. Неудивительно, что мы так много о тебе знаем. Честно говоря, Зябко, я пришел к тебе не совсем просто так. Нас, жителей доброго Леса, немного печалит, что ты так плохо думаешь о нем, ведь он не такой уж и плохой, а порой очень даже хороший. Я хотел бы тебе сказать, что не стоит опасаться Леса. Мы - твои соседи, Зябко, и нам бы не хотелось, чтобы ты опасался нашего Дома и нас только потому, что он тебе кажется опасным. Не стоит бояться ни нас, ни нашего Дома – вот что я пришел тебе сказать.
Кролик снова улыбнулся, а Зябко задумался над тем, что сказал Кролик и удивился, услышав, как Кролик называет Лес добрым. Ведь Ветер рассказывал много чего плохого о нем. Зябко не мог решить, кто прав: Ветер или Кролик, потому что Кролик был хорошим, он не притворялся кем-то другим, а был самими собой: милым Кроликом, который хотел просто подружиться с Зябко, а Ветер никогда не врал Зябке и рассказывал только о том, что видел своими глазами. Поэтому Зябко спросил об этом самого Кролика:
- Но как же так может быть, Кролик? Как ваш Лес может быть таким хорошим и одновременно плохим? Ветер рассказывал много такого, после чего никак нельзя сказать, что Лес хороший, а тем более уж добрый. Ветер видел огромных Мухоловок, способных поймать кого-нибудь размером с тебя или меня, странные, даже страшные Поляны, ступив на которые, любой сходит со своей тропы жизни и навсегда бродит потерянным по лесным чащобам. Как же так может быть? И как же в таком Лесу может жить такой добрый Кролик, как ты?
Кролик пробудил в Зябке множество вопросов, которые раньше никогда не возникали в его голове, поэтому не удивляйтесь тому, что он сразу завалил ими своего гостя.
- Это сложно объяснить, - помолчав, ответил Кролик. – Ты задаешь сложные вопросы.
Кролик помолчал еще немного, а потом ответил вопросом:
- Ты считаешь себя хорошим, Зябко?
- Какой странный вопрос, - снова удивился Зябко.
- Ты помогаешь пчелам и любишь бабочек, ты дружишь с Солнцем – ты хороший, Зябко. Но ты опасаешься Леса и не любишь Моря. И, если бы Море или Лес сделало бы что-нибудь, чего бы ты не понял или что нанесло бы тебе (возможно ненароком) вред, то ты бы тоже, наверное, сделал что-нибудь в отместку, считая, что плохое деяние должно быть наказано. Но, может быть, тогда бы ты ошибся. Потому что совершая нечто, пусть даже то, что наносит тебе вред, Море совершает это вовсе не специально против тебя, и оно не становится от этого плохим, оно просто делает то, что сообразно его природе. И причинив ему вред в отместку, это ты становишься плохим.
- Сообразно его природе, - тихо повторил Зябко и задумался еще крепче. Раньше он никогда не думал о таких вещах, и теперь эти многие вещи не укладывались в его голове. Его даже не удивило, что Кролик настолько хорошо его знает – так сильно он задумался над сказанным.
- Да, Зябко. Если ты делаешь то, что сообразно твоей природе, другие могут назвать тебя странным или даже злым, только потому, что они тебя не понимают. Но ты не становишься ни плохим, ни хорошим, ты просто делаешь то, что сообразно твоей природе… Так и Лес: много опасностей в нем и много дурных вещей, но много в нем хорошего и доброго, и это так, потому что Лес устроен так. Сам по себе Лес ни плохой, ни хороший, он просто Таинственный Лес. Такова его природа. И ни Лес, а мы – населяющие его звери и птицы, растения и насекомые, делаем его таким. Кто знает, может быть без плохого, не было бы и хорошего, и никто тогда никогда бы не назвал Лес Таинственным, – подмигнул Кролик. - Так что не торопись называть Лес опасным местом, и опасаться того, кто просто не похож на тебя.
- К тому же что может знать Ветер, пробегающий мимо нас? – продолжил Кролик, когда они еще немного помолчали. - Только то, что успевает заметить, а успевает заметить он немногое. Он видит лесные опасности, но не видит добрых жителей леса, живущих в своих норах. Он видит попавших в дурные сети путников, пытающихся вырваться из пут, но не успевает заметить распускающиеся в лунную ночь волшебные цветы на лесных полянках, - говорил Кролик. - Ветер подхватывает то, что на виду, и не видит того, что укрыто, а порой, в Лесу укрыто больше хорошего, чем плохого. Что может принести тебе Ветер? Часто дурные вести, потому что их можно принести с собой. Но как можно принести то, чего нет? Ведь хорошее не делает плохого и поэтому не случается, как случается плохое, и о нем не говорят, как о плохом, не разносят вести, а, наоборот, часто забывают. Поэтому говорят больше о плохом, которое постоянно находится на виду, поэтому хорошее часто остается незамеченным.
- Кажется, я понимаю тебя, Кролик, - кивнул Зябко. – Но все равно, зачем тебе жить в таком месте, где тебя подстерегают так много опасностей? Пусть Лес будет ни хорошим, ни плохим, а просто Таинственным, таким, каков он есть, но без тебя. Он же может быть самим собой без тебя?
- Зябко, Зябко, - Кролик снова улыбнулся и покачал головой. – Я живу там, где и должен жить Кролик-Который-Живет-В-Лесу. И я живу там, потому что мне нравится там жить. Если бы ты увидел мою Нору, вырытую в корнях Большого Бука, ты бы сам это понял. Мне нравится принимать гостей у себя в Норе по субботам, пить с ними чай и обсуждать последние новости. Это та жизнь, которую я люблю. Конечно, Лес без меня, скорее всего, останется самим собой, но я без Леса буду уже другим кроликом - Кроликом-Который-Живет-НЕ-В-Лесу, и быть таким мне не хочется.
Еще долго они сидели и беседовали на Холме, не замечая, как быстро бежит время. Лишь когда стало темнеть, Кролик собрался домой.
- Лес такой, какой он есть. Сам по себе он ни плохой и ни хороший. Мы делаем его тем или иным. А он, в свою очередь делает то, что для него естественно, и, если ты не понимаешь того, что он делает, это еще не означает, что Лес злой. Нет. Он просто тебе еще непонятен. Это означает, что он просто другой, нежели ты. Не стоит обижаться из-за этого на него, а тем более опасаться. Лес тебе не враг. Лес просто Другой. Запомни это Зябко. И, если будет время, заходи ко мне и к другим жителям доброго Леса в гости. Мы будем рады.
Сказал Кролик на прощанье, взял цилиндр и трость и поспешил к себе в Лес, где у него было, по-видимому, много дел. А Зябко еще долго смотрел в сторону Леса, где скрылся Кролик, житель доброго Леса и друг Зябко, и вскоре назвал Ту, Другую сторону – Лесной, потому что Та, Другая Сторона стала ему чуточку ближе и дороже, и, смотря туда, Зябке было приятно думать, что где-то там в Лесу живет его Друг.
И еще долго после этого Зябко думал над тем, что сказал ему Кролик в тот день, когда был у него в гостях.
Каждый из нас что-то ищет, порою сам не зная что. Вы, мои друзья, наверное, часто ищете клады, а взрослые - разные вещи, которые называют по-разному, но которые, по сути, все те же клады, хотя взрослые редко признаются нам в этом. Да, все мы что-то ищем.
«Искал ли Зябко?» - спросите вы меня. Не знаю, честно отвечу я вам. Я знаю, что Зябку всегда манила далекая Даль, но он не искал ее, а всего лишь стремился попасть туда. Но все же я думаю, что он искал, но никогда не рассказывал мне об этом. Когда я видел его сидящим в одиночестве на Холме, собирающим крупицы солнечного света, мне казалось, он тоже что-то ищет, но что-то настолько большое, что не сможет найти за один день, и даже два дня беспрерывных поисков, наверное, не дали бы результата - настолько большую вещь он искал. Может быть, мне это только казалось, но когда я смотрел на него, сидящего спиною к лучам заходящего Осеннего Солнца, почему-то сегодня загодя попрощавшегося с ним, смотрел на его грустно опущенную голову и понуренные плечи, и стоящая рядом Корзина с крупицами солнечного света, только подчеркивала его одиночество, мне казалось, что он тоже ищет что-то, что ему не найти ни в траве, ни даже в Окрестностях Холма... Не знаю, искал ли Зябко на самом деле, но сейчас я вам расскажу…
… как Зябко увидел Мёрзко.
Однажды, сидя на вершине Холма и ожидая, когда Солнце выглянет из-за набежавшего откуда-то из Далека Облака, чтобы снова ему улыбнуться, Зябко заметил крупицу света в траве, оставшуюся незамеченной и поэтому еще не лежащей в его Корзине. Она лежала в стороне от него и смотрела на Море, поэтому Зябко и не увидел ее раньше. Когда же Зябко поднял ее, то посмотрел в Ту Сторону, где шумело Серое Море и увидел Мерзко, собирающую в песке что-то, изредка останавливающуюся, чтобы хоть немного отогреть своим теплым дыханием окоченевшие пальцы. «Какая она странная», - удивился Зябко, покачивая головой.
Мерзко тоже заметила Зябко и помахала ему рукой. В это время из-за Набежавшего Облака выглянуло Солнце, и Зябко, никак не ответив Мерзке, приветственно помахал ему и взял Корзину, чтобы собирать крупицы. В это время года солнечные дни становились все короче, и Зябке приходилось проводить все больше и больше времени на Холме, чтобы собирать достаточное их количество. «Какой он странный, - подумала Мерзко. – Вместо того чтобы обратить внимание на меня, он машет рукой солнцу и указывает ему на корзину». Подумала Мерзко и огорчилась. Она смотрела на Зябку и дышала на руки, пытаясь их отогреть, а потом подставила руки солнцу, чтобы оно помогло ей, но оно не помогло, наверное, от того, что было слишком слабо и уже ничего не могло согревать. Тогда Мерзко погрозила ему кулаком, и солнце, обидевший, снова спряталось в уже другое Набежавшее Облако.
Зябко увидел это и нахмурился – ему не понравилось, что кто-то, он не знал даже кто, потому что еще не был знаком с Мерзкой и не знал как ее зовут, обижает Солнце только потому, что в это время года оно не может никого согревать.
- Зачем ты это сделала? – воскликнул Зябко и добрый Ветер донес ей его слова. – Оно и так уже не часто убегает от Облаков и теперь не часто появляется у нас. Зачем тебе было его еще и обижать?
Мерзко не знала, что ответить. Ей самой было уже жаль, что она грозила солнцу кулаком, ведь она знача, что на берегу Серого Моря оно никогда не могло ее согреть, даже летом, не то, что сейчас – осенью, и она пожала плечами. А потом побрела куда-то берегом. В тот день она так и не заговорила с Зябко.
На следующий день, они снова встретились, потому что Зябко смотрел в сторону Моря и увидел ее, когда она снова пришла на берег. Раньше он никогда не смотрел в Ту Сторону, где простиралось Серое Море, потому что оно его настораживало. Когда Ветер прибегал с Той Стороны, то он приносил с собой бормотанье Моря, уже еле слышное, но все равно такое же тревожное и унылое, и Зябко тогда посещали разные мысли: о Море, и о том, что оно несет в своих водах и что хочет сказать, о том, что за Морем в той необразимой Дали, что и представить себе сложно. Бескрайние просторы Той Стороны настораживали Зябко. Другое дело Эта Сторона, куда он смотрел каждое утро, встречая Солнце, или Другая Сторона, куда Солнце уходило и где была загадочная Даль, которая к себе все время манила. Даже Лесная Сторона не так настораживала после того, как в гости к Зябко пришел Кролик…
Но в тот день Зябко смотрел именно в Ту Сторону. Встретив Утро и Солнце, Зябко повернулся и, стараясь не замечать Моря, смотрел на берег, ожидая увидеть ее, потому что ему почему-то хотелось ее увидеть. И она пришла.
Она как обычно пришла с Лесной Стороны, и Зябко, сам не зная от чего, обрадовался ее приходу. Он только сейчас понял, что никогда не замечал ее, хотя она всегда ходила по берегу Серого Моря рядом с Холмом, собирая что-то в песке. Он не видел ее, потому что почти никогда не смотрел в Ту Сторону. Он все это время не знал, что она делает Там, на берегу. А быть может все это время она занималась каким-то очень важным Делом, которое было настолько важно, что давно нужно было бросить все и помогать ей. Но он не знал, чем она занималась, и не мог знать, стоит ли помогать ей или нет. Так он думал и просто смотрел в ее сторону, пока не вспомнил, что должен собрать немного солнечного света. А вскоре эти мысли совсем вылетели из головы Зябки. Он забыл о них до поры до времени, и жизнь пошла своим чередом.
Но теперь каждое утро, перед тем, как начать собирать солнечные крупицы, Зябко смотрел в Ту Сторону и всегда махал Мерзке в знак приветствия, когда видел ее.
Да, мои друзья, так Зябко увидел Мерзко. После этого, так много событий начало происходить в Окрестностях Холма, что я даже и не знаю, с чего начать, а точнее каким рассказом продолжать дальше нашу историю, потому что все они настолько связаны, что уже трудно отделять один от другого. Пожалуй, что расскажу я вам немного про Мерзку, тем более я вижу, моя друзья, что вы очень заинтересованы тем, кто она такая, столь внезапно появившаяся в жизни Зябко. Я расскажу вам…
как жила Мёрзко.
По утрам Мерзко собирала на берегу Серого Моря осколки цветного стекла от разбитых стеклянных бутылок, а потом приносила их к себе домой - в Дупло Одного Дерева, и вечером пыталась собрать из них одну большую бутылку красивой формы, но у нее ничего не получалось - все время возникали места, где не хватало каких-то кусочков. Осколков становилось все больше, но все равно их всегда было недостаточно…
И утром Мерзко снова шла к берегу холодного Моря, чтобы собирать недостающие осколки, пока пальцы не деревенели, не немели от холодного мокрого песка, в котором они прятались. Некоторые осколки были обкатаны Морем, отшлифованы песком и камнями, а потому гладкими и приятными на ощупь, но большинство - с острыми как лезвие ножа краями. Они все время норовили порезать Мерзкины руки, что часто случалось, тогда кровь капала на темный песок, и Мерзко иногда даже плакала, когда боль от порезов была слишком сильной, чтобы молча переносить ее. Поэтому Мерзкны руки всегда были в порезах, но она не обращала на это внимание; она давно к этому привыкла.
И каждый вечер в Дупле Одного Дерева Мерзко пыталась собрать из осколков цветного стекла большую прекрасную Вещь, и каждое утро Мерзко шла к берегу Серого Моря, где серые волны бесконечно опадали на песчаный пустынный берег…
Море в этих краях было Серым. Оно всегда было серым. Даже в самые солнечные летние дни, когда на небе не было ни облачка, а Солнце - в зените, оно было печальным, и, Мерзе казалось, ничто не может раскрасить его в яркие радостные тона. Море опадавшими волнами что-то монотонно повествовало на непонятном Мерзке языке, глухо и всегда однообразно непрерывно говорило, не обращая внимания, есть ли кто рядом или нет. Порой, это неразборчивое бормотание превращалось в заунывную песню, немного грозную и всегда тревожную, и ветер, бегущий по морским волнам, крепчал, и тогда Мерзке было жалко это Серое Море, огромное и такое же по размеру одинокое, необъятно тоскливое в этом бездонном одиночестве, и ей становилось особенно грустно на пустынном берегу, а пальцы замерзали быстрее, чем обычно.
Море было печальным, и каждую ночь выбрасывало на берег, разбрасывало и зарывало в песок, который тоже, невзирая на погоду, был всегда холодным, одинаково темным и тяжелым на вес, разноцветные осколки разбитых бутылок, очень похожих на осколки чьих-то розовых мечтаний. И каждое утро в этом песке Мерзко их искала и находила.
«Может от того, что каждую ночь ему приходится выбрасывать эти осколки, оно такое печальное, – думала Мерзко. - А может, оно такое само по себе, и не его вина, что на берегу всегда так много осколков чьих-то бутылок… И вообще нет ни на ком в том вины, что происходит так, что Серое Море унылое, что песок такой холодный, даже в самые солнечные дни».
И Мерзко продолжала делать то, что считала нужным: она шла на берег и собирала осколки, не обижаясь ни на песок, ни на Море, просто делая то, что могла, пытаясь хоть как-то изменить привычных ход вещей, утром собирая осколки и вечером пытаясь склеить то, что рано или поздно разбивалось у всех. Хотя бы раз в жизни, но разбивалось…
А однажды, она увидела Зябко. Это случилось в тот момент, когда он увидел ее – они одновременно увидели друг друга. Однажды Зябко увидел Мерзко, но не вгляделся в ее жизнь, забеспокоился, но не понял причины беспокойства. Он увидел ее, но не ее жизнь. Однажды Мерзко увидела Зябко, и ее жизнь стала немного теплее. Мерзку согревала мысль, что кто-то еще кроме Серого Моря знает о ее существовании, и каждое утро машет ей рукой в знак приветствия. Она ждала, что когда-нибудь Зябко заговорит с ней, но этого не случалось. И каждое утро она проходила мимо Холма, огибая его с Другой Стороны, и каждый вечер возвращалась домой, неся чужие осколки, а Зябко не замечал ее жизни, и каждый день она проходила мимо него незамеченной.
Проходили и дни, становясь все холоднее и короче, Солнце, будто тускнея, дарило все меньше крупиц света, и Зябке приходилось все больше времени проводить на вершине Холма, собирая их. Ветер крепчал и уже не был столь дружелюбен как летом. Окрестности Холма полностью захватила Осень. Будто чувствуя это, травы и листва на деревьях в Окрестностях Холма начали приобретать различные окраски. Уже не довольствуясь только зеленым цветом, они рыжели, краснели, желтели, окрашивая Окрестности своей увядающей красотой, а цветы, испугавшись наступающих холодов, поблекли и завяли, понурив свои некогда прекрасные головы – такое с ними всегда бывает в это время года.
Зябко забеспокоился. Что-то в нем изменилось, но он не мог понять что. Это было в то время, когда он начал копать нору, или, наоборот, он начал копать нору, когда почувствовал, что что-то изменилось – в этом трудно разобраться, поэтому, мои друзья, вам нужно самим сделать выводы по этому поводу, а я просто расскажу вам…
… как Зябко докопался до Истин.
Зябко копал нору. Он копал к основанию Холма-На-Котором-Он-Всегда-Сидел. Он сам не знал, почему вдруг начал копать. Быть может, потому что портилась погода, и с серого неба все чаще на землю опускался мокрый Шум, почти такой же унылый как Серое Море. Шум шелестел в траве и листве деревьев, отчего они становились мокрыми, земля – сырой, и сидеть было уже не так приятно, как раньше. Быть может потому, что Ветер становился с каждым днем все холоднее, к тому же он переменился и приносил незнакомые, настораживающие запахи из Дали с Другой Стороны. А может быть просто Море с Той Стороны стало пугать Зябко своей безграничностью с тех пор, как он все чаще стал смотреть в его сторону, высматривая на берегу Мерзко, и Зябко захотелось спрятаться от него, вернуть себе прежний покой и безмятежность, заглушить беспокойство, ворочавшееся где-то глубоко внутри него.
Так или иначе, Зябко копал, и он не остановился даже тогда, когда выкопал достаточно просторную нору глубоко внутри Холма-На-Котором-Он-Всегда-Сидел. Зябко все копал и копал, и Солнце, приходящее каждое утро с Восходом, и привыкшее видеть Зябко на вершине Холма, в те дни с удивлением и озабоченностью не находя Зябку не только на Холме, но даже и в его Окрестностях, беспокоилось. Зябко не ловил солнечные лучи, не собирал застывшие капли солнечного света в корзину, и удивленное Солнце скрывалось за серыми облаками, набегавшими к полудню, приходил Шум, еле различимый Зябкой, упорно копавшим уже даже не нору, а тоннель, и в Окрестностях Холма становилось мокро и сыро.
В один из таких дней Зябко докопался до Истин. Эти маленькие серые, пушистые, похожие на мышей истины, оказывается, все это время жили в Холме, копали коридоры от его основания еще глубже вниз и катались по этим коридорам на сухих листьях, как на санках с горок. Никто не знал, откуда у них листья, ведь истины никогда не были на поверхности, потому что ни одна их нора не выходила на поверхность, и они никогда не видели Солнца и солнечного света. Потому Никто вообще не знал о существовании истин – Зябко много позже расспрашивал у него об истинах, но он так ничего и не смог рассказать… Так выяснилось, что Зябко - единственный, кто смог до них докопаться и узнать, что они вообще существуют.
Когда Зябко в первый раз увидел Истину, он удивился, а Истина увидела его и тоже была удивлена. Потом появились другие истины, они радостно кружили вокруг Зябко и верещали что-то. Они показали ему, как катаются на листьях, а Зябко рассказал им о Холме, траве, деревьях и Солнце. Зябко был намного крупнее истин, поэтому он не мог кататься вместе с ними, он просто сидел в большой пещере, откуда начинались все их спуски, и смотрел, как они катаются, а истины не могли подняться на поверхность, потому что боялись огромного Мира Над Холмом и просто слушали Зябкины рассказы. Зябко убеждал их, что Мир Над Холмом – это их друг, что он добрый и приветливый, и хорошо ко всем относится, но истины слишком много времени провели в непроглядной темноте и не могли этому поверить.
Зябко стал часто навещать истин. Утром он встречал Солнце, которое после недолгой пропажи Зябко, долго не могло поверить, что Зябко все это время, оказывается, докапывался до Истин и даже докопался, а вечерами приходил к истинам и рассказывал им о том, что происходит Над Холмом. Больше всего истины хотели понять, что такое Солнце. Ни одно слово, кроме листьев – на которых они катались, из Зябкиных рассказов не было им знакомо, но особенно непонятно было им Солнце, и они всегда заворожено слушали про него.
Поэтому однажды утром Зябко взял Корзину, решив сегодня собрать крупицы солнечного света именно для истин, чтобы они смогли лучше себе представить, что такое Солнце. Целый день, с утра и почти до самого вечера, он собирал крупицы солнечного света, которые несли к Зябке солнечные лучи, и набрал полную Корзину, а вечером показал их истинам. Крупицы были небольшие, золотистые и как обычно светились мягким приятно-рассеянным солнечным светом, поэтому истины не испугались светящейся Корзины.
Зябко рассказал им, что это крупицы солнечного света, которые он собирает от рассыпающихся солнечных лучей, а истины решили, что это и есть Солнце. «Вот оно какое Солнце», - шептали они. И они назвали корзину с крупицами света – Солнцем. И каждое утро, когда крупицы, медленно гаснув, исчезали, их солнце умирало для них, и каждый вечер Зябко приносил им новое солнце, и любой из истин мог взять его частичку и кататься с ней на сухом листке до самого утра, освещая ей головокружительные спуски, думая, что катается вместе с Солнцем.
Истины были несказанно рады, а Зябко понял, что впервые в своей жизни сделал Выбор, когда решил приносить Корзину с крупицами света истинам, а не рассыпать их в Окрестностях Холма. Зябко увидел, как жизнь вокруг него меняется от его Выбора - дни стали обычные оттого, что он больше не продлял их, а вечера в окрестностях Холма потеряли свою прежнюю сказочную необычайность, раньше рождаемую крупицами света, рассыпанными вокруг Холма, зато Зябко знал, что где-то глубоко-глубоко в самой глубине Холма радуются маленькие пушистые существа, нашедшие свое Солнце, и хотя никто не видел этого и не знал об этом, то, что это просто Было, согревало и радовало Зябко сильнее, чем могли бы согревать и радовать десятки корзин, рассыпанные вокруг Холма-На-Котором-Он-Всегда-Сидел.
Навсегда угасли волшебные светлые полянки, появлявшиеся благодаря Зябке в Окрестностях Холма, но Зябко не грустил по этому поводу. Зябко занимало другое - почему он беспокоился. У Зябки было такое ощущение, будто он искал что-то, чего не было в Окрестностях Холма, и никак не мог найти.
- Что я потерял? – спрашивал себя, и не мог понять. Корзина была рядом с ним, а больше у Зябки не было ничего, что он мог бы потерять – так он думал тогда, и все чаще смотрел в Другую Сторону, словно ища там ответа. Может то, о чем я вам сейчас расскажу случилось только потому, что Зябко смотрел именно в Другую Сторону, и смотри он, например, в Эту Сторону, ничего такого не произошло бы, а может это должно было случиться, и поэтому случилось. Не знаю точно, но раз это случилось, я должен вам рассказать…
… как Зябку заманила Даль.
Зябко часто смотрел в Другую Сторону, и часто там, где-то в Дали гремела гроза. Зябко всегда хотел побывать в той Дали, но он знал, что Никогда не будет не только в той далекой Дали, но даже и в тех краях, что лежат рядом с нею, а значит и Зябко не сможет ее увидеть. А все потому, что Никогда было одиноким существом, и не стремилось к общению и путешествиям. Зябко даже не знал точно, как оно выглядит, да и Никто не мог ему подсказать… Но Зябко знал, что Никогда всегда было рядом с ним, хотя никогда не мог увидеть Никогда.
Большое одинокое и печальное Никогда. Стоило Зябко подумать о чем-то недостижимом, как появлялось Никогда. Оно давало понять, что ничего не будет сделано и ничто не будет достигнуто, поэтому не к чему и стремиться что-либо делать. Зябко жалел его. Жалел за безысходность и вечную предопределенность. И себя за то, что никогда не мог вырваться из порочного круга, только потому что Никогда говорило ему, что он никогда не вырвется из него, и не нужно пытаться. Он и не пытался...
Раскаты грома из Дали доносились, и Мерзко думал, что он никогда не побывает в тех краях откуда они приходили, и будет знать о них только то, что ему донесут Издали. Но они никогда не приносили слишком много, потому что слишком долгим был их путь из Других Краев к Зябко, и, неизменно почти все теряя по пути, Издали доносили лишь отзвуки, блеклые тени происходящих там событий. Зябко не обижался. Он был рад каждой мелочи, что ему приносили, и чем меньше ему приносили, тем ценнее было то, что он слышал, видел, чувствовал, понимал. Зябко всматривался в Другую Сторону, но не видел ни грозовых облаков, ни отблесков молний; были слышны лишь отзвуки далекого и поэтому уже не грозного грома.
Зябко думал. Ему было интересно, что это за звуки.
Но однажды все изменилось. Зябко почувствовал, что в нем что-то изменилось. Он это почувствовал еще тогда, как увидел Мерзку, и с тех пор, он все чаще думал, что сможет сделать то, что раньше Никогда не позволяло ему, что он способен совершить это, и что стоит сделать лишь шаг, и все изменится.
Одним утром, когда Даль сверкала особенно ярко, и Издали очень часто доносили бормотанье грома, Зябко решил, что он должен сделать этот шаг, отправиться в путь и узнать, что скрывает в себе Даль. Он пошел в Другую Сторону, куда раньше мог лишь смотреть, провожая Солнце, и радовался тому, что может идти по Другой Стороне. Он шел долго, по пути собирая в Корзину крупицы солнечного света, которые доброе Солнце не забывало дарить ему, и понимал, что к вечеру должен вернуться, потому что не мог оставить истин без их Солнца. Он торопился, ускоряя шаг, пытаясь догнать все время ускользающую от него Даль. Наконец он увидел, что в Дали стоит холм, и он пошел к нему. Он шел, и с каждым его шагом холм становился все больше и больше, пока не стал Другим Холмом, а Солнце не скрылось в Хмурых Облаках. Тогда Зябко понял, что недавно здесь был Шум, отчего и намокла земля и деревья, а кругом было мокро и сыро. И Зябко понял, что отблески света в Дали – это молнии в Окрестностях Другого Холма, что бормотание грома – это гром над Другим Холмом, что все это – просто друзья Шума, что плясал в Окрестностях Другого Холма. Просто с Холма-На-Котором-Всегда-Сидел-Зябко из всего множества происходивших событий Издали доносили почему-то именно отблески молний и бормотание грома. Зябко понял, что гроза в Дали – обыкновенная гроза и нет в ней ничего особенного. А значит и все здесь точно такое же, как и на его Холме.
Да, все было точно таким же, просто другим. Холм был Холмом, но он был Другим Холмом, Даль была Далью, но Другой Далью, и все Стороны были Другими, и не было даже смысла пытаться назвать их, потому что не было в этом толка. Попытавшись сделать это, Зябко только еще больше запутался: Та сторона стала Той, Другой Стороной, Другая Сторона – Совсем Другой Стороной, Та, Другая (Лесная) Сторона – Той, Совсем Другой Стороной, лишь Море было все тем же Серым и унылым, и Та Сторона осталась будто бы без изменений.
Зябко поднялся на Другой Холм и увидел Другие Окрестности, где все было другим. Другим, но все же таким же знакомым. И тогда Зябко понял, насколько ненужной была его попытка догнать Даль, и что Даль его напрасно манила, потому что не могла ему дать ничего, кроме всего того же, только немного другого. Зябко даже не знал, догнал ли он Даль, потому что в Совсем Другой Стороне, куда дальше теперь уже без него направилось Солнце, он начал различать всю ту же Даль, которая также была немного другой, но все той же, хорошо знакомой ему Далью. И он понял, насколько тщетной была его попытка догнать Даль, потому что нет ничего нового на Другом Холме, но под тем же Солнцем - только незнакомые Окрестности и все тоже Серое Море.
Взяв Корзину, почти доверху наполненную крупицами солнечного света, Зябко побрел домой к своему Холму, которого он даже и не видел, но который должен был быть Там, откуда он пришел.
Он пришел поздно вечером, и позже обычного принес истинам их Солнце, радостно окруживших его Корзину. Он не стал рассказывать им про открытие Дали, потому что хотел сохранить этот рассказ для Мерзки, да они все равно и не поняли бы его, расскажи он им это, потому что такой рассказ был для них слишком сложен. А еще он хотел рассказать, что беспокойство внутри него не утихло, и открыв Даль, оно только возросло, потому что Зябко понял, что это не Даль так волновала его все эти дни, а она, каждое утро проходящая мимо Холма и медленно бредущая по берегу Серого Моря... Зябко много всего хотел сказать Мерзко…
Зябко еще не знал, что завтра утром Мерзко не придет, он не знал, что она не придет и после завтра и днем позже, что будет после завтра, как не знаете этого еще и вы, потому что я не рассказал вам, что случилось с ней в этот день и почему получилось так, что Мерзко плакала, сидя в Дупле Одного Дерева и перебирая разноцветные осколки бутылочного стекла. Но как бы не было мне грустно, я расскажу вам…
… как плакала Мёрзко.
Мерзко плакала. Она плакала, потому что Зябко не пришел. Потому что Зябко не было в этот день на Холме. Мерзко сидела в Дупле Одного Дерева и горько плакала, перебирая разноцветные осколки. А все потому, что Зябко ушел. Утром она пошла к берегу Серого Моря собирать осколки, а он не махал ей со своего Холма. И ее пальцы коченели как в те дни, когда они еще не были знакомы, и она так же замерзала на холодном ветру, что всегда дул у берега Серого Моря – мысль, что ее знает еще кто-то кроме Серого Моря, ее уже не согревала, потому что этой мысли теперь не было. Зябко ушел, и теплота мысли, как и сама мысль, ушли вместе с ним.
Мерзко ждала, но он не пришел. Она шла домой, неся осколки, которые в этот день были особенно острыми, но не чувствовала порезов на своих руках, и кровь капала с ее рук на землю, но она даже этого не замечала. Она все еще ждала. А он не пришел. И Солнце сказало ей, что он ушел еще утром, взяв с собой Корзину – единственную вещь, которая была ему нужна в пути…
Тогда она заплакала. Нет, не по дороге домой, а позже, в Дупле Одного Дерева, когда поняла, что он никогда не придет. К ней пришло безысходное Никогда, и она заплакала. Мерзко поняла, что значило для Зябко его Никогда, потому что ее Никогда было таким же как Зябкино, только еще больше, еще всеобъемнее, еще безысходнее.
Мерзко помнила, что однажды уже Зябко пропал, но тогда она видела, что он копается в Холме, а значит все же рядом, а теперь его не было.
На следующее утро Мерзко не пошла к берегу Серого Моря. Мерзко сидела в Дубле Одного Дерева, перебирая осколки и пытаясь собрать из них Вещь, собрать большую прекрасную бутылку, собрать то, что было давно разбито, чтобы исправить непоправимое… Она плакала, зная, что у нее не получится, зная, что Зябко не вернется, потому что он не мог вернуться к ней, потому что однажды разбили и ее бутылку из розового стекла, и к ней, никто не мог вернуться. Она никогда не рассказывала этого раньше. Никому. Ни Зябке. Ни мне и ни вам. Она не рассказывала этого и сейчас, она это просто знала, поэтому знаю и я, рассказывая вам это сейчас.
Мерзко плакала. Так заканчивалась осень.
А Зябко искал Мерзко. Он не мог понять, куда она пропала, ведь его не было всего один день. На следующее утро после его похода, Зябко как обычно сидел на Холме и ждал Мерзко. Но она не пришла. Она не пришла и на следующий день, и берег Серого Моря был совсем пустынным и одиноким. Никто не бродил по берегу... Не бродила и Мерзко. Зябко спрашивал у Никто где Мерзко, но он не отвечал. Он не знал. Тогда Зябко подумал, что Никто вообще не знает практически ничего из того, что происходит в этом мире: ни откуда взялись истины, ни как выглядит Никогда, ни куда ушла Мерзко. Но он не винил его…
Зябко огорчился. Он корил себя: за то, что не догадался раньше о причине волнений у него в груди, за то, что его сбила с толку Даль, и он слишком поздно во всем разобрался – тогда, когда Мерзки рядом уже не было… Теперь без Мерзки Зябке стало грустно. Он хотел, чтобы Мерзко снова пришла не берег Серого Моря, а он тогда помахал бы ей рукой, и обязательно подошел бы к ней поговорить. Тогда бы он сказал все, что хотел сказать тогда, сидя у истин и думая о ней. Тогда бы он узнал, что делала Мерзко каждый день на берегу Серого Моря, и как она живет. Но Мерзко не возвращалась. Ему было жаль, что он не узнал Мерзко лучше, никогда не разговаривал с ней и теперь даже представить себе не мог, куда она могла направиться – он просто не знал ее привычек и не мог ничего предположить. Может быть, наступил такой день, когда Мерзке нужно было куда-то отправиться по делам, или быть может в это время года Мерзко все время уходила и приходила уже только зимой… Зябко не знал ничего. Он понял это, и решил, что если Мерзко вернется, он обязательно узнает ее получше.
Осень уходила, Зябко уже чувствовал приближение зимы, но Мерзко так и не появлялась. Зябко все так же сидел на Холме и не искал Мерзко, потому что он не знал где ее искать, потому что он не знал ее. Но он пытался узнать про нее хоть что-нибудь, он расспрашивал всех, кто встречался ему в Окрестностях Холма о Мерзке, но никто ничего не знал. Никто не замечал ее маленькой жизни, никто не замечал ее саму, проходящую мимо Холма к берегу Серого Моря и возвращающуюся вечером к себе домой. Наверное, Большие Валуны заметили бы ее, потому что камни замечают все, что происходит вокруг них, но Мерзко не проходила мимо Валунов – каждый раз она обходила Холм с Другой Стороны, никогда не встречаясь с камнями. Поэтому о Мерзке могла рассказать только сама Мерзко, но ее рядом с Зябко не было.
Я не знаю, чтобы случилось бы с Зябко без Мерзко, и с Мерзко без Зябко, и как бы вообще сложилась жизнь у всех обитателей в Окрестностях Холма, если бы все так и продолжалось, и не случись с Зябко один необычный случай, который все изменил. Этот случай настолько необычный, насколько он неприметный с первого взгляда. Но так ведь всегда бывает. Мы то в вами знаем, что самое неприметное на первый взгляд, почти всегда оказывается очень необычным, именно поэтому взрослые ничего необычного не замечают в своей жизни, в отличие от нас, не правда ли?
Когда в жизни Зябко происходило что-нибудь необычное, он всегда удивлялся. Его удивляло, сколько всего на свете есть удивительного и им еще не открытого. Он удивлялся, но воспринимал необычное как данность, ведь когда многого не знаешь об этом мире, все новое кажется необычным и немного волшебным. Это очень трудно, скажу я вам: удивляться необычному, но все же воспринимать это необычное как неотъемлемую часть мира. Если вы не верите – попробуйте как-нибудь сами. Так произошло с Зябко и в этот раз.
Но не буду задерживать повествование и испытывать ваше ангельское терпение, поэтому, не теряя ни минуты, я расскажу вам…
… как Зябко нашел Мёрзко.
Зябко ходил по Окрестностям Холма, пытаясь узнать, что же произошло с Мерзко, и однажды увидел Случайность. Возникшее из Неоткуда, это необычное явление удивило Зябко. Зябко, конечно же, не знал, что это Случайность, а так как сама Случайность не представилась, он не узнал, как ее зовут.
Зябко захотел подойти к ней, потому что раньше никогда не видел Случайность в Окрестностях Холма и решил, что она может знать что-нибудь про Мерзко. Но Случайность была не очень разговорчива. Она только махнула Зябке рукой, словно говоря: «Ступай за мной» и пошла в Другую Сторону от Холма. Зябко последовал за ней. Он не мог понять, чего хочет от него Случайность, но что-то заставило его следовать за ней.
Какое-то время Зябко следовал за Случайностью, но вскоре она повернулась к Зябке, улыбнулась и, взмахнув на прощанье рукой, куда-то исчезла.
- Куда же ты? – крикнул ей Зябко, но Случайность уже исчезла.
Подбежав ближе, Зябко не увидел ничего, что подсказало бы ему, куда она делась, но зато Зябко увидел на земле кое-что другое: капли крови на траве и листьях тут и там – словно след, ведущий в сторону Леса. «Интересно, это она хотела показать мне эти капли крови, или же я сам случайно на них наткнулся?» - подумал Зябко, но некому было ему ответить. Наверное, только сама Случайность могла точно ему сказать, но в Окрестностях Холма она больше так и не появилась.
Зябко задумался. Ему показалось, что он должен пойти по следу, на который он случайно наткнулся, следуя за Случайностью, но его настораживало то, что кровь была совсем свежей, будто кто-то, совсем недавно шедший в сторону Леса, несильно поранившись, не замечая, ронял эти алые капли крови. А ведь Мерзко давно пропала, поэтому это не могла быть ее кровь, а значит и след этот вел совсем не к ней. Так рассуждал Зябко, но сердце подсказывало ему, что в этом мире все может быть по-другому, совсем не так, как говорит разум. Зябко решал, кому ему следует поверить: разуму или сердцу. Наконец, он снова сделал Выбор в своей жизни. Уже второй по счету, но далеко не последний по своей значимости. Сделав этот Выбор, Зябко узнал, что случается, когда доверяешь своему сердцу. Решив следовать по следу, Зябко направился в сторону Леса, и совсем скоро ступил в его владения…
Лес тревожно шумел, наблюдая за незнакомцем. Зябко чувствовал эти невидимые взгляды, но он не боялся. Зябко помнил слова Кролика о Лесе. «Лес такой, каким делаем его мы», - слышал он его слова и уверенно шел по тропинке, ведущей неведомо куда. А потом встретил и самого Кролика.
- Вот так неожиданная встреча! – воскликнул Кролик, снимая цилиндр в знак приветствия. – Честно говоря, я думал, что ты наберешься духу зайти в наш Лес не раньше следующего года!
- Я тоже так думал, Кролик, - сказал Зябко. – А может, я бы заглянул к вам даже позже, если бы случайно не заметил следы.
- Вот как, - удивился Кролик, наверное, в первый раз в разговоре с Зябко и переспросил. – Случайно?
- Да, случайно. Я следовал за Случайностью, а потом внезапно наткнулся на следы: еле заметные алые капельки крови: на траве, на опавшей листве, – они вели к Лесу и затерялись здесь, но теперь я знаю, что она здесь.
- И кто же это – она, можно мне поинтересоваться? – спросил Кролик, внимательно разглядывая Зябко.
- Мерзко.
- Странно, Зябко. Я, конечно, знаю далеко не всех жителей Леса, но все же очень многих, а о ней не никогда слышал. Ты точно ничего не путаешь?
- Точно, Кролик.
- Что ж, если ты точно уверен, значит так и есть, Зябко. Поищем вместе.
- Спасибо, Кролик, - сказал Зябко, и дальше они отправились вместе, с трудом разыскивая затерявшиеся следы.
Зябко был рад, что Кролик решил ему помочь. Ведь Зябко совсем не знал Леса, и ему было бы трудно отличить его лесные особенности от опасностей. С Кроликом было безопаснее. Солнце уже перешло с Этой Стороны на Другую, когда они вышли к поляне, на другом краю которой неприметно среди прочих деревьев росло Одно Дерево. Следы вели именно к этому дереву.
- Знаешь, Кролик, я только одного не могу понять, - задумчиво говорил Зябко, рассматривая Одно-Дерево-Стоящее-На-Другом-Краю-Поляны (именно так его назвал сам Зябко), - если мы нашли дом, где живет Мерзко по капелькам свежей крови, то как же могло так произойти, что кровь за все это время не засохла? Ведь Мерзко долгое время не была в Окрестностях Холма, и, если это ее кровь, она должна была давно застыть, потому что времени прошло много.
- Не знаю, Зябко. На такие вопросы только ты сам можешь найти ответы, - ответил Кролик.
Они еще некоторое время молча рассматривали Одно Дерево, а потом Кролик сказал:
- Что ж, думаю здесь, наше небольшое путешествие заканчивается, и дальше ты можешь идти один.
- Да, Кролик, наверное, ты прав - сказал Зябко, соглашаясь с ним и протягивая ему руку.
Пожав ее, Кролик приподнял свой цилиндр в знак прощания и скрылся в чаще Леса, а Зябко направился через поляну к Одному Дереву. «Как же так? - думал Зябко. – Я не видел Мерзко в Окрестностях Холма очень долго, а следы крови совсем свежие. Как такое может быть? Я чувствую, что Мерзко живет именно здесь, но так же знаю, что в Окрестностях Холма ее не было уже долгое время, а значит кровь должна быть совсем засохшей. Как же такое может быть?» И опять Зябко не находил ответы. Он еще не знал, что в мире есть вещи, которые не объяснишь одними словами. Он еще не знал, что есть раны, пролитую кровь из которых не может высушить даже время…
Подойдя к Дереву ближе, Зябко увидел, что это могучее старое дерево с большим дуплом. «Здесь, наверное, и живет Мерзко», - пронеслось в голове Зябко, а потом все мысли вообще вылетели из головы Зябко, потому что он заглянул в Дупло Одного Дерева и разглядел там то, что искал.
- Я хочу узнать о тебе побольше, Мерзко, - только и сказал Зябко, когда нашел ее в Дупле Одного Дерева.
Зябке стало радостно вместе с Мерзко, а Мерзко забыла те дни, когда она сидела в одиночестве в Дупле Одного Дерева и горько плакала, и тоже стала счастливой. Они гуляли в Окрестностях Холма, и Мерзко рассказывала Зябке о себе. Она рассказала о цветных осколках бутылочного стекла, что она всегда собирала на берегу Серого Моря и показала сколько их уже собрала в Дубле Одного Дерева. Зябко смотрел и удивлялся, не понимая, зачем она их собирает, но ничего не говорил - удивлялся молча и всегда про себя. Она показала кусты цветов, которые выращивала вокруг своего дома - Дерева. Это были странные кусты, колючие с большими отвердевшими стеблями, которые походили больше на кустарник, нежели на кусты цветов, в осеннюю пору совсем не похожие на своих нежных увядших собратьев. Эти серо-коричневые колючки немного напоминали Зябке кусты малины, росшие рядом с Валунами, но Мерзко называла их цветами, и Зябко ей верил.
Зябко показал Мерзке Корзину и научил собирать крупицы солнечного света, познакомил с Солнцем, Жур-Журом и, конечно же, с Истинами.
- Это один из друзей Зябко, - шептали истины, разглядывая Мерзко.
Сначала они немного смущались, но, познакомившись с Мерзкой ближе, поняли, что она такая же хорошая, как и Зябко, и ее можно не опасаться. Они катались на листьях, а в промежутках рассказывали Мерзке, как они живут. Мерзко была счастлива. Она и представить себе не могла, что за такое короткое время можно приобрести столько много друзей.
Шло время, и Зябко проводил это время вместе с Мерзкой. В Окрестностях Холма это время называлось Когда-Жур-Жур-Начинает-Уходить. Так назовем его и мы, ну а если кто-то захочет более точного названия, скажем коротко: наступала зима, - подумав про себя в очередной раз, что некоторые не умеют слушать сказки.
Зябко любил время года, когда Жур-Жур начинал уходить. Тогда деревья с тихим шелестом начинали стряхивать пожелтевшую или покрасневшую листву, а Ветер был добрым – он ласково трепал листву и помогал листьям красиво и плавно опадать и неспешно, почти не слышно перекатываться по земле, и вскоре те Окрестности Холма, где росло много деревьев, покрывал сухой, шуршащий под ногами покров, который оставался таким почти до самой Зимы – ведь Шум уже почти не заглядывал в Окрестности Холма. Так всегда было в этих краях в это время года.
Жур-Жур, как и путешествующие по земле опадавшие листья, уходил неспешно. Сначала он становился холодным и звонко чистым, и в его хрустальные воды уже нельзя было входить, не рискуя простыть, а вслед за этим воду у его берегов покрывали тонкие льдинки, и тогда Зябко понимал, что в Окрестности Холма совсем-совсем скоро придет Зима.
И, может быть, в это время произошло одно волшебное событие, а может быть и чуть раньше, когда листья лишь начали опадать, еще не выткав шуршащий покров. Эта волшебная вещь может покажется кому-то странной и непонятной, но, согласитесь, нет такого волшебства, которое было бы объяснимым и понятым, иначе волшебство не было бы волшебством, не так ли? А то, что случилось, было ведь именно волшебством. Вы это поймете, когда я расскажу вам…
… как Зябко стал Мерзко.
Они сами не заметили, когда Зябко стал Мерзкой, а Мерзко стала Зябкой – это случилось само собой.
- Я не могу представить как я жил без нее, и вообще жил ли я раньше без нее. Мне кажется, что она все время была со мной, - говорил Зябко, а Старый Валун молча слушал его, думал, а потом отвечал, и Зябко слышал его голос::
- Когда случается полюбить, такое бывает… Так и должно быть... Такое случалось раньше со многими… так произошло с тобой… и… так будет происходить со многими после тебя…
- По-лю-бить, - произнес Зябко по слогам. – Какое странное слово. Я никогда раньше не думал про это слово. Так значит это любовь?
Старый Валун молчал в знак согласия, и лишь Ветер еле заметно обдувал его каменные бока, заросшие мхом.
- Так и должно быть, - повторил Зябко слова Старого Валуна и улыбнулся.
И Зябко (теперь уже Мерзко) полюбил Мерзкины цветы и осколки разноцветного стекла, что Мерзко собирала каждое утро на берегу Серого Моря, потому что теперь это были его цветы и его осколки, и он был за них в ответе. Зябко понял, что узнал Мерзко только сейчас, когда сам стал Мерзко, что он совсем не знал Мерзко раньше, даже не смотря на то, что пытался узнать ее, после того, как нашел. И Зябко понял, что все это время пытался узнать о ней, но не ее. И только сейчас он узнал ее – Мерзко, каждый день собиравшую осколки разбитых кем-то цветных стеклянных бутылок…
А Мерзко могла теперь часами сидеть на вершине Холма и собирать крупицы солнечного света в Корзину, чтобы потом отдать их истинам, а в конце для провожать оплавленное Солнце за горизонт, потому что теперь это была ее жизнь и ее приятные обязанности.
И им было хорошо, даже когда они не видели друг друга, потому что Мерзко стала частью Зябко, а Зябко - частью Мерзко, а вместе они были единым целым…
А потом пришла Она, и все изменилось. Но это, мои друзья, как вы, наверное, уже поняли совсем другая история…