Поразительно упорство человеческое – очень уж не хочется прослыть совсем уж идиотами, вот и блуждают наши умы со времен доисторических обстоятельных обедов до сегодняшних коротких завтраков на лету. Блуждают и ищут, не обронило ли Мироздание какую-нибудь новую крошку, которую можно было бы пощупать и сделать очередной нелепый вывод, как все устроено и к чему все катится.
Нет чтоб откровенно признаться, так, мол, и так, папа – обезьян, мама – обезьян... Идите все нафиг со своими тайнами вселенной. Увы, не устраивает такой подход наших блуждающих философов, и я маюсь вместе с ними, хотя мог бы подольше поспать или, на худой конец, скушать апельсин, знаете, восторженно так, по-обезьяньему, по-дикому, вгрызаясь сквозь оранжевую шкурку в его сочную, наивную, а потому легонько щиплющую мякоть.
Забытые философы обречены страдать изжогой, проявляющейся не только жжением в груди, в районе несчастного пищевода, обреченного пропускать через себя все то, что загребущие крючки пальцев запихивают нам в рот, но и жжением в душе, которое не так легко погасить простым раствором соды.
Я лично знал одного забытого философа. Имя, правда, сообщить не могу, потому что забыл. Если б помнил, то какой бы он был после этого забытый? Соображаете?
Так вот, это был даже не философ, а его призрак. Сам мудрец окочурился в незапамятные времена, прожив насыщенную жизнь, полную гонений и попоек, в рамках какой-то древней цивилизации, останки которой до сих пор еще не откопали. Что? Нет. Не Атлантида. Почему, чуть что, так Атлантида? Если бы я имел в виду Атлантиду, я бы так честно и сказал. Вообще я был бы вам очень признателен, если бы вы сделали усилие над собой и не прерывали мой стройный, но немного перевозбужденный поток мыслей, а то я собьюсь и придется начинать сначала.
Подробностей его биографии я не знаю. Его призрак обычно появлялся в предутренний час, а в такое время как-то не хочется подробно разбираться с паспортными данными и биографическими подробностями.
Так вот, вы себе не представляете, этот мыслитель все уже наперед знал... И мыслями Декарта со мной делился, и даже мысли будущих философов ему были хорошо известны. Конечно, звучали они не так четко и прочувствованно, как обычно громыхают мысли, обреченные на бессмертие посредством публикации в интернете. Но мыслишки были вполне дельные и, я бы сказал, достаточно ярко выраженные для того, чтобы признать за призраком приоритет в их высказывании.
Даже смешно: человеческий мозг все время кружится вокруг одних и тех же мыслей, хоть ты его бей, хоть с аукциона продавай – ничего не поделаешь... Думаем мы все одинаково, и кому только это все нужно? Great minds think alike – великие умы мыслят одинаково. Идиоты тоже мыслят одинаково. Ну, и на кой черт нужно это производство стандартных мыслей из поколения в поколение?
Однажды утром, проснувшись и снова увидев зыбкую тень, я подергал призрак забытого философа за бороду и, зевая, спросил:
– Слушай, дед, – на кой черт все это надо?
Дед стряхнул мне на ночной колпак пепел иллюзорной папироски а-ля «Казбек» (помните, в доисторические времена были такие папиросы с рисунком горца на пачке, его еще дедушка Маськина звал «Нищий в горах»).
Тут я заметил, что тень забытого философа происходит из дыма папиросы, которую он сам же и курит. Как же такое может быть? Да в том-то и дело, что большая часть наших наблюдений в конце концов наталкивается на подобную картину. Пытаясь разъяснить истоки явления, мы вдруг осознаем, что оно происходит само из себя. Что было раньше: курица или яйцо... Проклятый парадокс.
Подобные загадки можно объяснить лишь тем, что мы наблюдаем только часть объекта или явления, в то время как другие части скрыты от нашего взгляда, возможно, в других измерениях. Посмотрите на меня нарисованного. Для меня на картинке призрак, происходящий из дыма своей собственной папиросы, так же реален, как и мой ночной горшок, стоящий под кроватью, а что может быть прозаичнее и реальнее, чем ночной горшок? Призрак так же реален, как и я сам.
Выходит, за всем, что мы наблюдаем, стоит невидимый художник, который создает и нас, и объекты, нами наблюдаемые, совершенно по другим законам бытия, рисуя сначала мой ночной горшок, или дым от папироски, или что-нибудь еще, ибо порядок не важен, поскольку художник не должен подчиняться логическим связям между причиной и следствием, когда он водит карандашом по бумаге. Ведь для него время в нашем нарисованном измерении не существует. Для него мы с горшком и призраком – статичная картинка, не имеющая ни эволюции, ни будущего, хотя и то, и другое в ней подразумевается. Однако для меня нарисованного не существует никакой иной реальности, кроме той, что присутствует со мной на рисунке, и объяснить эту нарисованную реальность я не могу, если не признаю наличие художника, находящегося за пределами моего мира.
Раньше считалось что законы квантовой механики работают на чрезвычайно малых расстояниях, но недавно провели эксперимент: создали фотон, пропустили его через двойной кристалл, создав тем самым два фотона, и отправили их в противоположные стороны на расстояние то ли пять, то ли десять километров.... Что за фотоны мы получили, можно узнать только в точке измерения; они непредсказуемы, но вышла такая штука, что эти два фотона имеют противоположные характеристики, и когда мы узнаём, что за фотон на одной стороне, мы сразу же узнаём, что за фотон на другой стороне, между ними существует какая-то магическая связь, а по эйнштейновской теории информация не может быть передана со скоростью, превышающей скорость света... в то время как в нашем эксперименте эта связь существует мгновенно или как бы предсуществует.
Для простоты иллюстрации этого эксперимента – поставим два ящика с перчатками; открываем первый – видим, скажем, левую перчатку, а так как перчатки – парный предмет, то, не открывая второй ящик, можем сказать, что там правая.
Этот эксперимент, да и другие представляются нам не более логичными, чем появление призрака из дыма собственной папироски, которая не может существовать без того, чтобы ее курил призрак, который не может существовать без того, чтобы не появиться из дыма папироски, который не может... и так далее, до бесконечности. Короче, нарисованное на картинке не может существовать, однако существует, потому что нарисовано. А наша беда в том, что мы сами являемся героями этой самой невозможной картинки и никаких других альтернатив, кроме как слепо верить в то, что мы видим, не имеем.
– Слушай, дед, – на кой черт все это надо? – повторил я. – Зачем из поколения в поколение расшибать лбы о нерешаемые вопросы? Кому все эти догадки нужны, если слова доисторического философа перекликаются с прозрениями мыслителей будущего и навечно недоказуемы и неопровержимы в одинаковой мере?
– Это же вполне ясно, для чего... – начал темнить призрак, – для самого процесса. Ты же не спрашиваешь, зачем ты каждый день набиваешь свой живот... Поскольку время существует лишь в нашем недоразвитом сознании и к истиной вселенной не имеет большого отношения, нам и кажется, что должен быть какой-то прогресс. Если вы разогреваете лопатку мамонта, приготовленную с сыром «пармезан», не на костре в пещере, а в микроволновой печке, то не считайте, что вселенная прогрессирует, просто она позволяет вам насладиться тягучестью процесса жизни. Только и всего. Поговорили, поели, попили, померли. Поговорили, поели, попили, померли. Поговорили, поели, попили, померли. (Не думайте, что издательство мне платит построчно или за слова, он просто повторил эту фразу три раза.)
– Значит, все, на что мы способны, это только проводить эту жизнь в занимательных процессах, – ещё громче и залихватистее зевнул я.
– Ну, что-то вроде того, – тоже зевнул за компанию призрак забытого философа, ибо великие умы не только мыслят, но и зевают одинаково.