За окном цвела весна, била слезы по ветвям, красила нежной акварелью небо. Снег становился пряным, дряблым, рыхло-звонким и послушным в лепке комьев, а все равно надоел: люди носили легкие пальто, снимали теплые шарфы и уютные шапки, распахивая лица навстречу теплу и свету.
Так творилось по всей Москве, и Подсосненский переулок не спрятался в зимние краски. Мокрый асфальт блестел на солнце, капало с крыш, трепались на ветру полосатые ленточки там, где снег сбрасывали на землю.
Мастер в своей квартире обнаружил на подоконнике письмо, написанное на зеленой бумаге, и хитровато улыбнулся. Теперь он сможет сделать что-то и для демона тоже.
Девушка с янтарными глазами, смеясь, звенела браслетами на запястьях, теребила на шее золотой с зелеными листьями шелковый платок, распахивая кожаную куртку на вишневой подкладке и растрепав неверные кудри. Февральские ночи уже давно прошли, она и думать забыла о дожде.
Девушка, которая играла на скрипке, покидала свои вещи в сумку, схватила футляр и, негромко попрощавшись, ушла от Художника. А он вытер руки, испачканные масляной краской, и стал собирать кисточки, дав свежему весеннему сквозняку овевать новую картину - с девушкой, играющей для новых времен. Он жил, как раньше, только рисунки на стенах покрылись пылью да выцвели под пляской солнечных зайчиков. Он устало провел пальцами по круговерти танца времен года, оставляя следы на них. Картинки смазались. Счастье ушло. С балкона - легкий смешок.
- Что же ты так искажаешь то, что было?
Он обернулся. Осенний Ветер, ну конечно. С вишневым шарфом на шее, в белой рубашке, с посвежевшим лицом и пушистыми русыми кудрями на плечах.
Художник подошел к ней и очень нежно обнял ее за плечи. На сером пальто остались следы масляной краски. Она только улыбнулась.
- А пойдем сегодня в кофейню? - не выпуская его руки из своих, предложила она.
Художник удивился. Они раньше только по ночным улицам гуляли вместе. Он наскоро привел себя в порядок после работы, и они пошли в кофейню.
Они сидели за столиком на улице, а облуживала их девушка с глазами цвета весенних сумерек. Ее изящные руки с легким звоном оставили на столах гореть две белые-белые чашки, а Художник все смотрел на руки Осеннего Ветра и никак не мог понять, что же с ними не так.
С ней вообще все было не так.
- Что же с тобой творится? - скорее сам себе, чем ей, пробормотал он. А она только взглянула на него внимательно-внимательно своими серыми, как дождь, глазами, поверх ободка чашки.
Ему показалось, что выражение ее глаз на долю секунды резко изменилось. Но она моргнула - и наваждение прошло.
- Я пока еще не уверена, - сказала она, поставив чашку. - Но что-то значительное, важное.
- Но что же?
- Весна, - немного загадочная улыбка. - Вишни.
- У тебя осенний вишневый шарф, - заметил он.
- Конечно. Но на самом деле мне он уже не нужен, - она устало размотала его и бросила на тающий снег.
Художник уставился на нее во все глаза. Вот уж не было печали...
- Я больше не могу быть Осенним Ветром. Мое время пришло. Извини, - она поднялась из-за столика, опустив голову.
- Но почему? - вполголоса, совсем запутавшись, спросил он.
- Наверное, потому, что на самом деле... я тебя попросту ненавижу, - ее глаза были мягкими, но пустыми.
- За что? - совсем посерев, вздохнул Художник.
- За то, - она опустила голову и грустно улыбнулась, - что ты - без меня - сможешь жить. А я, - ее голос сел, - без тебя - нет.
Он смотрел на нее, не понимая, что вообще происходит.
- Да пойми, я же - всего лишь маленькое твое вдохновение, - начала объяснять она. - Я живу одними твоими картинами. И если ты уйдешь, я не смогу больше существовать, хоть Осенний Ветер и вечен - я стану собой. Художник, без тебя я никто - глупая девочка в сером пальто и ветер, ненужный никому весной - да и те поврозь.
И тогда ему стало больно. Куда больнее, чем ей, потому что он чувствовал себя виноватым, а она - всего лишь обреченной. А такие уж у них были характеры, что Осенний Ветер легко принимала свою судьбу, а Художник был чересчур ответственным.
Но она только развернулась на каблуках и перешагнула через бордюрчик. Провалилась сквозь случайную лужу на асфальте, оставив шарф валятьсян а снегу.
Художник посмотрел на прощание на вишневое пятно и ушел к себе домой.
Кресло скрипнуло, зашуршала синяя скользкая ткань.
- А ты у нас за полгода прилично обросла, - критично перебирая русые пряди, заметила Надежда.
- Ну а как иначе, - она чуть виновато улыбнулась.
- Так-с, что делать с тобой будем? Подравнять, или может...
- Ты меня под мальчика постриги, - попросила барышня.
- Вот как, - брови парикмахерши сделали прыжок, и она взялась за дело.
Сумерки сгущались. Художник сидел у себя на кухне и пил чай из пакетиков, заваривая по три штуки на чашку. Внезапно порыв ветра распахнул все окна, сшибая тюль, завыл под потолком, разбивая стекла, сталкивая картины. Художник бросился закрывать окна, и...
На перилах балкона висело потрепанное серое пальто.
Звонок в дверь. Такие старые звонки сохранились уже не везде, звенят противно, но имволично.
- Открыто, - громко возвестил Мастер.
- Добрый вечер, - сказал мягкий девичий голос.
Мастер вышел в прихожую. Она сняла черную шляпу и черное полупальто, провела рукой по стриженым светлым волосам и протянула хозяину сетку с краплеными алым апельсинами.
- Так это ты хочешь выплавить металл, который не будет бояться рук Демона? - поинтересовался он, покачивая сеткой.
- Да, я. А это - взятка, - совершенно серьезно ответила она.
- Ну, раз так, - проходи, я покурю кальян, ты-то все равно не захочешь... А взятку свою сама ешь, Подмастерье.
Она только рассмеялась, начав чистить апельсины с кровавыми прожилками янтарным ножиком.
А Осенний Ветер осталась жить в одной-единственной прядке, отпущенной вдоль шеи девушкой в черной шляпе.