Моя другая половина – крестьянская. Моя прабабушка по материнской линии была крепостной князя Кочубея, значит, родилась ещё до 1861 года. В конце шестидесятых годов прошлого века моя прабабка ещё жила в деревне под Полтавой совершенно одна, имела корову, ходила босиком и жила тем, что лечила травами.
Мы, правнуки, помогали ей, собирали эти травы особым способом, в особые дни, и сушили на чердаке, без сквозняка. На чердаке всегда пахло травами, было сухо и чисто, а в середине стоял сосновый гроб, набитый сеном. Моя прапрабабка, боясь после голода 30-х годов быть похороненной без гроба, купила его задолго до того, когда он ей понадобился. Умерла она, не дожив месяца до ста лет, от гангрены, наступив на ржавый гвоздь. Мы в этом гробу иногда спали днём. Когда тебе лет 5-6, то не нагоняет страх деревянный ящик, набитый травой и пахнущий мятой.
Мои бабушка и дедушка по материнской линии поженились, вернее, их поженили, когда им было 13 и 14 лет. Первый ребёнок у моей бабушки родился, когда ей было девятнадцать. К этому времени она выросла в высокую, грубую, рыжеволосую крестьянку метр восемьдесят ростом, а дед ростом не вышел – метр шестьдесят с хвостиком, был черноволосым красавцем и любителем женщин. Дед был внебрачным сыном кухарки и того же князя Кочубея. С такой родословной ему в жизни ничего выдающегося не светило, если бы не революция, которой он был предан до последних минут своей жизни.
До женитьбы он успел окончить церковно-приходскую школу, четыре класса. Больше у него официального образования не было. Были, как он сам говорил, коридоры. Вот по этим коридорам он дослужился до прокурора. В церковной школе мой дед учился и пел с Козловским, у которого тоже не было другого образования. У него был хорошо поставленный баритон. Боже, как он пел! Арии, украинские и итальянские песни… Я всегда думала: «Ну почему ты стал коммунистом, а не певцом!"
В войну дед служил в СМЕРШЕ. Как он говорил: " Восстанавливал Советскую власть в Молдавии"...
А в шестидесятые годы прошлого столетия его исключили из партии за не по-коммунистически проведённое судебное разбирательство дела одного крестьянина. Крестьянин перепутал и увёз, вместо своего, колхозный стог сена, сложенный не им, а его сыном. За воровство ему грозило 15 лет лагерей. Дед отказался тогда от обвинения из-за «отсутствия состава преступления». За это его и выгнали из партии, и с работы.
Он устроился работать юристом в «Сахароводство», еврейскую организацию, где традиционно работали евреи за «чертой оседлости». Выучил идиш и работал там до пенсии, люди его уважали. А всё свободное время он писал письма с просьбой о восстановлении в рядах КПСС. Брежнев восстановил его. Дед повесил дома его портрет.