Большую часть времени человек проводит, разглядывая других. Больше половины жизни. Больше трех ее четвертей! Даже когда женщина смотрится в зеркало, она чаще всего не видит в отражении себя. Она себя придумывает.
Я люблю смотреться в зеркало, разговаривая по телефону. На том конце провода – моя самая понятливая из подруг. Я знаю, что она тоже смотрится в свое отражение, но видит меня. Она видит меня насквозь.
- Нашла из-за кого реветь!
- Я не реву. – отвечаю.
- Я знаю. Я имею в виду, что ты переживаешь из-за какого-то женатого мужика. Это ж идиотизм! Прибежит. Еще не будешь знать, как от него отвязаться.
- Уже прибежал. Вернее, приехал.
- Ну воооот, что я говорила. – тянет Наташка и добавляет: - Слушай, на кой он тебе вообще сдался? Кстати, а куда делся ... – она тянет паузу и, так и не вспомнив имени моего предыдущего, продолжает - как зовут того, с которым ты недавно познакомилась?
- Да никуда не делся. Звонит порой. Но, Натик, это другое.
- Что может быть другим? Мужики одинаковы. Все! Помнишь Женю?
- Помню. – Я не готова была говорить про Женю, поэтому, не успела Наташка что-то про него добавить, воткнула собственное, наболевшее:
- Натик, я поняла. – из зеркального отражения на меня смотрели два глубоко посаженных глаза. Я приблизилась к ним, желая заглянуть в самое сокровенное. В мое.
- Я поняла! – повторила почти триумфально. – Я ревную. Я ревную его к жене. И это... Это новое. Я никогда прежде... Ну ты знаешь, это для меня святое было. Женатый, значит, не мужик. Все. А тут... Страна другая, люди другие. Я - чужая. Они друг с другом. Понимают друг друга. Меня не понимают. И не в языке в общем-то дело. И не в менталитете. А, может... может, и в менталитете. Только, все равно это- не то. Я не понимаю ни наших ни ваших сейчас. Наши что хотят, то творят. С документами. С нами. Я ж до сих пор, пока не получу все бумажки – не человек. И без денег... Знаешь, общество здесь очень слоистое. Это у нас один брат депутат, а другой – пахан на зоне.
Это у нас лишь возможно, что свежеотстроенная вилла соседствует с халупой конченого алкоголика. А тут. Тебя с детства приучают жить и радоваться жизни. Но! Радоваться, ничем полезным для общества не занимаясь, может и идиот. Если же ты умный...
- Хорошо! – прервала мою тираду Наташа. – Ты хочешь сказать, что обвиняешь жену этого твоего «любимого мужчины» в том, что она родилась и выросла рядом с ним?
- Да не обвиняю я! – вскипела я. И тихонько добавила: - я ее просто ненавижу... Завидую я ей.
- Нашла кому завидовать! – смеется Наташка. – Ты хоть поняла, что сказала? Завидует жене, от которой мужик гуляет. Ты хоть понимаешь, что твои отношения с этим фрицем не ограничились одной постельной сценой? Сколько ты уже с ним?
- Но он никогда не будет моим.
- А уж это, дорогая, как ты сама захочешь. Правда, не думаю, что тебе захочется с ним остаться. Ты ж не знаешь его совсем. Ну вот что ты о нем знаешь?
- Он образован, ласков... – Мои брови задвигались и наморщинили лоб. Я провела пальцами по складочкам кожи возле глаз, подняла подбородок, глотнула из стоявшей неподалеку бутылки пару глотков воды и добавила:
- Ты права. Я его не знаю. Просто мне интересен такой тип – спортивный, умный, высокий...
- ... извращенец. – закончила за меня Наташка. И не давая мне вставить слово заговорила: - И сам в руки идет. А ты дурой будешь, если не воспользуешься сейчас возможностью попробовать то, о чем мы с тобой говорили.
Слово «сейчас» было выделено и прозвучало как удар хлыста.
- ... мы же с тобой не жестокие по природе – слушала я Наташку – но время пришло. Чувствуешь же?