Мы сидим друг напротив друга. Я знаю, что дорога ему – хотя бы как память о том, что иногда люди живут. И бывают счастливы. Нет, я не претендую на роль Музы – ведь все Музы обыкновенно очень глупы. В самом деле: всю жизнь вдохновлять кого-то, а самой не вдохновиться – это, знаете ли… В общем, я хочу, чтобы у меня тоже была Муза, но ею быть не желаю. Он это знает. Я это тоже знаю. Даже больше: я уверена, что не вдохновляю его на великое. Только на оригинальное времяпрепровождение (или неоригинальное. А вообще-то о чем это я? какой век на дворе?..). Во мне нет тем; к тому же, я не Муза.
Он черпает вдохновение из других. В смысле женщин. Я и это знаю, но даю ему понять, что слушать об этом не хочу. Да и ему не так уж трудно мне подыграть. Он же это любит; и потом, он пишет – значит, хороший режиссер. Я – его постановка. Он – моя постановка.
Но сегодня мы разговариваем серьезно. И без пафоса. Такое редко случается у мужчины и женщины, если они любовники. Обычно один молчит, а другой рассказывает. Или оба молчат, что еще вероятнее. А если оба говорят на равных, то, скорее всего, они просто деловые партнеры. В дружбу разнополых людей я верю с большой натугой. Скажем так, как в исключение из правила. А вообще-то, настоящих мужчин и хороших женщин слишком мало, чтобы они дружили. Все же остальные при слове «дружба» просто рассмеются в лицо.
Но мы разговариваем. Опасную тему начинаю, естественно, я. Он для такого слишком уважает меня и себя. А я б этом просто не думаю. Такие мысли для меня из разряда «даже не начинай думать».
Я говорю о том, что несправедливость по отношению к женщинам распространяется и на медицину. О том, что гинеколог стал обязательным врачом даже для получения медсправки на водительские права.
- Понимаешь, - я вхожу во вкус разговора, - каждый визит к гинекологу – это большая душевная травма для меня. Такое чувство, что тебя унизили, надругались над тобой, плюнули тебе в душу, наконец.
Я не жду комментариев – никаких, кроме, может быть, молчаливо-осторожного сочувствия вперемежку с уважением. Но он комментирует.
- Знаешь, - говорит он, - однажды я ходил с одной девушкой к этому врачу. Она оттуда вышла в слезах. Ее два аборта, яды, которыми она травит свой организм, - вот что страшно. Так что твои проблемы – это еще не конец. Считай, что тебе повезло.
Я ожидала всё что угодно, но только не это. В душе – страшно-горькая смесь обиды и непонимания. С одной стороны, такая ситуация очень красноречиво говорит о девушке. Какой у нее образ жизни? Соответствующий. Она сама виновата… Моя чуткая женская ревность так и говорит. И что это вообще значит – «повезло»?! Мне повезло… да я просто веду нормальный образ жизни и уважаю себя, в отличие от некоторых! Но… с другой стороны, я понимаю, что, если ему надо будет выбирать между мной и ей, он не колеблясь предпочтет ее. Я это не просто знаю – я это вижу. Я вижу, как он, молчаливо обняв ее за плечи, стоит в женской консультации. Она – в слезах, и в этот момент для него, кроме нее, никого не существует. И попробуй я сказать про нее что-нибудь плохое, он уйдет. Навсегда. Да, впрочем, он и так уйдет. К ней – вернее, к такой, как она. И будет с ней жить. И будет любить ее. И напишет ей свои самые лучшие стихи.
А я… я вечно буду стоять возле дверей женской консультации и наблюдать великую любовь. И буду ждать, когда же он, наконец, повернется в мою сторону. Тогда я уйду. Уйду молча, потому что каждое мое слово обратится против меня. Он посчитает, что мои слова уничтожат великость минуты. А я ничего не скажу. Потому что я – из другого мира. Я развернусь и уйду. А она, зареванная, будет стоять и обнимать его. Он будет бессмысленно твердить ей: «Все хорошо, все хорошо… ты поправишься, не бойся». А я уйду в темноте, и никому не будет до этого дела…
- Тебе пора? – это всё, что я могу ему сказать сегодня.
- Да, пожалуй, - он бегло смотрит на часы, а потом так же бегло на меня. Чуть-чуть улыбается.