Я вышла в ночь в Питер. Он глядел ласково и печально, и всеми своими огнями обволакивал мой одинокий силуэт и стремился проникнуть глубже в душу.
Было не страшно и даже не больно. Не было ни ответов, ни решений, напротив, даже вопросы утратили четкие контуры. Я знала только, что будет жизнь, и буду я.
Город аккуратно штопал потрепанное сердце. Он затмевал все насущные проблемы своим величием, и они медленно скатывались на самые далекие планы, переставая навязчиво сопровождать меня попятам.
Статно и могущественно взирали на меня сверху башни и шпили, провожая равнодушными лунными отблесками своих золоченых наконечников. Окна последних этажей так же старательно отражали мутноватый свет луны, будто пытались соревноваться в яркости с сияющими куполами.
Выцветшие, но не успевшие утратить былой красоты, фасады домов, чинно возвышавшихся по обеим сторонам проспекта, скрывали унылые и глухие дворы-колодцы, стоя посреди которых обычно резко начинаешь чувствовать себя частью луны, маячащей ровно над тобой.
Лунный свет лился в комнату через оттаявшую мансарду и заполнял собою все небольшое пространство нашего жилища, хотелось часами просиживать на полу, любуясь распухающим желтым пятном неопределенной формы.
В Питере я начала смотреть на небо. С одной стороны, город прессовал меня своей неведомой силой, но вместе с этим, он ею и делился – я оживала и расправляла крылья, заинтригованная его почти осязаемыми, мистическими тайнами.
Северная столица встретила нас по-доброму; не вполне тепло, учитывая, что холод стоял под 25 градусов, но очень радушно. Она распахнула все двери, улыбалась, как всегда, печально и приглашала заходить и не стесняться. И мы заходили.
Город представлялся сказочным и безмерно древним, по нему бороздил холодный ветер, поднимая снежную пыль и выдувая жизнь из всех потайных углов. Над Невой сплошным облаком стоял пар, а все вокруг виделось в неведомой сверкающей дымке.
Днем было пасмурно, а ночью все становилось ярким, но месяц висел в небе постоянно, не обращая внимания на время суток.
Каждой своею деталью город подавал мне неведомые знаки, он вел со мной беседу, он силился внушить мне что-то крайне важное, и я заворожено вслушивалась в его таинственный шепот. По мере того как он говорил, все хаотичные чувства, грызущие душу, медленно клонились в сон, а после и вовсе исчезали, оставляя место лишь неземному всеобъемлющему спокойствию.