1912
Было раннее утро. Она с яростью и каким-то тупым упорством рвала остатки седых, длинных волос. Иногда гребень натыкался на колтун, и тогда приходилось выдирать целые пряди. Тонкие, измученные артритом руки жадно держали гребенку, не давая ей выскользнуть.
Ее звали Анна. Давно-давно ее так звали. Теперь она была Задойка.
Люди не любили ее, обходили стороной ее дом. Много лет назад была чума и унесла много жизней в округе, и лишь Анна выжила. Со временем приехали новые жители, но Анна с ними так и не подружилась. После страшной болезни она ни с кем не разговаривала, выходила на улицу раз в неделю - принести воды, да еще летом, в поле, подышать свежим воздухом. Ее уродливый, перекосившийся дом дополнял пустой, заброшенный двор. На дворе валялся какой-то старый мусор, росли сорняки и кустарники волчьего глаза. Кое-где важно ходили вороны, распевая угрюмую песню.
Казалось, она должна была уже давно умереть, но каждую неделю, в одно и то же время она выходила хромающей, жалкой походкой из калитки и шла в центр деревни к колодцу. Говорили, что те, кто пытался с ней заговорить или просто заглянуть в глаза тут же теряли речь или слепли.
Она никогда не включала керосиновой лампы, не шумела. Но одно только присутствие ее заставляло окружающих бояться этой загадочной, неразговорчивой старухи. Люди боялись и молчали. Они верили, что она может навести порчу, наложить проклятье, сглазить. Даже развеселый пьяный мужик становился серьезным при упоминании о ней. Никто не говорил о ней вслух, но все думали.
Однажды, соседи заметили, что в сарае возле ее дома растет теленок. А сама Анна словно ожила, стала чаще ходить к колодцу, даже подметать во дворе. Некоторые слышали как по вечерам она пела в сарае и разговаривала с животным. Через некоторое время корова подросла и стала выходить во двор щипать траву. Все понимали, что когда придет зима корове нечего будет есть. И соседи иногда клали к воротам свежее сено, а Анна потихоньку подбирала его, сушила и складывала в погреб. Но как-то утром, старуха пришла по привычке покормить корову и обнаружила ее мертвой. Внезапно деревня как будто замолкла на мгновение, повинуясь нечеловеческому крику, пронзившему сердце каждого, кто его слышал. В эту же ночь Анна вытащила за копыта огромную корову и похоронила ее прямо возле сарая. Она неистово копала яму. Молча, почти не дыша. Комья земли летели во все стороны. Но она ничего не видела. Люди, наблюдавшие ее в то мгновенье навсегда запомнили эту ужасную минуту чужого горя. Горя человека, с которым они жили рядом много лет, и которого совсем не знали. Говорят, из глаз у нее тогда текли черные от крови слезы. Когда уже не было сил копать, она бросилась на землю и принялась руками швырять почву. Наконец, она положила молодую корову в яму, накидала грунта и ушла. Несколько недель она не выходила из дома после этого случая. А через месяц у соседки неподалеку тоже подохла телка.
И люди, жестокие создания, обвинили во всем Анну. Говорили, что она задоила корову до смерти, высосала ее жизненные соки, а шкуру использовала для приготовления дьявольского зелья. Так, сначала дети, а потом и взрослые за глаза стали называть ее Анна-Задойка. Вскоре настоящее имя ее забылось, и осталось только Задойка.
Через несколько лет в деревню приехала новая семья. Они, не веря предрассудкам, построили дом, совсем рядом с окнами Задойки. Семья состояла из четырех человек: матери, отца, и сестры с братом. Эти люди быстро нашли общий язык с соседями, потому что были очень дружелюбны, приветливы и трудолюбивы. Мать была бывшей учительницей, отец – добросовестным крестьянином. Все любили эту пару и их замечательных детей. Мальчика Павлика и его сестру Веру. Все молодые люди заглядывались на эту белокурую, худенькую девушку. И вот однажды летом, гуляя с подругами в лесу, она начала спрашивать у них про Задойку.
«….старая ведьма, - говорили они, - злая и завистливая», « А по ночам, она становится красивой девушкой и летит на шабаш. Там она с другими ведьмами всю ночь пляшет голой в огне, а наутро, съев человека улетает прочь», « а еще она однажды задоила всех коров на селе» и много чего другого сказали ей девушки. Они смеялись и выкрикивали всякие смешные клички, называя ее то «вампиршей», то «престарелой русалкой», то «сгнившей кикиморой». Они шли, смеясь, собирали цветы, держась за руки.
Внезапно, словно холодом дунуло откуда-то издалека. Вера обернула голову и увидела…ее. Старуха смотрела своими черными глазами прямо на нее. Страх захватил все ее существо, сердце остановилось у нее в груди. Все замолчали и застыли. Казалось целую вечность две женщины смотрели друг на друга: одна с презрением, другая без каких-либо чувств. Морщинистое, испещренное язвами лицо смотрело на другое, молодое, свежее, красивое. Со стороны это было столкновение уродства и красоты, добра и зла. Но Вера знала, что это было не так. Вдруг, старуха резко, по-кошачьи отвернулась и почти побежала вглубь леса.
В ту ночь Вера не могла заснуть. В ее глазах стояла сгорбленная Задойка, в черном балахоне, похожем на шкуру коровы. Ее черные как смоль глаза въедались ей в душу, не давая покоя.
Утром, искупавшись, девушка отправилась к дому старухи. Ее бодрый шаг слабел с приближением к дому, но не останавливался. Пройдя сквозь заваленные ветками, тряпьем и прочим мусором клумбы, девушка подошла к двери. Это была гнилая деревянная дверь, сквозь которую было видно почти всю кухню. Расколотые черепки, ржавые чугуны стояли на столах. Повсюду висели какие-то сухие травы, пахло затхолью. Посередине стояла развалившаяся печь, выкрашенная в отдаленно напоминающий белый цвет. Вера постучалась, через мгновение послышались какие-то шуршащие звуки. Но вскоре они прекратились. Она еще раз постучалась, и не дождавшись ответа, сама зашла внутрь. Ноздри пронзил едкий запах гнили. «Извините, извините…» - попыталась закричать она, но вместо этого прошептала что-то непонятное. В это мгновение она увидела в дверях Задойку. Она была точно такая же как вчера, только глаза как-будто впали после бессонной ночи.
Страх снова захватил умом Веры, но поборов его, она произнесла:
-Это Вам. – и протянула маленькую, в раме икону.
Старуха уставилась на икону но продолжала стоять.
-Извините – снова, но уже громче сказала Вера и ушла.
Придя домой, девушка крепко заснула. Ей снилось, что она уже старая, у нее нет детей. И она умирает. Никого нет поблизости. Она зовет, но безнадежно. Она проснулась от собственного истошного крика.
На смену этому сну пришел другой. Как будто бы Вера выращивает в саду цветы, поливает их, подрезает им стебельки, но вот приходит какой-то человек срезает их и девушка видит лишь сырую землю перед собой. И ничего, ничего живого вокруг нет, кроме нее.
Так, просыпаясь, и снова засыпая, она провела всю ночь.
Вера проснулась от звона колоколов и слившегося с ним криком петуха Вадьки. Она открыла глаза и поняла, что что-то происходит. Накинув платье, она выбежала на улицу и тут же остановилась. По двору, через все дома, с иконой в руках шла Задойка. Соседи застывшие кто с лопатами, кто без, смотрели на нее в изумлении. Она шла в церковь. Шаркая туфлями, поднимая пыль. Она шла. Шла в такт ударам колокола, шепча «Богородицу». В душе Веры что-то перевернулось в тот момент. Чистая, как хрусталь слеза скатилась и разбилась о землю.
На следующий день девушка решила снова навестить Задойку. Она зашла в дом и сразу заметила изменения. Горшки были прибраны, пол подметен, и не было больше удушливого, запаха гнили. Вера зашла в спальню. Старуха спала на кровати. Девушка подошла ближе и взглянула на нее. Бледное, как мел лицо улыбалось. Рядом стояла икона и ветка богомола. Вера коснулась ее руки и все поняла.