Он так красиво стучит пальцами по клавиатуре. Глаза неотрывно следят за появляющимися стремительно словами. Улыбается. Такая хитрая знакомая обманывающая улыбка умного человека, который все всё понимает. Кажется, что все. Видит тебя на самой глубине твоих горящих глаз. Видит и чувствует, знает, как ты любишь и ненавидишь. Рука потянулась к стоящей на старом столике еще со времен бабушки чашке холодного чая. Морщится. Чай стоял со вчерашнего утра. Быстро пьет, ставит на место, как обычно выплескивает немного светло – коричневых капель на потрескавшуюся поверхность бабушкиного стола. Стучит дальше. Зверская ухмылка. Что – то задумал. Качает головой, стирает два предложения и кладет голову на ладони. Поворачивается ко мне, грустно так смотрит, хочется подойти и обнять. В комнату врывается холодный весенний ветер, занавески причудливо переплетены между собой и засунуты за батарею рядом с окном. Я пытаюсь встать. Смятая простыня начинает раздражать, подушка кажется камнем. Получается только подняться на локти. Что, черт возьми, происходит…Он опускает глаза. Я хрипло спрашиваю, долго ли спала. Молчит и улыбается. Я тоже улыбаюсь. В глазах еще сон. Он подходит ко мне, целует в лоб, опускается на колени. Я ничего не понимаю, пытаюсь спросить, он легонько зажимает мне рот рукой. Опускает меня обратно на жесткую подушку. Поднимает с пола пахнущий табаком плед, накрывает, шепчет о любви. Я смотрю на него и думаю, что все так хорошо, что жизнь прекрасна и лучше этого человека больше никого нет. В глазах темнеет. Голова кружится, тошнит, пальцы рук немеют, я чувствую себя пассажиркой, которую случайно выбросили из самолета. Поднимаю еле руку, нащупываю его голову. Губы. Он улыбается. Темно. Впереди какие – то точки непонятного цвета, внизу холодно, глаза как будто склеены мазутом. Я пытаюсь позвать его. Губы не двигаются. Почему, что со мной, где он…Мне так плохо, а его нет рядом, он где – то там улыбается и пьет холодный чай, сволочь…
Шла по улице в темноте, желтые круги фонаря казались мрачными и страшными.
Руки мерзли, считала шаги до подъезда. Шарф развевается, глаза сверкают. Скорей бы весна.
Дрожащими руками достала ключ, с первого раза попасть не смогла. Хотел уже выйти открывать. Принесла ему сегодня новую книжку. Пусть читает. Зато в отместку буду слушать сейчас всякую чушь.
Лестница встретила меня харчками и частицами уличной грязи. Мило. Лифт открылся сразу, прожженные кнопки уставились на меня сиянием цвета прокисшей сметаны. Ну почему у него в доме так мерзко. Черт, помада наверное стерлась…
Звоню. Открывает. Впускает. Раздеваюсь.
Я знаю, я не идеальна. Я много вру и многих ненавижу. Я ленива и язвительна.
Простите меня. Возможно, без моих насмешек жизнь станет лучше.
Когда я была маленькая, мне все говорили, что я – вредина. Что если я буду продолжать так и дальше останусь совсем одна. А когда люди одни, им скучно. Вот и мне скучно.
Но если сделать что – то такое запретное, сразу станет интересно, а значит – увлекательно и весело. Не ругайте меня.
Не хочу оставлять за собой какие то недочеты, всем Вам я уже все сказала. Что хотела. Остальное думайте – решайте сами. Вы такие умные, может найдете объяснение моему поступку. А если нет – пеняйте на себя, я не сумасшедшая и знаю, что делаю. Злитесь сколько угодно. Можете даже позвонить мне. Вряд ли отвечу.
В квартире пахнет грязной водой и плохим настроением.
Пытаюсь пошутить. Скромно улыбается, смотрит в пол. Иду в комнату, сзади приплетается толстый кот без имени, думает, консервы принесла. Он его не кормит, только я. Играет тихая музыка прошедшего детства. Книжки на полу, кровать незаправлена, свет горит везде. Как будто темноты боится. В плафоне дурацкой лиловой лампы жужжат мухи. Я сажусь на удивительно целое кожаное кресло с львиными ножками. Он возвращается из кухни с тарелкой пельменей. Пододвигает стол, смотрит на меня. Молчит. Я начинаю рассказывать, как прошел день. Кивает.
Говорили о судьбе Маркса.
Придумывали имя коту. В - не - знаю – какой - раз. Сидели на подоконнике курили.
Пора. Не хочет отпускать. Тянет к себе, вырываюсь, пытаюсь не больно ударить его. Застегиваю ботинки. Роняю слезинку на молнию. Прощаюсь. Отвечает, что завтра не будет, что мы больные. Что мы любили. В ответ говорю, что до сих пор любим. Ухмыляется. Ну и ладно с ним. Пусть остается при своем мнении.
Возвращаюсь опять. Так и не дошла до остановки. Знал.
Встретил со страдальческим выражением лица, упрекнул, сказал, что лучше б я не приходила. Злится. Успокаиваю. Чем – то недоволен. Обнимаю за плечи, ну что с ним такое…Легкий нервоз усиливается, теребит мой шарф. Сыграли пару раз в карты. Выиграла. Оба раза, кто бы сомневался. Странное ощущение, что – то скрывает.
Пили гадость. Смеялись. Рассказывали глупые истории. Опять играли. Заснула кажется, не помню, просто упала и все.
В комнате очень холодно. Глаза открыты. Стеклянные. Тяжелый рваный ковер пестреет бордовым рисунком в лунном свете. На столике чай и пепельница. Его нет.
Дверь в комнату бьет о стену пугая каждый раз кота без имени.
Все окна открыты. Ждать недолго. Люстра музыкально звякает своими хрусталиками, создавая мелодию ненаступившего завтра. Ведь люди – больные, любили. Любят. Но об это ни слова, ни злого, не повезло вам….я не верю.