Москва, "Гаятри", 2006 г.
Долго думала, как подступиться к рецензии на эту книгу. О чем именно писать? Читала взахлеб, иногда пропуская страницы, потому что «Книга теней» имеет странную особенность открываться на самом нужном читателю месте. Приходилось потом возвращаться, какие-то главы проходить по три-четыре раза, потому что остановиться порой было невозможно.
И вот книга дочитана. Мне светло и чуть-чуть тревожно, странное ощущение волшебства разливается вокруг, хочется поделиться им, подарить всем окружающим, расплескать по универсуму, но как сделать все это – не знаю.
Просмотрела несколько рецензий на «Книгу теней» в интернете. Всякий раз недовольно морщилась: «Ах, все не то!» И с каждой следующей понимала, что у меня тоже не получится рассказать именно то. Передать атмосферу книги. Заинтересовать кого-то, пригласить к чтению.
Как?
Оценить интересный сюжет или блестящий стиль автора? Такой вот вполне попосвый ход, которым сейчас принято начинать рецензии и на модные книги Дэна Брауна, и на тяжеловесные романы Толстого, и на шедевры Набокова, и на конвейерный поток кумира миллионов Донцовой. Красивенький фантик, иными словами. А внутри – пустота. Конфетку съел рецензент, а читателю остается гадать на кофейной гуще: а не была ли реплика о сюжете и стиле данью бессилия? Нечего сказать – используй ясное, как солнце, сообщение о прекрасности стиля и сюжета. Еще можно язык упомянуть. Сочный и вкусный. И композицию. Оригинальная и на первый взгляд сложная, но воспринимается органично.
Да, все это о «Книге теней». Сюжет интереснейший. Стиль изумительный. Язык завораживающий. Если пробовать на вкус, то это китайская кухня. Кисло-сладко-пряно-как они вообще это делают? Композиция изящно-вычурная. Но с помощью этих смешных слов не передать дух книги.
Сослаться на многослойность «Книги теней» и наполненность аллюзиями? Этим сейчас тоже никого не удивишь. В первой же главе мы видим милый авторский привет «Мертвым душам» и «Мастеру и Маргарите». А дальше каких только намеков не делает автор! Или не делает, а они только чудятся? Греческие мифы, Данте, Гете, Салтыков-Щедрин, Одоевский, снова Булгаков... Больше всего меня радовали намеки на мои собственные, на тот момент еще не написанные тексты. Наткнувшись на «Атлантическое государство», я до слез смеялась, вспоминая свое собственное одноименное изобретение. И неважно, что у Клюева атланты – это тени, а у меня – русалки. Писали-то мы об одном!
Упомянуть легкую абсурдность и замечательный юмор «Книги теней», присущие любому клюевскому тексту? Ах, это и вовсе моветон. Кто ж не знает очевидного?
Мистика? Кого нынче удивишь мистикой? Действие романа-бумеранга происходит в Москве, а этот город отличается особой мистичностью. Чудеса здесь на каждом шагу, только конспектировать успевай.
Новый мир? О, да, этого у «Книги теней» не отнимешь. Клюев играет в мифологическую игру легко и весело, даже вставленный в текст научный трактат превращая в забавное приключение. Это не фэнтази-мир, выверенный до чайной ложечки, нет, клюевский мир теней перетекает в нашу жизнь, смешивается с ней, превращая обыденность в волшебство или морок – в зависимости от настроения героя и читателя.
Привести пару-тройку понравившихся цитат? Или даже кусочек главы? Да, так и сделаю, не найдя в итоге другого выхода. Это самое начало книги. Тени обозначены здесь только намеком. Сам бал впереди.
*****
Последнее соображение относилось к контролерам, которые с двух сторон приближались к Петру, – деятельные такие тетки в коричневых пальто и пуховых платках, несущие на своих плечах бремя Центурионши Мосгоравтотранса, душой и телом преданные великой идее «обилеченного» проезда каждого москвича-и-гостя-столицы. От них не уйдешь...
– Ваш билетик?
У них и повадки-то садистские: «билетик», видите ли, – не то чтобы, скажем, «билет». Дескать, возьмем-ка мы эту иголочку да загоним ее Вам под ноготочек. Скупые ласки палача... А сами, небось, уже вычислили Петра из двух десятков обилеченных пассажиров. Опытные, стало быть: глаз наметан!
– Нету билетика, – пришлось отвечать Петру со всевозможной сокрушенностью: понимаю, мол, что преступил, и готов понести заслуженное наказание.
– Штрафик тогда заплатим, – хорошо отрепетированным дуэтом пропели тетки, предвкушая кровь.
«Заплатим» – это так называемое множественное присоединительное… нет, множественное солидарности: его любят употреблять врачи. «Ну-с, что у нас болит?» Хотя понятно, что у них-то самих ничего не болит, у меня у одного болит, но врач, стало быть, готов присоединиться и разделить. Тетки тоже, вроде как, готовы «присоединиться и разделить»: скажем, взять на себя часть штрафа. Ну что ж, заплатим так заплатим.
– Вы свою часть платите, – отмежевался Петр, – а мне нечем: у меня денег нет.
– Какую это свою часть? – в четырех глядящих на него глазах загорелись огни-Москвы.
И тут ой какой мягкий, ой какой глубокий и мягкий смех послышался за спиной Петра! Ой какой хороший смех!.. Точным попаданием смех этот в мгновение ока сразил ту самую область естества Петра, которая, по предсказаниям цыганки, должна была скоро погибнуть. Петр немедленно и навеки забыл огни-Москвы, обернулся на смех. Бледное усталое лицо с глубокими и чуть ли не прекрасными морщинами, аккуратно подстриженные седеющие усики, тонкие и чуть искривленные губы. Берет, забывший, какого он цвета, серое пальто, шарфик в шотландскую клетку. На коленях – авоська с одинокой маленькой плюшкой в полиэтиленовом пакетике. А впрочем, явно не Воланд. И этот явно-не-Воланд смеется – теперь уже только глазами. Но как все-таки замечательно смеется – даже просто глазами!
А Петру между тем уже выкручивают руку: силища у этих контролеров зверская... И Петр возвращается к четырем огням-Москвы, сжигающим его своим адским пламенем.
– Будем платить?
– Вместе? – усугубляет Петр.
– А так вот не надо делать, молодой человек. – Ответ теток не очень подходит к данной ситуации, но у теток этих набор речевых формул не варьируется: он задан раз и навсегда. – Иначе пойдем в милицию.
– Меня посадят? – ужасается Петр.
– Может быть, и посадят, – говорят страшные тетки.
– Тогда я начинаю убегать, – предупреждает Петр и делает несильный предупредительный рывок.
А теткам только того и надо: они тут же повисают на Петре и висят безучастно, как колбаса за окном.
– Сдаюсь, – устает Петр. – Едем в милицию. – И оборачивается в сторону явно-не-Воланда в надежде еще раз услышать смех. Явно-не-Воланд, однако, открывает уже маленький кошелек, достает рубль и протягивает центурионшам. Те не понимают ситуации и, продолжая висеть, негодуют:
– У Вас же есть билет, папаша!
– Это не мой билет, – признается папаша. – Я отнял его у данного молодого человека силой и присвоил. Теперь я раскаялся и плачу штраф.
– За него? – бледнеют тетки, уже немного порозовевшие при виде рубля.
– Как Вам угодно, – уступает папаша.
*****
А впрочем, что это я? Каждый, кому следует прочесть «Книгу теней», это сделает. Она сама находит читателя. Такие дела.
Галина Вальда