Сауну выбирали долго. Каждый из восьмерых собравшихся, за исключением самого Сергея, пытался произвести на других впечатление своей информированностью и «крутизной». Сергей чувствовал себя почти зрителем в этом действе и помалкивал, хотя формально все организовывалось в честь его приезда в гости к брату. В этой компании он был уже не впервые, и каждый раз терпел похлопывания по плечу, обращение «брат», принятое друг к другу, и бессмысленные для него разговоры о купле-продаже вагонов железа. Да и его, похоже, терпели лишь из уважения к Петру, самому удачливому и влиятельному из деловых партнеров. И скрывали снисходительность, а то и легкое пренебрежение к неустроенному вольному художнику, или по-новому, дизайнеру, без гроша за душой и с грузом семейных – вернее, теперь уже полтора года как холостяцких – проблем. Но скрывали как-то недостаточно тщательно, или это Сергей отличался обостренным животным нюхом и прямо-таки чуял исходящий от них душок презрения.
Наконец определились с сауной и стали выбирать проституток из числа «приписанных» к заведению. И снова каждый проявлял, как только мог, свои навыки хозяина жизни, а Сергей, никогда не пользовавшийся платными интимными услугами, невозмутимо отмалчивался в сторонке. Впрочем, нет, он поймал себя на мысли, что его коробит от того, как они выбирали проституток. Щупали груди, облапывали зады, задирали платья и, оттягивая трусики, разглядывали «хозяйство». Как скотину на рынке, подумал он и тут же одернул себя, да что это я, это ведь проститутки, такая уж у них работа. Просто работа, и все. Но мужики все равно паскуды… друг перед другом вые…ваются.
Каждый в конце концов определился с выбором, и семь девушек разного возраста, роста, масти и комплекции были предоставлены им на ближайшие три часа.
Начали париться, выпивать в комнате отдыха и по очереди уединяться со своей избранницей в «кабинет». Сергей разделся, обмотался от пояса и до пяток простыней, чтобы не было видно сухой от колена, покрытой шрамами от многочисленных операций, левой ноги, посидел, сколько смог, в сауне, и устроился в комнате отдыха, не без интереса наблюдая за разворачивающимися мизансценами. Как в театре, подумал он. Когда-то в юности, в Душанбе, он подрабатывал помощником художника по декорациям в местном оперном театре. Пересмотрел тогда все спектакли, сидя на самом первом ряду: аншлагов в театре не случалось. Сейчас ощущение было очень похожим: все происходит в двух шагах от тебя, видны все пуговицы на одеждах и морщинки на лицах, не скрытые вульгарно-ярким гримом, и ты даже забываешь, что не можешь быть участником этих псевдореальных событий.
А почему, собственно, нет? Я уже давно официальный холостяк, а то, что я пообещал Ей попробовать все сначала… после того, что я узнал, что все это время Она пыталась найти мне замену, или даже хуже – альтернативу, чтобы, значит, я для хознужд и воспитания ребенка, а для души и ее отдыха – какой-нибудь свободный от обязательств долбо…б. С одним из которых, как оказалась, Она успела смотаться на Канары. Они не спали? Да просто он не захотел, побоялся, что тут же окольцуют, я так думаю. И чувствовал ведь, чуял, что все идет наперекосяк, что Она снова отдаляется, и уже только терпит их каждодневную многократную близость. А ведь в ту ночь, когда они думали, что прощаются навсегда, он уезжает жить в другой город, к брату, в мгновенно купленную и подаренную ему двухкомнатную квартиру, а Она остается со своим Бойфрендом… Тогда они в конце-концов не смогли удержаться на дружески-родственной ноте и впервые за все прожитые годы он увидел Ее во всей красе… Она билась в его руках и выстреливала фонтанчиками оргазмов каждые несколько минут, а то и секунд. Он что, тебя на голодном пайке держал все полгода, неуклюже пошутил он утром, а Она, по-девчоночьи шмыгнув носом, шепнула: «Ты не представляешь себе, я наконец… как домой вернулась!». И он поверил, дурак. Решил никуда не ехать, предложить Ей начать все с нуля. Она еще сказала тогда: «Реши все сам, ты ведь мужчина». И он решил. Объяснялся с братом, родителями, сыном. Хорошо еще не распускал нюни и выдал урезанную версию: живем ради ребенка, а друг друга просто терпим. Надо было раньше ему прекратить церемониться и взломать все Ее пароли дурацкие, просмотреть все временные Интернет-файлы и перестать обманывать самого себя. И прекратить Ее ложь. Даже запах Ее, такой родной, дурманящий, желанный, сменивший стерильно-нейтральный периода Ее жизни у Бойфренда, менялся, когда Она приходила со свиданий с этими. Пахло чужим мужиком и развратом. Можно было и без Ее переписки обойтись, так, для себя подтверждение, что не сошел с ума. Она никогда не верила в его по-звериному острый нюх, а он и в самом деле чуял этот запах, когда Она текла, видимо, не имея возможности или времени переспать, встречалась где-нибудь в кафе, а потом Ее провожали, распаляя в пределах достижимости. Запах чужого парфюма и чужой кожи на Ее щеке, запах распаленной и неудовлетворенной самки, сколько бы Она ни смывала под душем. А ведь когда Она ушла, он полностью потерял обоняние. Как в том старом фильме про нюхача, которого стукнули по носу и он потерял свой дар. Только его не по носу шарахнуло… Правильно было бы сказать, по члену, потому что тот скукожился до размеров даже не подросткового, а ДЕТСКОГО, как у Лешки, даже меньше. И совсем не было эрекции, даже по утрам, как бывало всегда. Он уже думал всерьез о самоубийстве. Холодно-отстраненно, без всякого надрыва. Ей и так не нужен, а импотентом жить - лучше не жить совсем. Освободиться от всего раз и навсегда. Он тогда «подсел» на Кипелова, записал на кассету и слушал в машине помногу раз подряд мятежно-зовущее: «Я СВОБОДЕН!...». Потом решил сесть, и как Она в минуты сильнейшей душевной смуты, тоже выплеснуть все на бумагу, разобраться во всем. В себе прежде всего. Помогло. Отпустило. И эрекция вернулась, а уж когда снова сошлись… Она еще смеялась: «Ты меня просто заливаешь спермой, как самец метит свою территорию, смывая малейший намек на запах соперника». Он действительно, как и раньше, мог заниматься с ней сексом не переставая. Больше того, если раньше мог, кончив, не останавливаясь начать заново и кончить повторно, теперь смог пойти и на третий заход, а как-то раз и на четвертый. И что удивительно, спермы при этом не убывало. Видно, и вправду, какой-то первобытный механизм задействовал. Она как-то, после целого выходного в постели, не считали разы, но точно больше десятка, спросила с едва заметной напряженностью: «Ты когда-нибудь успокоишься?» и получила ответ: никогда. Никогда, ведь он же не импотент. Забавно, вспомнил он, как поделился с Ней мыслью о причине напряженных отношений брата с женой. Тот старался правдами и неправдами оттянуть приход домой в редкие дни, когда возвращался из командировок. Тусовался с друзьями, по ресторанам и саунам. Наверное, это оттого, что он уже в свои 37 - импотент. Она звонко рассмеялась: «Ты же рассказывал, он по проституткам ходит. Ты же говорил, он берет одну и дважды за вечер ее трахает. Так вот, это ты в свои 43 такой особенный, а обычный мужчина после 35, если за один вечер в состоянии сделать это дважды, он просто половой гигант! А ты говоришь, импотент…».
А может, дружки Петра меня самого импотентом считают? Братка ведь просил не распространяться при них по поводу семейных неудач, особенно когда сегодня я ему рассказал про Канары. У них «семейные ценности» - превыше всего. Е…т баб на стороне по-черному, проститутками не брезгуют, а семьи-фасады берегут. Они, наверное, думают, Она меня бросила и к другому ушла, потому что я – импотент. Вот и проститутку себе не взял, а ведь я теперь никому ничего не должен. Ну и что, что Она с ним там не переспала, на Канарах, главное, Она хотела это сделать. Вот и получай! И эти заодно успокоятся, а главное, братка – тот никогда не спрашивал, но тоже, наверное, как и они, думает – Серега импотент… Главное, ни к кому больше не привязываться, потому что это – зависимость, а я хочу быть СВОБОДЕН! А проститутки – для них это просто работа, я никого не обижу, не дам повод надеяться.
Жалко, я вовремя не спохватился, надо было тоже себе выбрать. А впрочем – они все равно «простаивают», все их время оплачено. Мужики уже слегка набравшиеся, распаренные, «кабинет» тоже свободен вот уже минут двадцать… Что я теряю? Спрошу только братку, не возражает ли.
Братка не возражал, кивнул молча, не глядя в глаза.
Сергей поднялся, поправил на себе простыню и потянул за руку ближайшую к нему проститутку. «Пошли, что ли. Чтоб не простаивала»,- буркнул он.
Подвернувшаяся проститутка ловко подхватила свою косметичку и без возражений последовала в «кабинет». Тут же взяла с тумбочки полотенце, расстелила аккуратно поперек двуспальной кровати, сдернула свою простыню и, зажав в руке презерватив, приблизилась к Сергею.
- Значит, так. Руки свои убери. И не делай ничего, я все сам. Ложись.
- Ты извини, все будет как ты скажешь, но презерватив я должна одеть тебе сама. Это гарантия моей безопасности. Хорошо?
Сергей кивнул и снял простыню. Проститутка ничем не выдала, что заметила его изуродованную ногу. Правильно, ведь это же ее работа, никаких эмоций. Странно, он вроде бы не чувствовал возбуждения, а член уже закаменел.
Проститутка опустилась перед ним на колени и стала довольно ловко ртом одевать презерватив. Сергей стоял, все так же не ощущая возбуждения, и рассматривал ее. Очень худая, небольшого роста, с короткими, выкрашенными в белый цвет волосами, с маленькой торчащей грудью с розовыми сосками. Судя по соскам и тургору кожи – лет двадцать, не больше. Она встала и попыталась его то ли погладить, то ли обнять, но Сергей отвел руку и подтолкнул ее к кровати.
- Я же сказал, ничего не делай. Просто ложись и раздвинь ноги.
- Мы что, в миссионерской позе будем? Может, что-нибудь поинтереснее? – заученно-призывно улыбнулась проститутка. Он промолчал. Проститутка быстрым движением выудила из косметички какой-то флакончик, как потом оказалось, лубрикант, брызнула себе между ног и аккуратно улеглась, согнув ноги в коленях и широко их раздвинув. Сергей еще немного постоял над ней, рассматривая впалый живот, бритый лобок с оставленной вертикальной полоской темно-русых волос – точно такая была и у Нее. А вот сам лобок сильно отличается. Лобковая кость выпирает, и половых губ совсем нет, практически сразу начинается «дырка». Странно, до какой степени он отвык за 12 лет от других женщин. Думал даже, не встанет больше ни на кого, а ведь вот же он, васька, стоит как миленький! Он встал коленями на кровать и слегка наклонился, раздвинув ей еще пошире ноги, рассматривая с отстраненным любопытством, как модель перед рисованием. Вспомнилась присказка преподавателя-таджика: «Прежде чем рисовать, надо пощупАть». Так и в жизни, зачастую внешне совершенные женские формы на ощупь разочаровывали своей кисельно-медузистой расплывчатой незавершенностью. А вот Ее сбитое тело на ощупь было таким упоительно упругим, полные груди точно помещались в его огромные ладони, округлые крепкие ноги уверенно оплетали его поясницу…
- Иди ко мне, малыш! – слащаво-приторно проворковала проститутка, приняв его задумчивость за нерешительность. Сергея передернуло. «Иди ко мне, малыш», - звала Она маленького Лешку, с теми же воркующими интонациями. Лешка подбегал, перебирая неуверенно толстыми ножками, забирался к Ней на руки и начинал теребить сережки в Ее ушах, смеясь и оглядываясь на Сергея. «Папки! Папки!», - так он называл сережки, путая с его именем, и они втроем радостно смеялись.
- Слышишь, ты! – тихо, но весомо сказал он, - Закрой рот, если не хочешь пи…ды получить, поняла?
Проститутка испуганно кивнула. Сергей взял ее за щиколотки, согнул пополам, так, что ее косточки жалобно скрипнули – а может, это она пискнула от неожиданности, и с силой вогнал член в ее раскрытую, блестящую от искусственной смазки дырочку. На удивление, кончил нескоро. Мешала невозможность промять груди, притиснуть, поцеловать, вдохнуть непередаваемый знакомый запах… Эта пахла навязчиво-дешевым парфюмом, дезодорантом, жвачкой и еще чем-то аптечным. Единого запаха не было. Нет, не так. Не было самого главного: запаха возбуждения, запаха распаленной женской плоти. В то же время он начал чувствовать возбуждение, но оно было скорее связано с отстраненно-острым любопытством и легкой эйфории от доступности запретного. И вот уже стянуло узлом низ живота и в глазах брызнуло вспышкой света. Кончил. Тут же, как котенка, перевернул притихшую проститутку – та даже подмахивать забыла, бросил ей косметичку, чтобы вытащила новый презерватив. Сам сменил, вытерев член краем полотенца – в этот раз она уже не возражала. Поставил на четыре точки. И со всей силой всадил ей неопавший член.
Так он методично, одну за одной, перетрахал всех проституток, каждую по два раза, стандартно, сверху и сзади. Член работал безотказно. Периодически уступал «кабинет» другим мужикам, но те не были особенно ретивы, комментариев никто не отпускал. Двух проституток сменили, за «лень», видимо, в постели недостаточно старались ублажить своих основных заказчиков – он и новых двух трахнул. Последняя, высокая плотная проститутка лет тридцати, хохлушка – все они, кажется, были хохлушками, обычное дело – оказалась для рук более ладной, как-то привычно умещались в ладонях груди, упруго проминались крутые бока и круглая попа. Может, ему показалось, но похоже, она и вправду словила оргазмы, оба раза. Нет, не показалось. После второго раза, когда он небрежно-ласково сказал,
- Иди уже, не буду тебя больше мучить, время все вышло, да и хватит двух раз, - она, помявшись, попросила:
- А можно, раз уже время вышло, ты меня помучишь в третий раз, бесплатно?
И он не отказал, все-таки тоже женщина, хочется ей для себя глоток радости, а проститутка – это просто такая работа…
Никто из компании так и не сказал ему ни слова, как будто так и надо, а брат вообще сделал вид, что ничего не было и они этот эпизод никогда не обсуждали.
Там, в сауне, он не пил, совсем. Это только помешало бы. А придя домой, то есть в подаренную братом полтора года назад квартиру, он выпил бутылку водки и выкурил впервые после душанбинской юности «траву». Беспамятство или хотя бы облегчение не приходило. Гадливость к самому себе и страх, что эта доступность продажного секса засосет и он потеряет человеческий облик и самоуважение, мешали расслабиться. Тогда он решил позвонить Ей.
- Ты что, напился? – удивилась Она. Или с ****ями развлекался?
Как, откуда она могла почувствовать? Ее всегда поддерживала на плаву, даже в худшие их годы, святая уверенность в его верности. И, надо сказать, оправданная, до сегодняшнего дня. Интуиция?
Ладно, неважно. Надо вернуться, отойти от края, не искушать судьбу. Теперь и он не без греха, надо попробовать еще раз с Ней, может, получится. Ведь именно сегодня он понял, что без Ее тела, запаха все совсем не то. Он вернется!
Через неделю Сергей вернулся в Москву дневным рейсом. Вечером заехал за Ней на работу. По дороге свернул в какой-то глухой переулок, выключил фары, откинул назад ее сиденье, расстегнул на ней и приспустил брючки. Припал, зарылся лицом в ее пахучий, пухленький, упругий лобок, впился поцелуем. Руки привычно нашли затвердевшую грудь. Член как по команде вздыбился.
И тут он понял: все ушло.
В голове разорвалось мятежным аккордом:
Я СВОБОДЕН!...