Ген проклятья
Познанья плоти нечета познаньям духа -
Привыкнуть можно к боли, но с мученьем
Раздетой наголо души
Не в состоянии смириться смертный.
Вопрос о сути вечен и назойлив,
О смысле бытия пытает ум столетья.
Нет - поболе! Во глубине истории веков
Находим мы о бытии догадки.
Тому философы - прямое подтвержденье.
Кто создал Ра, а кто воспел Иисуса,
Другие песнь поют своим богам.
Сегодня деньги - образ поклоненья,
Но было ли иначе в этом мире,
Построенном на лести и обмане?
Взглянув назад - к первоистокам жизни,
Вернувшись к первым детям на планете,
Мы сможем разглядеть саму причину,
Приведшую к трагедии, страшнее
Которой не сыскать на белом свете.
Здесь зависть брата верх взяла над чувством,
Что называется любовью кровной,
И пролилась горячей алой каплей
На землю обреченного потомства.
Адама грех - навечно вне прощенья,
Рожденным в муках первою из жен,
Передался в наследство детям -
Двум малышам, впитавшим первородный
И с молоком вскормившей грудью Евы
И с кровью изгнанного в мир отца.
Где взяться было чистой, без проклятья,
Не оскверненной хитрым Гадом, крови,
Когда иных детей на свете белом
Не порождали сами небеса?
И нам ли удивляться грешным,
Прожившим тысячи колен в проклятьи,
Что мы сегодня гинем беспрестанно
Во чреве пагубных для нас пороков?
Как снежный ком от первого убийства
Катилось колесо безжалостных событий
Стирая на своем пути Гоморру,
Которой не было тогда развратней.
Уничтожая в водах океана
Пролившегося через небеса,
Все человеческое поколенье
До самых преданных Господней воле.
Но разве в этой праведной крови
Не затерялось пагубное семя
От первого Его проклятья?
И обещанье, что поведал Ною
Когда увидел Бог те разрушенья,
Сто дней смывающие с облика земли
Свое нерукотворное подобье,
Не было ль ложью, сказанной себе
Не в меньшей мере, чем рабу начала
В который раз испорченного дела?
Но жизнь идет, и строят люди город
За ним и царство, позже - много стран.
Чтоб не забыть заветного проклятья
Вписали в книгу все, что натворил
Однажды Он, не признающий даже
Через истории ста тысяч поколений
Одной ошибки, тянущейся с нами
Из тихого, заветного Эдема.
Ошибка в том, что, сотворив Адама,
Хотел Он в копии создать себя,
Но ограничить помыслы и чувства
Надуманными рамками запрета,
Боясь, что люди, распознав единство,
Займут в саду почетнейшее место. Горе
Художнику тому, что совершенство,
Произведенное своей рукой в страданьи,
Не сможет, прихоти одной внимая,
Похвастать свету утренней звезды!
Коли б Он не хотел тогда огласки
То сделал бы сначала все иначе.
Властитель неба и его светил,
Властитель света и бескрайней ночи,
Он знал, что змей таит на сердце
И не хотел его остановить. Гордыня!
Вот оно проклятье для тысяч человеческих наследий.
Он так хотел, чтобы его творенье,
Не следуя запретам и угрозам,
Не только обликом было похоже
На бестелесного небес отца,
А всем своим бунтарским настроеньем,
Как эхо вторило его греху -
Гордыне, что не в силах даже
Оставить жизнь написанной картине,
Которую для хвастовства собою
Выносит к солнца пагубным лучам.
Кого ж наказывает Он доселе: пьяниц?
Изменников, лжецов, распутниц?
Людей ли в их несметном поколеньи?
Себя! Себя за слабость пред собою!
За то, что для подобного созданья
Как хрупкий, беззащитный человек,
Не видел образа средь звезд иного,
Чем собственная в солнца свете тень.
А мы теперь живем - его игрушки,
Страдаем за чужое самохвальство,
Наказанные грозною десницей,
Обиженною собственной гордыней.