Сын
Сюжет прост, даже банален, и все же присутствует в нем нечто, что вынуждает меня начать именно с этих слов: 30-летний мужчина в последний раз закрывает за собой дверь дома, когда мальчику исполняется пять, Почта работает исправно, но письма и посылки сыну почему-то не доходят. У мальчика новый (точнее - "новый русский") папа. Он покупает мальчику дорогие вещи и игрушки, посылает его учиться в английский колледж – тем и ограничивается все его присутствие в жизни мальчика. Потому что новый папа очень занят - вся его жизнь проходит в деловых поездках по разным странам.
Счастлив ли мальчик? Он еще слишком мал, чтобы ответить на этот вопрос. Он не вполне понимает даже, почему дети именитых пэров дразнят его "русским придурком" и не желают принимать в свой игры. Потом его отвозят на Кипр, где семья поселяется в красивом доме. У мальчика вдруг портится характер - переходный возраст! - и мама говорит: "Ты стал невыносим. Пожалуй, я отправлю тебя в Израиль к папе. Или - в Москву, в интернат", Мальчик, разумеется, выбирает папу. Которого он, правда, совсем не помнит и представляет почему-то с бородой. Он ищет в толпе родное бородатое лицо, а натыкается на улыбающегося гладковыбритого незнакомого мужчину: так вот он какой - его папа...
И начинается суровая жизнь двух мужчин. Суровая, потому что денег мало - на квартиру еще хватает, а на отопление уже нет, и мужчины спят в куртках. Телефон безнадежно отключен за неуплату. Папа питается овощами - они дешевле мяса, а мальчик ест корнфлекс с молоком и пиццу, которой его угощают многочисленные друзья. Папа не впадает в депрессию, и мальчик ни на что не жалуется – вдвоем им хорошо. Мальчик даже привыкает - по очереди с папой -_мыть посуду и пол, потому что женщины в доме нет и пока не предвидится: женщины предпочитают обеспеченных бездетных мужчин. Новых русских.
Отец
В начале этого замысловатого сюжета он живет себе в Москве. Живет припеваючи. Денег много. Работа (съемка детишек, военных, молодоженов) - непыльная. Жизнь - пустая. Рестораны, сауны, скоротечные романы, похмелье и скорое "прощай". И кажется, что так - в не слишком напряженных буднях и изматывающих праздниках - незаметно пройдет вся его жизнь.
Но в канун 30-летия, а может, чуть раньше, ему вдруг снится чудной сон: однополчанин дедушки сообщает о получении депеши, в которой черным по белому написано, что Саше (назовем его так) надлежит отбыть в Израиль и со смирением принять там все, что с ним произойдет. И что-то переворачивается в душе 30-летнего и немало повидавшего мужчины. Он пакует чемоданы и отправляется в Шереметьево со своей новой юной женой, оставляя в Москве первую жену, пятилетнего сына, квартиру и прибыльный бизнес.
И начинается трудная, абсолютно непривычная жизнь. Сборщик апельсинов, грузчик, столяр... А жизнь, как нарочно, подстраивает Саше все новые и новые испытания: расставание с женой; кража инструментов, купленных на одолженные деньги и предназначенных для открытия собственного дела; неудачное падение, травма, операционная... Он словно платит по старым счетам, испытывая лишения тех, на кого в прежней, московской жизни посматривал свысока; когда-то соривший деньгами, теперь живет, считая каждую копейку. И света в конце туннеля не видать.
Посвящение
А потом в его жизни вдруг возникает йешива, куда он бежит от кораблекрушения, именуемого разбитой любовью. Он изучает Талмуд, но через несколько месяцев вдруг понимает, что дальше - либо посвятить этому всю жизнь, либо возвратиться в привычный мир. Он слишком любит жизнь и обычные житейские радости. Он возвращается, но что-то для него вдруг меняется в этом привычном мире - все предстает в ином свете, словно кто-то свыше посвящает его в нечто такое, чему нет названия. Он бродит по Иерусалиму и УЗНАЕТ эти места – в какой-то из своих прежних жизней, в предыдущей инкарнации он уже явно здесь жил.
Иерусалим
И попробуй тут не поверить в чудеса, когда они происходят с тобой буквально на каждом шагу. Только вчера он снимал это сухое дерево с выразительными перстами ветвей, а наутро его спиливают. Только вчера он поймал в кадр эту причудливую игру теней, а сегодня в разбитом плафоне заменяют стекло и на землю ложится ровный, ничего не говорящий уму и сердцу световой круг. Окружающее меняется буквально в считанные часы. Мгновение запечатлелось, экспозиция разрушена, как декорации отснятого, фильма, - и повторить кадр уже не сможет даже Господь Бог.
Он забредает в глухие переулочки, опускается в колодцы дворов, забирается на древние стены. Ночной Иерусалим открывается перед ним, как пещера сокровищ перед Аладдином. Серые в сутолоке дня здания по ночам вдруг приобретают золотистый оттенок. Луна над стеной Старого города превращается в звезду Давида. Ночные тени, стирают суету дня, отбрасывая иерусалимские улицы на много веков назад. Без людей и машин так легко представить себе в этих хитросплетениях закоулков нечто такое, что происходило давно-давно...
Иерусалим прекрасен на каждом квадратном метре - от травинки до законченного пейзажа. Оказывается, не только в детстве присутствует это особое зрение, когда замечаешь каждый стебелек, каждую капельку в чашке листка, потому что ты мал и, значит, гораздо ближе к земле, чем взрослые, - они вроде тоже смотрят под ноги, но взгляд их обращен только к собственным мыслям. Какое наитие ведет человека с камерой по исхоженным улицам, помогает ему выбрать ракурс и щелкнуть затвором именно в то неповторимое мгновение, когда тени размыты, а контуры, напротив, особенно резки? Кто может ответить на этот вопрос? Саша зажигает красную лампочку, вынимает из проявителя лист фотобумаги и сам поражается запечатленному таинству. Наитие видит больше, чем обычный человеческий взгляд. Даже если это взгляд профессионала.
Зимняя ночь
Перед таинством природы самая изощренная фантазия - ничто. Не станем представлять себе, а просто откроем дверь дома и выйдем в иерусалимскую ночь, чтобы тут же остолбенеть от увиденного - поникшие под тяжестью снега верхушки пальм, рубины и аметисты цветов в серебряной оправе, ледяной бисер под ногами. Мираж, призрак, каприз. Еще полчаса, час - и ничего этого не будет, а будет темная каша под ногами и поникшие мокрые листья. И кто-то должен запечатлеть то предыдущее мгновенье, чтобы мы не забыли - оно действительно было. И мы выходили в ту ночь, шли по знакомым улицам, не узнавая их, касались рукой посеребренных ветвей, и они отзывались этому касанию неслышным звоном.
Двое
Вот так и живут в Иерусалиме эти двое, не замечая дискомфорта. И почему-то очень важно знать, что они есть, что они -такие. Мальчик - необычайно талантливый, способный воплощать в рисунке образы, рождающиеся у него в голове. И мужчина, который бродит по ночному Иерусалиму, с мистической непостижимостью запечатлевая мгновения, открывающиеся перед ним - посвященным - лишь однажды.
http://www.il4u.org.il/jerusalem/jernight/jernight.htm