Нашему отделу достался Кунаев. Член Политбюро. Динмухаммед Ахметович. Не сам, конечно, а его портрет. Портрет мы должны были катить на тележке до самой Красной площади. Тележки на четырех велосипедных колесах для всех членов уже за месяц до праздника делали в цехе опытного завода, который был при нашем институте. А вот кто рисовал портреты - уж не знаю. Но портреты были большие, метров два на три, если не больше. И укрепили их на носилках, а уж потом носилки эти поставили на тележки.
Вообще-то, раньше на демонстрации я любил ходить. Вставать, разве что, рано надо было. Назначали сбор в семь утра. Ну, да ничего. Зато приходили все нарядные, кто с детьми, я вот даже жену пару раз приглашал. А что? Жена красивая, пусть посмотрят. Приходили с водочкой, закусочкой. И пока до места главного действия доходили, успевали и песни попеть, и поплясать. А уж на самой площади, держа равнение на правофланговых, активно поддерживали разносящиеся из динамиков лозунги и призывы партии.
С каждым разом, правда, требования к участникам демонстрации возрастали. В правофланговых назначали только идеологически выдержанных и надежных членов коллектива, не один раз их инструктировали, чтобы в их шестерку не затесались посторонние. А уж про то, чтобы выпить в момент вынужденной остановки колонны - упаси Боже! Однажды даже дружеское возлияние на марше было отснято скрытой камерой. А потом парторги отделов, сотрудники которых фигурировали на снимках со стаканом в руке, в парткоме получали разнос. Мне (а я тогда был парторгом отдела) тоже предъявили эти фотографии.
-Вот, смотри, - сказал секретарь парткома, - как доблестный восьмой отдел демонстрирует свою политическую сознательность. - Секретарь у нас был небольшого роста, но уж больно деловой, настырный и непривлекательный. Когда он говорил, было впечатление, что рот его съезжает куда-то на щеку. Но что сказать, он всегда знал. Строг был.
Здесь, правда, я тоже не сробел.
-Я, - говорю, - тоже брал с собой фотоаппарат, но не прятался с ним за спины. И у меня, - говорю, - есть кадр, где Лев Гаврилович (а Лева работал в нашем отделе, и его как раз недавно ввели в состав парткома освобожденным заместителем секретаря), где, - говорю, - Лев Гаврилович, зам. секретаря парткома, заглатывает из поллитровой банки. - Банка-то была на самом деле, и Лева на самом деле пил - еще не совсем оторвался от родной лаборатории - а вот кадра такого у меня не было. Но, тем не менее, гроза миновала.
Ну. ладно, значит. Достался нам товарищ Кунаев. Динмухаммед Ахметович. Выкатили из двора членов Политбюро на тележках. Портреты были без подписи, но мы и так узнали своего. Когда остальных разобрали. Взялись вчетвером за тележку и покатили по Сущевскому Валу. И надо же беде случиться, у нашего колесо сразу и отвалилось!
Боря Пестов - новый парторг, которому я за три дня до этого сдал дела, принял решение:
-Закатывай во двор!
-Боря, - говорю я, - это политическая ошибка. За это, - говорю, - по головке не погладят. Надо что-то делать. Может быть как-то починить можно.
- Да нет. Тут работы на полдня. Ничего. Одним больше, одним меньше. Вон их сколько, портретов-то!
И мы пошли. Идем, значит, налегке. И еще подтруниваем над теми, кто сзади и спереди катит других вождей. Подходим к Савеловскому вокзалу. А там соорудили районную трибуну (раньше не было такого!), и на эту трибуну взобрались все районные власти. Смотрим, и наш секретарь парткома там. И зорко так смотрит, как мы проходим, улыбается, машет нашей колонне рукой, приветствует, значит. И вдруг лицо его перекосилось: все здесь, а Кунаева нет! Не прошли мы и двадцати метров, как он, секретарь наш, оказался здесь. Что он говорил, уж не помню. Помню только, что рот у него переместился почти до уха. Гневался. И матерился.
Короче, через десять минут портрет дорогого товарища Кунаева на грузовике доставили, и без тележки носилки взгромоздили нам на плечи.
Теперь уже смеялись над нами:
-Так на Востоке важных вельмож носили или принцесс под балдахитом.
-Похоже, - отвечали мы. Но это же восточный человек! Только не балдахит, а балдахин.
-Какая разница, лишь бы балду прикрывал.
-Ты бы лучше прикрыл свой рот, - встрял в разговор правильный во всех отношениях наш правофланговый Богатов. –А то, ведь, восток – дело тонкое.
Одновременно 8 человек, сменяясь, правда. тащили его от Савеловского до Белорусского вокзала. А в это время дежурные слесари ремонтировали повозку. И ведь починили ее, и доставили, освободив нас от этой тяжкой ноши.
Вот ведь какая организаторская сила была у партии!
Я уж не помню сейчас всех членов Политбюро. Но товарища Кунаева помню. Динмухаммеда Ахметовича.