Захват Миссури-1, 5

Артем Ферье
Как наверняка заподозрил проницательный читатель, речь пойдёт о недавнем «праздничном» скандале. Вернее, с него она начнётся – моя речь. Если кто не в курсе, тема такая: на плакаты ко Дню Защитника Отечества с поздравлением «С ПРАЗДНИКОМ ВАС, ВОИНЫ РОССИИ!» случайно заплыл линкор US Navy «Миссури». Если кому интересны тривиальные подробности – вот ссылка:

 http://www.newsru.com/russia/22feb2006/rekk.html

А для людей с повышенными информационными запросами, кому интересны подробности НЕ тривиальные, пожалуй, настало время приобщиться к сокровищам истинной крипто-журналистики, что нарыл ваш покорный слуга.

Для начала, чтобы расставить точки над гласными: это действительно «Миссури», он же «Mighty Mo», американский линкор класса «Айова». Главным образом на это указывает бортовой номер: 63. Признаюсь, я, по доброте душевной, пытался найти оправдание художнику и какой-нибудь нашенский корабль с таким же номером, своей наружностью хоть сколько-нибудь похожий на этот. Но не смог, что неудивительно: у наших кораблей номера всё больше трёхзначные. Были надежды на крейсера проекта 63 – но нет: нифига не похоже. Да и потом, откуда у художника рекламного агентства редкие эскизы проекта 63, так и не дошедшего до постройки? Их и я-то с трудом надыбал.

С другой стороны, правы те, кто утверждает, что линкоры класса «Айова» чем-то напоминают русские артиллерийские крейсера. Да, вечером двадцать третьего февраля их, линкоры, очень легко можно спутать с довоенным «Кировым», а утром двадцать четвёртого – даже с ракетным «Кировым», который теперь «Адмирал Ушаков».

И вообще, это только у базы «Вавилон-5» все дизайны уникальные да оригинальные. Там сразу видно, где кентаврианский крейсер, а где, скажем, мелмакианский. Инопланетяне – люди реальные, в эстетике знают толк. А у нас, на грешной Земле, - угнетающее однообразие корабельных форм: нос спереди, корма сзади, бластеров нету вовсе, а всё больше пушки, и всё больше прямые, без затей.

Да и в мельчайших деталях – полное (и очень подозрительное!) совпадение американских линкоров с русскими крейсерами: длинный нос, три башни по три пушки, две спереди, одна сзади, и вся эта инсталляция компактно сгруппирована вокруг труб, радиомачт и прочей выпирающей петрушки.

Такая компоновка была типичной для середины прошлого века, даже – классической. Здесь мы проведём небольшой экскурс в теорию крейсероведения, потому что у меня тут обширные познания, а ими полагается хвастать (иначе зачем они вообще нужны?).

Во-первых, почему именно три орудия в башне? Отвечаю: потому что это больше, чем одно, как у крейсера «Красный Кавказ» (которому чуть-чуть не хватило огневой мощи для разгрома Манштейна в Крыму) и даже больше, чем два, как у фашистского линкора «Бисмарк» (который в первом же походе был потоплен англичанами). Очевидно, что три – лучше одного или двух: говоря по-научному, повышается «пертемпоральная стрелючесть».
Но почему тогда не четыре или пять, спросите вы? А вот тут, как говорится, «у башню не лизе, батьку».

Далее, почему три башни, а не две или четыре? Отвечаю. Потому что четыре – многовато, особенно если в каждой по три пушки. Получается большой плавучий чемодан класса «Севастополь» (это ещё при царе Николае было, а он не только в корабельстве фишки не рубил). Если ж по две пушки в башню совать – то жидковато. Всего восемь получается, а не девять. Кстати, у «Бисмарка» было четыре башни по два ствола, и у самого длиннющего британского крейсера «Худ» - тоже. И чем кончилось? «Бисмарк» потопил «Худа» посредством роковой случайности, при помощи Ананербе, ну а сам нашёл закономерный конец… ах да, рассказывал уже! А всё потому, что концепция четырёхбашенности – порочная.

 Но почему не две, спросите вы? Объясняю: время показало нецелесообразность. Вот у старых броненосцев было две башни – так у «Потемкина» слетели обе, и он поплыл бомбить Одессу, а потом и вовсе подался к румынам. Про это даже кино было, только мне копия с побитой звуковой дорожкой досталась.

И вообще, чётное число башен не годится. Тут дело в арифметике и тактике. Видите ли, чётные числа имеют благородную привычку делиться. Причем, надвое. Соответственно, у конструктора возникает искушение раскидать башни поровну: скажем, две вперёд, две назад. Или наоборот. На первый взгляд, логично и справедливо. Но только на первый взгляд. Потому что у кораблей есть такая особенность: вперёд они плавают резво и шустро, а назад – вяло и неохотно. И если вы идёте на противника носом – то всё нормально, вы достигните его быстро. Но если вы преследуете вражескую эскадру задним ходом – сближение происходит слишком медленно и две кормовые башни успевают расстрелять весь боекомплект. Дальше приходится уныло и скучно, в гнетущей тишине, коротать за ромом и картами время до захода на абордаж. А такое пассивное ожидание деморализует команду. Поэтому одной кормовой башни – вполне достаточно, больше не надо.

И – последний возможный вопрос: почему нужно собирать все эти башни поплотнее, а не разбрасывать по всей длине? Объяснение очевидное: забота о людях, чтобы матросам палубу драить было легче. Это как в школе при генеральной влажной уборке класса: все парты и стулья собирают и громоздят где-нибудь в одном месте.

Вот так и получилось, что все правильные корабли в чем-то были похожи друг на друга: девять стволов в трёх пучках и длинные гордые носы. Только габариты разные. К примеру, эта самая «Миссури» по водоизмещению в пять раза пузатее довоенного лёгкого «Кирова», а современного тяжёлого – вдвое. У нас таких «бегемотов» не было вообще, потому что «Советский Союз» так и не достроили, а конфискованный у макаронников «Джулио Чезаре», впоследствии «Новороссийск», был и древнее, и мельче, и недолго. Но не спешите огорчаться: как выяснилось ещё в 42-м году у атолла Мидуэй - «первым делом самолёты», потому авианосцы рулез, а кораблики с пушками – это вообще отстой и мастдай. Если, конечно, ракеты на них не поставить.

Однако смотрится «мегалинкор» середины века оченна даже презентабельно: неудивительно, что авторы плаката выбрали его для отображения мощи. Американцы в своё время их даже обратно в строй вернули после тридцатилетней консервации. Потому как авианосцы и ракетные крейсера не столь грозные на вид, а подлодки – те вообще ныкаются под толщей вод, и ими особо не похвастаешь. А хотелось, чтобы флот был красивым и внушительным. Американцы – они очень тщеславные. Ну а «Миссури» - это вообще для них самый что ни на есть культовый «джаггернаут». Они его аж до девяносто второго года боевыми походами мучили, а потом с «помпой понта» поставили на прикол в Перл-Харборе и оборудовали там музей (вроде как у нас на «Авроре», хотя, конечно, куда этому «Миссури» до «Авроры» по убойности главного калибра!).

И по хорошему счёту, я не понимаю, с чего наши военные так обиделись на этот плакат? В чём наезд на русский флот-то? Вот если бы здоровый ракетный крейсер с номером 183 под звёздно-полосатый флаг поставили, на какой-нибудь буржуйской открытке, – тогда и впрямь досадно. Потому что в миру он - «Петр Великий». Человек и атомоход. Русский самодержец, русский «ракетовержец». Не замайте красу и славу!

А тут, если кому и обижаться, - так это янкам, что мы ихнюю плавучую гордость без единого выстрела «прихватизировали», парой лёгких движений мышки на графическом редакторе. Но они с юмором отнеслись, несмотря на своё тщеславие.

Кстати, мне очень понравилось, как отмазался глава столичного комитета по рекламе и оформлению Владимир Макаров. Мол, на борту «Миссури» была подписана капитуляция Японии, положившая конец Второй Мировой войне, а поскольку советские войска сыграли решающую роль в той войне, в том числе и в разгроме Японии, этот корабль, как символ, и есть главное прославление отечественного могущества

На заметку господину Путину. Владимир Владимирович! Вы бы сказали своему «главному по денюжкам» Лёше Кудрину, чтобы он переводил этому парню, Владимиру Макарову, зарплату вашего министра «по грозному железу», с не помню какой фамилией. Потому что это умный парень, в смысле, господин оформитель, точно Вам говорю. Он знает историю и знает, когда и что сказать. В отличие от некоторых, которым лучше бы иногда жевать, а не говорить, что ампутация половины человека – это «ничего особо страшного». Вот на таких нечего казну разбазаривать: за такие слова из уст министра обороны и враги заплатят. Сами же знаете: врагов у России много, и все они страшно богатые. Впрочем, не будем о грустном. Вернёмся к «весёлому» плакату.

Самое главное – никакого скандала бы вовсе не приключилось, если бы художник затёр этот злополучный номер, 63. Совсем простая, казалось бы, операция. Вжик эрейзером – и получается могучий, но совершенно абстрактный стальной крокодил. Чем-то смахивает на американского? Ну и пусть: ихний президент Джордж Буш Младший тоже подозрительно смахивает на одного моего знакомого сантехника. Только и разницы, что этот сантехник лучше «размовляет» по-английски, не говоря уж о смысловом содержании речей. Потому что это правильный сантехник, работающий в нашей газете. И работает, замечу, на славу.

При этой мысли мне тоже захотелось поработать. И проделанный труд принёс неожиданные, я бы даже сказал, сенсационные результаты. Да, пора б уж перейти к обещанной крипто-анало-журналистике! А то, наверно, я неслабо утомил читателя пустыми разглагольствованиями в пользу бедных и на страх пиндосам, робким, но злокозненным. Согласен, это всё можно послушать в какой-нибудь программе «Однако» - а от реальных журналистов ждут чего повкуснее. Жареных уток в клубничном соусе. Что ж, засучив рукава, приступаем к стряпне.

 Итак, что у меня было в «холодильничке» для начала? Было – явное несоответствие, сквозящее в этой истории. Не заметили? Не беда: в конце концов, это ж я крутой аналитик, это моя работа несуразицы подмечать. А несуразица такая: художник добросовестно убрал американский флаг. То есть, он, вероятно, понимал, что раз флаг американский – то и корабль скорее всего американский, а не какой-либо ещё. Художники – люди, конечно, мирные (Пикассо, там, Верещагин) и сухопутные (кроме Айвазовского), от военно-морских дел далёкие, но такие вещи даже они обычно понимают.

Понимал художник и то, что если тиснуть корабль на плакате «as is», под звездато-полосатым стягом, может получиться не совсем удобно. Потому флаг он подправил. А вот номер – забыл. Хотя должен был бы допереть, что если корабль большой и красивый – то наверняка известный. И кто-нибудь его непременно узнает: в юности, скажем, видел, на романтической лодочной прогулке у берегов Сан-Диего, сквозь утреннюю дымку, сентиментальными капельками слезящуюся на линзах перископа… Или - в кино; или в школе «Зарубежное военное обозрение» читал - да мало ли?

В прошлом году, вон, на поздравлении с днем ВМФ тиснули фрегат, обратно американский (однако, тенденция, перерастающая в традицию). Так его живо опознали и тотчас вознегодовали. Замечу, в прессе его обозначали как «фрегат «Нокс» под номером 1071» - но тут журналюги всё перепутали, как водится. Нет, конкретная фамилия у того фрегата 1071 – «Бейджер». «Бейджер» из клана, то бишь, класса «Нокс». А собственно «Нокс» - 1052. Ну да не важно. Важно – что и маленький вражий фрегатишко нашим бдительным морским волкам за просто так не впаришь.

Хотя фрегат – это не линкор, это даже не крейсер, это что-то вроде амбициозного эсминца, который возжелал величаться звучно и аристократично. В общем, это гораздо меньше железа – но его всё равно опознали. Причем, вы думаете, все наши моряки так уж фотографически точно помнят обводы всех боевых кораблей галактики? Линкоров класса «Айова» - да. Но мелочёвку вроде фрегатов – вряд ли. Опознали его, думается, по номеру. Потому что у американских фрегатов номера четырёхзначные, а у наших – трёхзначные, как уже было сказано.

Тут есть очень тонкая военно-морская хитрость. С одной стороны, это как система «свой-чужой», чтобы корабли в море не запутались и эскадры не смешались. Но если всё-таки нужно выдать себя за противника и просочиться в его акваторию – согласитесь, гораздо проще лишние цифирки на бортах дорисовывать, чем соскабливать. Поэтому наш флот – самый непобедимый. Впрочем, мы отвлеклись.

 Смысл в том, что всякий юнга в курсе: трёхзначные у нас фрегаты (равно как и крейсера, и эсминцы). И кому-то, наверно, оно показалось подозрительным: как так, российский корабль – и вдруг с четырёхзначным номером? Ну а там уж – пробили, что конкретно за посудина.

Вот и здесь, с линкором этим, наверняка первым делом на номер обратили внимание: чего это он не трёхзначный, а двузначный? Как не родной корабль вовсе, а какой-нибудь стейтсовский «бэттлшип»? Пригляделись: и точно, так и есть. На том художник и попалился.

Согласен, художнику вовсе ни к чему знать всякие нюансы бортовой нумерации кораблей, но можно было предположить, что сохранение номера до добра не доведет? Разумеется. После недавнего скандала с помянутым фрегатом – уж точно осторожность надо было проявить в «патриации» чужого корабля. И все индивидуальные признаки, особенно личный номер – затереть со всем тщанием, от греха. Вытравить с мясом, как наколку I LOVE MVD перед подсадкой на общую зону.

Так почему не вытравил, не свёл, не стёр? Небрежность? Обычная «ди руссишь халтура»? Ну, это-то у нас палочка-выручалочка на все случаи жизни – любые свои проколы национальной безалаберностью объяснять. Нет, не будем поддаваться искусу и искать лёгких путей.

Злой умысел? Идеологическая диверсия? Что ж, художники, конечно, пацифисты, порой и воинствующие пацифисты, порой и «умри-всё-живое» пацифисты, но вряд ли в этом рекламном агентстве окопался такой маньяк, чтобы намеренно портить праздник ветеранам-мореманам. Тем более – ценой очевидных личных проблем.

И тут меня будто громом ударило, по всему организму током прошибло (совсем как тогда, в том санатории с белыми стенами, где к моим вискам прикладывали контакты и говорили, что Ален Даллес не мог являться ко мне в куклуксклановском балахоне и надиктовывать свой гнусный план по растлению русского народа; тогда я был вынужден согласиться, в целях конспирации; но сейчас уж буду принципиален до конца). Итак, меня озарило, осенило и прорубило: этот художник не затёр номер корабля по очень простой причине. Он не стал менять номер – потому что вообще НИЧЕГО не менял на фотографии. И флага он тоже НЕ убирал.

Да-да, именно так. Он взял фотку и разместил как есть, будучи совершенно уверен, что это российский корабль. И трудно было усомниться, когда над ним реял российский флаг. Откуда было знать художнику, что этот красавец с номером 63 - на самом деле называется «Миссури»?

Что ж, это уже пикантно: при каких таких обстоятельствах «Миссури» мог рассекать хляби и глади под российским флагом, да ещё позировать в таком виде перед объективами?

Я добросовестно порылся в редакционных архивах, до рези в глазах вглядывался в десятки тысяч самых разных снимков «Миссури» во всех морях и ракурсах. Я промотал парсеки кино- и видеоплёнки, прокрутил сидишек на три Савёловских рынка. Битва за Окинаву, Корейская война, Война в Заливе… «Миссури» в разных эпохах, в разных ситуациях, в разных «компаниях».

На одном снимке из папки «SETI Project: red-hot-top-top-top secret» было чётко видно, как над линкором завис какой-то святящийся металлический диск. С него на палубу линкора ниспадали верёвки с крючьями, и американские морячки в своих курортно-белых униформах прилаживали к крюкам полиэтиленовую упаковку с тёмно-коричневыми бутылками. Заинтригованный, я «призумил» картинку. Но едва я разобрал «лого» на бутылках - разочарованно вздохнул. Так и есть – «Пепси-кола». Чего еще от амеров ждать? Опять ничего интересного.

Я закурил сто двадцатую шестую сигарету за вечер. Мне положительно не везло: так и не посчастливилось отыскать ту самую фотографию. Где над «Миссури» висит русский «фланкер», а на фоне монопольно красного триколора – тёплые слова «С ПРАЗДНИКОМ ВАС, ВОИНЫ РОССИИ».

Я уж подумал: а вдруг всё-таки художник скомпоновал картинку из разных? Но нет, это никак невозможно. Если б он умел делать такие сложные штуки– номер вытравил бы непременно.

Так или иначе, пока был облом. Что ж, решил я, придётся дать отдых глазам и поработать ногами. Надо разобраться на месте, порасспрошать народ. И я позвонил в бухгалтерию, чтобы заказать командировочные.

Будь я какой-нибудь новичок и дилетант, я бы взял такси и поехал бы в Перл-Харбор, где на дне бухты покоятся шесть линкоров, павшие жертвой самурайского коварства, а «Миссури» стоит над ними на почётном приколе. Но я не новичок. Я – тёртый, заматерелый профессионал, потому знал точно: в Перл-Харборе меня уже несомненно ждут…

Нет, копать нужно было в другом месте. Надо было отыскать человека, который больше всех знал о последних днях «Миссури» в строю. Тогда ещё, я помню точно, линкор ходил под американским флагом. А помню – потому что сам видел по телевизору. И все это видели. Но не все умеют делать правильные выводы и находить нужных людей. Я же - искал бывшего кока с «Миссури», знаменитого ногомахателя и ножекидателя Сигала-Прыгала.

Путь мой лежал в Калифорнию, что в заморской стране Пиндосия (к слову, Калифорния – это исконная русская земля, такая же, как Аляска и пролив между Босфорой и Дарданеллом; у меня, антр ну, есть план, как вернуть нашей Родине Калифорнию в обмен на Северную Корею и прокурора Устинова – но об этом в другом месте).

Надо вам заметить, что Пиндосию недаром не любят патриоты всего мира. Дело в том, что у них всё не как у людей. Даже времена суток. Вот я специально и полётное время рассчитал, и с вылетом подгадал так так, чтобы приземлиться утром – ан не помогло: злокозненные пиндосы учинили к моему прибытию глубокую ночь. Пришлось добираться из аэропорта пешком и огородами, потому что электрички я не нашел, а таксисты у них, как известно, личности тёмные, а то и очень тёмные, а то и вовсе негры.

Вот так, короткими перебежками по тени, я добрался до садоводческого товарищества с экзотическим названием Малибу. Дверь дома, где жил Сигал-Прыгал, была заперта, поэтому мне пришлось забраться в его спальню через окно.

Стараясь не шуметь, я растолкал его, поднял с кровати и привязал к стулу, чтобы ему удобнее сиделось. Беседа предстояла долгая – ну да мне не привыкать.

Сначала этот крепкий парень, кажется, решил поиграть в героя и уйти в глухую несознанку. В ответ на все мои вопросы он лишь дёргал головой и мычал что-то невразумительное. У меня аж все сигареты вышли – прижигать его монументальную фигуру. Но я решил прибегнуть к испытанному средству – спиливанию зубов надфелем – и решительно сорвал скотч с его партизански надменной усмешки. Вот тут-то его и прорвало, что неудивительно: никому не вынести пытки напильником, это почти как бор-машина в зубном кабинете или как сидеть в одном колодце с певцом Витасом.

Сигал-Прыгал выложил всё и заложил всех. Поначалу я отказывался верить услышанному – настолько невероятными были его откровения. Я переспрашивал, поигрывая напильником:
«Так ты хочешь сказать, что на самом деле никому ты кадыков не вырывал, две роты плохишей на том корабле не перешмалял и подлодки не топил?»

 Он кричал, отчаянно елозя на стуле:

«Да, да, это было кино. Это всё было fucking кино. Это всё понарошку, all this shit, no shit!»

Я строго нахмурился:

«Да чё ты мне лепишь? Я сам журналист и потому знаю: нельзя снять на камеру то, чего не было!»

Он плакал, как жалкий трус, раскрывая лживую «кухню» своих арапских махинаций:

«Понимаешь, это же Голливуд, это целый бизнес. Это декорации, это спецэффекты, это компьютерная графика…»

Тут в стену постучал недовольный хозяин дома, у которого Сигал-Прыгал снимал угол. Очевидно, его разбудили покаянные вопли этого жулика. Надо было уходить: неровен час нагрянут какие-нибудь негры в синих рубашках и оштрафуют меня за курение в помещении. В Пиндосии с этим строго: объясняй им, что я не столько даже курил, сколько Прыгала бычками прижигал, во имя правды!

Но в целом картина была ясная: мне удалось вытянуть главное. Этот Сигал-Прыгал – герой фальшивый, бутафорский, дешевый трюкач и врунишка. А на самом деле никаких чудес отваги и кунг-фу он не являл, никаких гадских «терриков» не отстреливал, и вообще линкора он не отбивал, ни в одиночку, ни на пару с этой девкой, которую накачали наркотой и запихнули в торт, как монетку на счастье дантиста.

Что же из этого следует? А из этого следует, что ЛИНКОР «МИССУРИ» ПО-ПРЕЖНЕМУ НАХОДИТСЯ В РУКАХ ТЕРРОРИСТОВ!!!

От этой мысли мне сделалось нехорошо. Мозг свело, он сжался, как греческая губка, изойдя обильной холодной испариной. Сердце обмирало. Ведь линкор «Миссури» - это не только эстетичный дизайн и славное прошлое. Это, по сути, водоплавающая «звезда смерти», это пушки такого калибра, что страшно заглянуть в жерло, и дофига ракет. Причем некоторые – с ядрёными начинками. Вот и получается, что на борту «Миссури» было документально оформлено окончание Второй Мировой войны – и с его же борта может стартовать зачин Третьей (аналогия мне понравилась, но думать над стилистикой было некогда, при таких тревожных делах).

Однако ж, во всём этом оставались неясности и нестыковки. Насколько помню, до захвата линкора террористы где-то надыбали китайскую подлодку. На ней они пересекли океан и пришвартовались к «Миссури». Вроде, всё гладко. Но только не для такого эксперта по маринистике и субмаринистике, как ваш покорный слуга. Я, помнится, ещё тогда, когда эту фуфельную хронику событий смотрел, озадачился: как это китайская подлодка? Это абсолютно невозможно: никакая китайская подлодка не доплывет и до середины Тихого океана. Гребцы устанут, и рис закончится. Китайцы ведь даже до Тайваня доплыть не могут, а то бы он давно ихний был. Нет, здесь что-то не то… Но если подлодка не китайская, значит…

И вот тут меня вторично озарило, потом стукнуло, и наконец осенило: а кто сказал, что «Миссури» захватили именно террористы, плохие ребята с немытыми руками и нечестивыми помыслами? Кто сказал? Сигал-Прыгал? Ну да какая вера ему, когда он уже был уличён мною в мухлеже самом беспардонном? «Единожды Сигал – кто тебе поверит». Так что, если байки про его мнимые подвиги – брехня, то может, и гады – не гады?

И я понял, что сделался жертвой стереотипа восприятия. Ведь что получалось по телевизору? Там главным у захватчиков был парень в косухе и бандане, бывший агент ЦРУ. А ЦРУ – это Центральной Разведывательное Управление Пиндосии. Только все знают, что на самом деле никакое оно не разведывательное, а как есть шпионское. Эти ребята, утратив всякое чувство греха и стыда, занимаются отвратительными вещами: впрыскивают «Фанту» в легковерные головы братских нам хохлов и впаривают свои грязные баксы всяким хельсинским теткам, которые защищают наши права от тех, кто их, права, охраняет. Чем вносят немалую сумятицу в умы и кристальную решетку социума.

Соответственно, я решил, что раз этот парень из ЦРУ – значит, изначально плохой. А ведь это типичный ярлык и предубеждение. Нельзя так: сразу к людям без доверия. Надо разобраться.

Итак, этот парень понял, осознал на некотором этапе своего тернистого пути, что ЦРУ – плохое. Но ведь терроризм – это ещё хуже? Так зачем бы ему от одного худа другое искать? Неконструктивная какая-то диалектика. Не логичнее ли – добра от худа? Человек – он ведь к свету стремится. Ну и, может, он в конце концов понял, кто на этой планете хороший? Что ж, усмехнулся я, это многое объясняет. В частности – почему над «Миссури» развевается наш флаг…

Но для окончательного успокоения нужно было удостовериться, что могучий линкор – в чьих надо руках, а не в абы каких шаловливых.

Не спрашивайте меня, как я действовал: это всё оперативная тайна. Да я и сам уж не помню. Пришлось встречаться со многими источниками, пожелавшими остаться неизвестными, задействовать каналы, пожелавшие остаться неканающими, и употребить цистерны спиртопродуктов, пожелавших не остаться. Вот выйду на пенсию, сяду за мемуары – там наплету чего-нибудь. Все так делают. А пока – молчок.

Но я нашел его, этого доблестного рыцаря косухи и банданы, этого скромного корсара России, «закаперившего» для нашего флота этот замечательный военный корабль.

Как и следовало ожидать, герой скрывался в особо секретном месте, вроде того, где у меня случалось озарение на тему Плана Даллеса. Справедливо опасаясь мести со стороны ЦРУ и адмирала Испании дона Мигеля де Эспиносы и Вальдес, бедняга никому не раскрывал своего настоящего имени и воинского звания. Только мне, потому что у меня честные серые глаза и я умею внушать людям доверие.

Оказалось, его фамилия Блад, а бывшее звание у американской военщины - капитан (признаться, я думал – не меньше майора). И захват «Миссури» был не первой его блестящей операцией. Он поведал, как ещё в семнадцатом веке у берегов острова Барбадос с ватагой соратников из британского революционного движения он успешно штурмовал фрегат «Синко Льягос» (номер неизвестен, но наверняка четырёхзначный), водрузил на мачте Андреевский флаг и нарёк корабль «Арабеллой».

То, что он сочувствует арабам, меня нисколько не насторожило, потому что ХАМАС оказался вовсе не террористической бандой, как раньше напрасно думали, а группой миролюбивых интуристов, желанных гостей Москвы.

Бравый капитан долго плавал на «Арабелле», покрывая себя славой, а днище ракушками. И если слава – штука непреходящая, то ракушки – неумолимая. Посудину пришлось сменить. Только вот и плавать капитану поднадоело: четыре века – не шутка, любого укачает. И своё новое приобретение, «Миссури», он подарил России, к которой всегда испытывал нежные чувства.

«Русские в своей речи так часто употребляют мое имя, - объяснил Блад. –Бывает, раза три-четыре помянут в одной короткой фразе. Да и имя, «Питер», - тоже. Такая, знаете ли, музыка: «Куда, Блад, прёшь, Питер, Блад? Дороги, Блад, мало, Блад?».

Выяснилось, что «Миссури» он отогнал через Каспийское море, вверх по Волге, в Куйбышевское водохранилище.

«Там и сдал под расписку инспектору рыбнадзора. Там и стоит, у города Самара. А «томогавки», естественно, все выгрузили, чтоб кому не пришло в голову стерлядь глушить. Она ж охраняемая. Да, так и стоит, на волжских раздольных волнах качается. Очень символично: «Миссури» в объятиях Волги. А мне грамоту дали, почётную, анамнез называется. И министр ваш оборонный благодарил, руку жал, в рыцари произвел, молоточком по коленке. Очень уж он рад был такому подарку. А по выходным приезжают в Самару его сыночки, покататься «Миссю» берут, с девочками. Дело-то молодое. Но так, по-тихому, не лихачат. Поставят синюю мигалку на полубак, узлов на двадцать раскочегарят – и в Жигули плывут за пивом. Один только раз какая-то моторка-казанка им прямо под форштевень выскочила. Небось, браконьер какой-нибудь: честному-то человеку с чего б так носиться, чтоб линкора на Волге не заметить? Но ничего, даже не посадили вдовушку того мужичка. Альгвазилы у вас добрые: почти и не пинали ее, грешную...».

Ну, это уж лирика. А моя работа – выжимать правду из фактов и их носителей.

«Значит, - уточнил я, - там, на Гавайях, у пирса Перл-Харбора покоится не «Миссури», а какой-то другой корабль?»

«Конечно, - кивнул он. – Это «Аризона». Как только амеры пропажи «Миссури» хватились – страшно перепугались конфуза. Вот и подняли со дна бухты «Аризону». Подновили, залатали пробоины от японских бомб, подкрасили. Никто и не заметил подмены: это ж «систершип». Пять их было, сестричек-то, друг на дружку похожие, что патрончики в мосинской обойме».

Теперь всё было ясно окончательно. Я встал, чтобы уйти. Благо, капитана Блада попросили на процедуры, и было бы неловко заставлять этих двух мужчин ждать. Я очень уважаю людей в белых халатах – ещё с того санатория.

Я уж погрузился в мысленную работу над сенсационной статьей по мотивам полученных умопомрачительных сведений, как вдруг мой давешний собеседник крикнул мне через весь коридор:

«Только это не «Миссури»! Это «Нью-Джерси»!»

Я встрепенулся:

«Что-что? Как-как?»

«А вот так. Я и сам сперва думал, что «Миссури» захватил, но это оказался другой линкор. Поди разбери их, такие похожие-то!»

Я опешил. Пол поплыл под ногами, как будто я вдруг очутился на палубе корабля. То ли «Миссури», то ли «Нью-Джерси», то ли «Арабеллы» - действительно, поди их разбери.

«Но позвольте, - уцепился я за соломинку, - а как же бортовой номер, 63?»

«А это код Самарской области. В Москве – 77, в Питере – 78, а в Самаре – 63. Да ты, мил человек, чай не водитель, что ли?».

Я до крови прикусил губы: а ведь верно! Его ж, линкор, когда принимали, должны были поставить на учёт по нашим Правилам. Порядок – он для всех един.

«Но где тогда «Миссури»?» - в отчаянии воскликнул я.

«Да мне-то почем знать? – раздраженно огрызнулся капитан Блад. Но тотчас блаженно расслабился: ему поставили укол. И он добавил, мягко-ироничным тоном: - Знаете, самое удивительное, что я договорился о захвате со старпомом именно «Миссури». А со старпомом «Нью-Джерси» - ни о чём таком не договаривался. Но сдался мне почему-то «Нью-Джерси», а «Миссури» - непонятно где. По-моему, это очень подозрительно: захватываешь один корабль – а сдаётся другой. Не находите?»
С этими словами он уснул, лелея на мужественной физиономии романтическую улыбку и пустив философичную слюну на ворот пижамы.

Да, трудно было с ним не согласиться. Или это какая-то иезуитская уловка американской военщины – или даже не знаю что.
Я потряс головой, чтобы упорядочить в ней факты.

Значит, в Перл-Харборе - «Аризона». В Самаре и на плакате – «Нью-Джерси». Ещё где-то плавает «Миссури», на борту её подкупленный старпом, который всё никак не дождётся обещанного захвата. Это может оказаться полезным в смысле укрепления могущества нашего флота.

Но с другой стороны, при таком-то бардаке в US NAVY, совершенно неясна судьба «Айовы» и «Висконсина». Амеры говорят, будто «Висконсин» - тоже плавучий музей, а «Айова» болтается где-то в резерве. Но они и про «Нью-Джерси» говорили, что он переведен в разряд музеев, хотя теперь мы точно установили, что он у нас, в Самаре и на плакате, причём под видом «Миссури», за которую музеем работает потопленная «Аризона». И вот скажите: разве можно верить амерам после всего этого? Да они сами, по ходу, запутались в своих дредноутах, милитаристы чертовы!

Голова у меня шла кругом, но я знал: я обязательно разъясню ситуацию. Я непременно найду и «Айову», и «Висконсин», и пропащую «Миссури». Это мой долг – журналистский, гражданский, патриотический. Ради этого я готов лететь хоть на край света, забуриться в самую пропащую дыру. Нигде им от меня не укрыться, лукавым блудным линкорам – ни в бассейнах Куршавеля, ни в подводных гротах Тенерифе, ни в злачных трущобах Дубаи, ни в диких горах Давоса. Ни времени, ни сил, ни средств не пожалею я…

Кстати, о птичках!

И я позвонил в бухгалтерию, чтобы заказать новые командировочные.