Скорый поезд ушел своей надежной, железной дорогой на запад. Почему-то люди — пассажиры поездов, особенно дальнего следования, — отличаются от людей «наземных». Может быть, на это действует сбой времени в пространстве, может, еще что-то, людей как будто подбирают по каким-то признакам и формируют по вагонам и купе так, чтобы они подходили по характеру, были друг другу симпатичны и тем скрашивали бездеятельною тоску дорог. За восемь часовых поясов, совместного следования, многие попутчики Андрею Лопатину стали близкими, их судьбы ему были известны, как будто жил рядом с ними всю жизнь. Расставаясь, обнимались.
Благоухала теплая августовская ночь. На попутку надежды не было. Заправив вещь-мешок за плечи, Андрей теперь уже пешком продолжал свой путь домой, на свою малую родину. Почему-то именно так люди именуют то место, где человек родился. Андрей же был уверен, что как раз, наоборот, место рождения и есть что-то самое большое, значимое , как и само рожденье. И раньше, часто думая о малой родине, Лопатин сочувствовал городским парням, у которых, по его представлению, не было своей речки или хотя бы пруда, где надо ловить рыбу, стеречь своих гусей. Не было колхозного сада, где под носом старенького, хорошо всем знакомого сторожа можно набить полную пазуху спелых яблок при этом чувствовать себя героем. Не было леса, в котором кипела своя ребячья республика, где рылись скрытые землянки-блиндажи, и там, вдали от присмотра родителей, можно было чувствовать себя настоящим хозяином жизни.
Лопатин сочувствовал москвичам, которые не видели его Шипов лес. Можно прожить и не увидеть море. Не увидеть Шипов лес — значит, не увидеть землю, считал Андрей. Что касается моря, так вот осенью Шипов лес — Красное море, зимой — Белое, в сильный ветер — Черное. Бывает и девятый вал, когда вековые дубы вырываются вместе с корнями. Благодаря Шипову лесу, Россия-то и вышла в море, стала морской державой.
Андрей подходил к колыбели русского флота, к любимому детищу матушки России, красавцу русскому — Тихому Дону. Воистину Творец постарался.
Дон сиял многократным отражением ночного, невероятно звездного летнего неба. Андрей присел на корточки, набрал воды в ладони, приложил её к лицу, снова опустил ладони в воду. Река нежно ласкала их, радостно и тихо что-то шептала. Дон и раньше часто вызывал Лопатина на доверительные размышления о смысле жизни, о сложностях взаимоотношения душ людских в этом жестоком грешном мире, в детстве — про красных дьяволят, в юности — про грешную Гришкину любовь и про еще более грешную политику. Не проживешь, наверное, и без политики тоже, с её грязным, но пригодным во все времена законом курятника: клюй ближнего, навоз — на нижнего. Возможно, счастлив тот, у кого хватает мужества на дудочке играть, когда рать идет на рать. А может, и не мужества вовсе… Сложная штука — жизнь. Больно смотреть, когда твое отечество превращают в курятник, в котором жить твоим потомкам. В памяти крутилась картинка, как из карманов Григория Мелехова в Дон сыпались патроны, пули которых, к счастью, не пробили чье-то русское сердце Сколько же их, таких пуль, накопил нынешний грешный мир?! Среди людей, обязательно, находятся душевные уроды, которым мало просто жить, радоваться бескорыстному Божественному дарованию природы. Нет, им подавай что-то дурманящее, запретное, а потому кровавое и жестокое, на что так богат наш 20-ый век.
-Что ж такое жизнь, скажи, Дон? И Дон, на этот раз, не задумываясь ответил:
— Любовь.
Другого ответа Лопатин и не ожидал. В Дон высыпалась очередная обойма пуль, которая жгла сердце Андрея..
Переправа времени долго не заняла. Зажав одежду в одной руке, Андрей умело и потому быстро оказался на крутом и высоком правом берегу. Облегченное сердце ликовало. С высоты Дон ещё краше. Чувство близости к природе переполняло душу. И внизу, и вверху были звезды. Земли под ногами будто и не было. Андрея вдруг посетило ощущение нирваны, растворения души во всеобъемлющем небе, где он со своим нынешним, казалось, таким большим счастьем был маленькой и беззащитной песчинкой, которую несет неведомо куда. Андрей закрывал, открывал глаза — видение не менялось. Во всем звучала музыка космоса, расставаться с благодатью которой не хотелось.
Близился рассвет. Андрей рассчитывал, что с восходом солнца он будет дома, точно зная, что Солнце взойдет на востоке. Сколько раз на чужбине оно вставало там, где ему заблагорассудится, не там, где ждешь, и все потому, что там не твоя родина и даже солнце там не твое. Сегодня родное солнце своими люменами уже рисовало желанный горизонт. Виднелись знакомые широченные силуэты полевых, могучих дубов-одиночек. Каждый холмик, каждый овражек, звенящий в нем ручеёк были знакомы, о каждом было отдельное, несомненно, приятное воспоминание. Из множества таких друзей у человека на Земле всегда есть заветный уголок, чаще всего, это как раз то место, где прошли самые счастливые годы жизни — детство, юность, где становился личностью.
Таким местом у Андрея был родник. Находился он на опушке Шипова леса, в небольшой балке. Вода, даже не скажешь ручьем — лавиной вырывалась из земли. Чья-то заботливая умелая рука обложила родник камнем. Люди не только из ближних сел приезжали с бочками и флягами набрать воды на соления в зиму, попить вкусной ключевой воды и просто увидеть чудо, настолько крупным и красивым был родниковый ключ. В ночь на Крещение здесь собиралась вся округа. Многие обливались священной водой. Как и всегда раньше, сейчас Андрей исповедуется, расскажет своему другу, почему его так долго не было. Не всё ведь расскажешь человеку, каким бы верным и преданным он ни был.
Прекрасно зная местность, Андрей свернул с дороги и шел напрямик.
Под ногами было усталое колхозное поле, Кузьмино — так почему–то его называли люди. Все поля на Руси имеют имена. Возможно, они названы именем человека, который первым поднял целинный, первозданный кусочек земли, может, еще как-то, к сожалению, в большинстве случаев современники этого не знают. Поле было убрано, но ещё не вспахано, идти было легко. Будучи уроженцем села, он и раньше задумывался над тем, какое все-таки ненасытное существо — человек. Огромные бесчисленные поля, засеянные пшеницей, подсолнечником, кукурузой. Да разве все перечислишь? Рыба, животные дикие и домашние. Все это перерабатывает всевозможная техника, машины, пищекомбинаты и все для того, чтобы угодить чреву человека.
Поле закончилось. Опустив руки, Андрей шел и ласкал Донскую степь, она отвечала взаимностью. Нескошенная трава послушно прогибалась под его ладонями. Буквально все здесь было знакомо, любимо, желанно. Сердце стучало все чаще, сильней, его трепетное волнение передавалось всему телу. Андрей не заметил, как начал бежать. Бег бегу рознь. Так бегут навстречу счастью.
Вот и родник. Андрей опустился на колени, он всегда крестился перед тем, как испить его воды. Наклонившись, он вдруг передумал касаться ее зеркальной поверхности. Там внизу, в роднике, тоже было небо, намного светлей, ближе и радостней, чем вверху. Облака плыли буквально рядом, их можно потрогать руками, но Андрей-то знал: как только тронешь, они тут же пропадут. Ему вдруг вспомнилось, как точно так же было жаль касаться губ своей первой любви. Голова кружилась от счастья. Облака побежали вдруг быстрей. Андрей покачнулся, широко расставив руки, помахал ими, словно курица, пытаясь взлететь, но увы — в одно мгновенье оказался в объятьях родника. Уже не сопротивляясь происходящему, он пил любимую, давно желанную воду. Через минуту, мокрый до ниточки, раскинув и руки и ноги, он лежал на земле. Она была намного теплей воздуха, хотелось сильней прижаться к ней и телом, и душой. Андрей чувствовал благодатный прилив сил, который давала родимая земля. На лице Андрея сияла улыбка радости желанной встречи и лёгкой насмешки над своей неуклюжестью при этом. Он вдруг стал смеяться в голос. Малая родина эхом смеялась вместе с ним. По щекам текли слезы счастья. Андрей не заметил, как стал плакать, плакал намного дольше, чем смеялся, плакал, как маленький ребенок, корча рожу и шмыгая мокрым носом.
И от плача и от холода зуб на зуб не попадал. Стук зубов вдруг сам по себе мгновенно прекратился. Взамен слышалось громкое ржанье лошадей, лихой и грозный топот их копыт. Чуть позже увидел, как по степи летел табун Орловских чистокровных лошадей. Солнца ещё не было, полумрак только придавал панорамную зрелищность происходящему. Как раз в том месте, где стоял Андрей, лошади делали невероятно крутой поворот. И все-таки лошадь — самое красивое, сильное и в тоже время кроткое и доброе животное. Точно как и Русь — подумалось Лопатину. Как же дорого стоит такая доброта? В военное, да и в мирное время доставалось им, бедолагам, во все времена. Воистину кто везет, на том и едут. Андрей узнавал лошадей знакомого фермера, который был атаманом казаков. Совершенно голый, с мокрой одеждой в руках и широко открытым ртом, он еще долго смотрел вслед уходящему табуну
Андрей старательно выжал одежду. Рядом, всегда на одном и том же месте, стояла скирда соломы. Сколько помнил Андрей, с каждым годом она укладывалась все хуже. На хорошо уложенную залезть довольно трудно. На этот раз залез легко и быстро. Солома была необыкновенно мягкой и душистой, она пахла летним, обеденным, знойным солнцем, отличным от того, которое сейчас вставало. Касаясь горизонта, оно было холодное и почему-то, намного больших размеров, чем положено, словно было нарисовано неумелой детской рукой, не ведавшей масштаба. Зарева не было вовсе. Смотреть и на Землю, и на Солнце одновременно было легко и приятно. Впереди, без конца и края, был только лес. Казалось, он покрыл всю землю и в том месте, откуда вставало солнце, был почему-то необыкновенно синим, а не зеленым, как будто юный художник перепутал краски.
Как только закрывались глаза, в голове всплывали события, которые вот уже три года не давали думать ни о чем другом, события, которые перевернули Андрею жизнь.
.
Часть 2 Охота с подсадной…
Ровно три года назад, в последнюю субботу августа, счастливые Андрей и его супруга, Надежда, здесь, у родника, ждали утреннюю зорьку, ждали открытия охоты на утку. Спали в машине, со всеми удобствами. Заботливая и скрупулезная в таких делах супруга взяла с собой все постельные принадлежности. Андрей и поэтому тоже любил ездить на охоту с женой. Ночной костер, печеная картошка, жареное сало, не обошлись и без 100 граммов. Спали крепко. Проснулись от звучащих рядом, громких ружейных выстрелов. «Проспали», — первое, что мелькнуло у обоих. Большая запруда была буквально рядом, и кто-то уже мог стрелять по уткам, но было ещё темно. Что-то не то. Андрей вышел из машины. Два выстрела прозвучали снова. Стреляли явно из автомобиля, который быстро приближался. На этот раз выстрелы были точными. Лось рухнул буквально в 10 метрах от Андрея. Секундами позже притормозил и УАЗик. В свете фар лось лежал на одной линии между Андреем и машиной. Где-то с минуту браконьеры не показывались, затем, громко хлопая дверцами, из машины вышли трое.
Андрей узнал всех. Бывший первый секретарь райкома партии. Теперь глава районной администрации Харченко Федор Петрович. Спортивного телосложения, не меньше 2 метров роста, строен, элегантен, и даже на браконьерстве был при галстуке. С Андреем они были из одного села, и даже какие-то дальние родственники. После окончания института Харченко помог ему устроиться на работу. Теперь Лопатин и Харченко оппоненты на выборах в районную думу, которые должны состояться буквально через две недели. Из-за руля вышел его друг, работник ГАИ — Сироткин Иван Иванович. Кличка «кум». Крепкий, пузатый карапуз. Стоя на дыбочках он что-то негромко говорил Харченко прямо в ухо. Третьим был Дерёмкин Николай, районный охотовед. С Лопатиным он жил по соседству и был в хороших приятельских отношениях, дружили семьями. Часто, за бутылкой, он ругал Лопатина за участие в политической жизни района. «Там, в Москве, кто-то с кем-то не сошелся по политическим соображениям — разбегутся в разные стороны, да и только. Кто в Курск, кто в Красноярск, да и то это до тех пор, пока демократы у власти. Здесь же все друг друга знают, и, в любом случае, добром это не кончится,» — рассуждал Дерёмкин…
Все узнали и Лопатина. Первым, отвечая на шепот Сироткина и обращаясь ко всем, громко заговорил Харченко:
-Так. Никаких договоров. Он не промолчит. Да это и не главное. Надоел мне этот демократ. Охотовед, оформляй протокол:
— Лося убил Лопатин.
Деремкин оторопел:
-Он же мой сосед, я с ним договорюсь, все будет в порядке
-Я уже сказал. Никакие договоры мне не нужны. Изымай оружие и все прочее, что положено в таких случаях
- Гениальное решение, — поддержал его Сироткин.
- Коля, нам ничего не остается делать. Ты же знаешь натуру Лопатина лучше всех. Знаешь, какие отношения у Харченко и Лопатина. Завтра все будет в губернии, потом доказывай, что не верблюд.
Деремкин, казалось, добросовестно пытался еще что-то говорить. Харченко резко оборвал его.
- Так, или выполняй свою работу, или завтра будешь искать новую.
Деремкин подошел к Лопатину.
- Андрей, ты же видишь, давай ружье. Я тебе сто раз говорил — не лезь в политику.
-Опомнись, Иуда.
Деремкин повернулся к дружкам.
-Работай! Деремкин пошел к машине.
-Ничего ты не получишь! — кричала Надежда. Деремкин оттолкнул ее. К ним подошел Сироткин и взял Надежду за руку. Она вдруг вырвала ее и вцепилась в волосы Дерёмкина, который уже вытаскивал ружье из машины. Прикладом снизу он нанес удар Надежде. Лопатин бежал к ним. Его остановил выстрел Сироткина из газового пистолета. Ничего происходящего дальше он уже не видел и не слышал. Следствие установило факт браконьерства Лопатина. Суд вынес решение: три года с конфискацией.
.
Часть 3 Божья коровка
Годы прошли. Лопатин лежал на скирде соломы и наблюдал за Божьей коровкой. (Солнышко, так ее величали в детстве.) Она торопливо поднималась по соломинке вверх. Та быстро кончалась. Коровка так же торопливо спускалась и подымалась на другую. Забравшись на конец самой высокой, она вдруг полетела точно на солнце
-Дура, сгорит, — подумал Лопатин.
-Сам дурак — не долетит ведь.
-Дурак дурака дураком погоняет.
Дурак — русское слово-паразит. Все русские бабы — дуры. Все иваны — дураки. Цари — дураки.
Наверное, поэтому иваны убили царя. Вместо царя — кумир, который запретил верить в Бога, верить надо было ему. Кто не верил — убивали. Сказал кто: слава Богу, а не слава КПСС — инакомыслящий. Одни иваны, несомненно, лучшие, гибли физически. Другие, убивая себе подобных, гибли морально. Не на лесных потаённых дорогах, у всех на виду государственные службы убивали людей, как мух, в стране формировалась психология бесчувственных палачей, для которых жизнь человеческая — ничто. Убивались: достоинство, нравственность, честь, милосердие. Уничтожались присущие русскому духу доброта, щедрость, кротость. Людей превратили в серую бездуховную массу, которую без особого труда гнали, как стадо овец, туда, куда надо шакалам. Оградив свои границы железным занавесом, буквально заставляли хором петь, что мы самый счастливый и свободный народ, и все кругом мое, забыв о том, что у человека есть не только материальный мир, но и духовный, что является главным отличием человека от животного. Свои границы метит и большинство животных, подняв заднюю ногу. Любовь к Отчизне подменялась любовью к партии, к ее вождям. Везде и во всем жила ложь, фальшь, страх за свою жизнь, за жизнь своих близких.
Скрывалось, что простые люди в цивилизованных странах живут лучше и материально, и духовно. В западной Германии лучше, чем в восточной. В южной Корее лучше, чем в северной. Лучше живут люди и в бывшей когда-то Российской царской Финляндии. Экспорт большевистского социализма, кроме вражды, крови и неразберихи, ничего не приносил. Холодная война. Никто не знает, сколько она стоила русскому народу. Душевный покой приходилось искать в водке. Что-то не то. Застой. Врагами народа на этот раз оказались алкоголики. Против-алкогольная компания. И тут-то оказалось, что наша плановая экономика и держалась на советских алкоголиках.
Перестройка, хотя ничего не перестраивалось, — все об этом только и говорили. Все разом полюбили нового генерального секретаря, который говорил, что все хорошо, только сшили навыворот, надо расшить и сшить снова. Это была гласность. Лопатин не воспринимал перестройку близко, потому что не верил ей. Какая может быть гласность при той системе, которая убила миллионы людей, а то, ради чего убивали, — не наступало. О чем гласить? О счастье в психушках, о том, что в Советском Союзе пшеницы хватает только на водку, на закуску ее надо покупать у капиталистов?
Появился еще один дурак: выложил партбилет на глазах у всей страны. Не проживет долго. Место таким — в психушке.
Истинное лицо гласности многим открыл А. Д. Сахаров, которого классически, "по-шариковски", задушили за трибуной той самой гласности. «Демократии не может быть наполовину», — хватаясь за трибуну, из последних сил говорил Андрей Дмитриевич. После его смерти Лопатин определил для себя: -«Промолчи и попадешь в палачи». Спокойный и молчаливый, он становился разговорчивым, энергичным, воэбужденным и даже нервным, когда разговор заходил о политике.
.
Часть 4 Провинциальная демократия
в корне отличалась от столичной. За происходящим в Москве, широко раскрыв рот, следили и местные демократы, и власть имущие. Последние, напуганные неожиданным и еще больше нежданным, первое время к местным демократам относились весьма благосклонно. Часто, на выборах, будучи наблюдателем от демократов, Лопатин за одним богатым столом с наблюдателями от коммунистов обмывал сначала их коммунистическую победу в нашем, так называемом, «красном поясе», и чуть позже — свою, демократическую по всей стране. Андрей гордился тем, что думал так, как большинство россиян. Искренне сочувствовал людям, в основном старшего поколения, которым многое было непонятно. Как это?! Такой ценой. Такие жертвы! Строили своим потомкам, и вдруг все коту под хвост. Лопатин видел, как люди ненавидели Ельцина, считая его виновным в развале Союза. Молодежь, новое поколение, не веря ни Богу, ни власти, решило строить себе счастливую жизнь отдельно и от власти, и от Бога. Новые русские — это трагедия, детище советского большевизма, считал Лопатин, последствия которого непредсказуемы, расхлебывать их не одному поколению..
К своему сожалению, Лопатин был безграмотным в православии, тем не менее, брал на себя смелость рассуждать, что Союз распался, потому что был безбожной страной. Русь издревле в мире считалась Святой. Вряд ли таковым кто-то назовет Советский Союз. Весь мир шарахался и еще долго будет шарахаться от нас, как от прокаженных, до тех пор, по крайней мере, пока обманутые люди будут поклоняться мощам антихриста в мавзолее, пока большевизм не будет признан преступным, как и фашизм, или хотя бы греховным, для чего нужно покаянье. Ленин — самый великий преступник за всю историю человечества. Большего зла своему народу, да и вообще человечеству, не принес ни один человек.
Несостоятельность большевистских идей большие образованные «дяди» знали лучше всех. И все же продолжали строить на этом свои предвыборные кампании, создавая тем самым по стране «красные пояса». Это безнравственно в высшей степени, считал Лопатин. После их побед на выборах тут же размножались их клоны — швондеры по всей области, краю. Деньги и добрая, демократическая власть делала их все более уверенными. Безнаказанность позволяла творить произвол. Разумеется, такая демократия не нравилась простым людям и вполне устраивала «дядей».
Андрей попал под сокращение. На работу в районе не брал уже никто. Все знали, что за этим кроется, никто не хотел рисковать. Пришел как–то по объявлению — устроиться на работу. Встречает хорошо знакомый бывший одноклассник, теперь богатый предприниматель
- Привет Лопатин, помнишь, как ты агитировал за демократию, ну и как тебе результат? Я теперь я, а ты безработный. Работы тебе нет, и не будет. И знаешь почему? Ты выступал против власти. Против советской, против демократической, какая разница против какой, против моей власти. И потому пшел вон, шут гороховый.
Больше года Лопатин не мог устроиться на работу. Рассказал о своем положении ребятам — демократам в губернии. На что те ответили: «В политику играться нельзя, ею надо заниматься серьезно, либо она займется тобой».
Так Андрей стал кандидатом в депутаты в районную думу, где был основным конкурентом Харченко. Предложение снять кандидатуру были неоднократными, от многих и в различной форме. Было такое предложение и от Федора Петровича при довольно неприятных для Лопатина обстоятельствах.
Сын Андрея Максим дружил с девочкой из весьма приличной семьи. Дело шло к свадьбе. Стали дружить семьями. Сват уходил на пенсию по выслуге. Будучи уважаемым человеком не только в своем районе, проводы устроил грандиозные. В числе приглашенных был и уважаемый Федор Петрович. Рядом с ним, как всегда, первый зам., Серебряный Петр Иванович, который при первом удобном случае предложил Лопатину выйти покурить.
- Андрей Ильич, не хочу быть многословным: будь человеком, сними свою кандидатуру на выборах. Лопатин был еще более краток:
-Нет
Подошли сват и Федор Петрович. Заговорил сват:
–Я, как ты знаешь, давно уже депутат, мы с тобой уже почти одна семья, зачем нам дублировать друг друга? Мне вот Фёдор Петрович сказал, что твоя должность в управлении сельского хозяйства восстанавливается…
-Нет, — сказал Лопатин. — Не могу, прости, сват.
Федор Петрович вместо прощания сказал:
-Дурак ты, Лопатин, неблагодарный. Советская власть дала тебе жилье, образование, возможность работать.
Серебряный добавил, обращаясь уже к свату.
- Извини, уважаемый, но с этим «дерьмократом» за одним столом сидеть мы не намерены.
Сват прекратил всякие отношения с Лопатиным, запретил дочери встречаться с Максимом. Свадьба расстроилась. Дети все же не расстались. Их любовь была настоящей, а потому сильней политики, сильней вражды. Уважаемый сват прекратил отношения и с дочерью. Дети жили у Лопатиных.
Материальные трудности заставили позвонить одному из одноклассников, Дьяченко Николаю, теперь богатому предпринимателю, просить денег в долг.
- Приходи. — Всю его историю он, разумеется, знал.
- Лопатин, занимаю деньги с условием: никому о долге не скажешь.
Отсчитывая необходимую сумму, он спросил:
— Андрей, ты хоть сейчас изменил свое мнение о Ельцине?
- Нет, — честно сказал Лопатин.
- Но ведь люди сейчас живут намного хуже, чем при советах, в том числе и ты.
- Материально да, но ведь не хлебом единым жив человек.
- Да ты посмотри — кругом рэкет, наркоманы, бандиты.
- Ну и кто их породил, как не та же бандитская советская власть, при которой все и держалось только на страхе. Как только
советская страшилка сожрала в конце концов и
себя, все развалилось. Новая общность людей — советский народ в отсутствии и религии и той страшилки, не ведая ни стыда, ни совести тут же потребовал и опиум, и разврат, и разбой. Как грибы после дождя, повылазили свиньи и хамы навроде Мавроди и мрази типа Чикатило, которым большевики зачастую покровительствовали, используя в качестве осведомителей, нередко и палачей, в борьбе с инакомыслящими. Что продолжается и сейчас, примеры тому: Мень, Холодов, Собчак, Старовойтова, Тальков, Листьев. Что касается Ельцина, при всех его русских недостатках, история еще оценит гражданское мужество человека, который не побоялся и первым добровольно выложил сатанинский, большевистский билет. Добровольно, досрочно ушел с поста президента. Убирая деньги назад, в свое большое портмоне, друг сказал:
- У меня такой билет и поныне при себе, а ты иди и проси деньги у своего Ельцина. Подумай хорошенько и приходи завтра.
Завтра было открытие охоты на утку. Демократия широкой русской поступью шагала по стране, вместе с ней счастливый и свободный шагал и Андрей Лопатин. Шагал домой, на свою малую родину. Душа, упоённая счастьем встречи с ней, цвела и ликовала, предвкушая встречу с родными и близкими людьми. Любой человек, несомненно, любит свою малую родину, родные корни на ней, больше чем любое другое место на земле, и если бы каждый жил на том месте, где и родился, то и большая Родина, и вся Земля были бы больше любимы. Наверняка было бы меньше войн, вражды, ненависти, было бы больше добра, любви… Андрей шагал и думал: никакая партия, никакая власть, никакая самая сильная сила не вернут России былую славу, святость. Только кротость, смирение и любовь, любовь к Богу, выполнение Его заповедей, были, есть и будут истинным счастьем бытия земного и, кто знает, может, и царствия небесного.
«Возлюби ненавидящих тебя, ибо они не ведают, что творят,» — вспомнил Андрей последние наставления священнослужителя отца Сергия, который часто приходил к ним, заблудшим, в лагерь. Почему Батюшка не говорил этого раньше? Господи, благодарю Тебя за прошедшую ночь сию и благослови на сегодняшний день.
Сегодня Андрей будет в объятьях родных. Среди них был новый человек, новая жизнь, его внук, которому шел уже третий год, видел которого лишь на фотографиях, но любил больше всех. «Не создай идола в ближнем, в том числе и в дитя своем. Грешат этим особенно наши бабушки и дедушки» — предупреждал батюшка по этому поводу, многозначительно улыбаясь.
_________________________