Чем пахнет человек, когда он умирает? Вы не в курсе?
Если бы я мог ответить на этот вопрос, то жил бы спокойно. Но запах умирания преследует меня изо дня в день. Я знаю каждый его компонент, все его оттенки, сотни мелких отличий. Но что это за запах – описать не могу.
Вся реанимация, будь она неладна, пропахла им насквозь.
Вся мебель, вся посуда, стены и пол, инструменты и бельё, несмотря на регулярность генеральных уборок, пахнут не хлором, не мылом, и не нашатырём…, а …
Чем?
Каждый день я иду на работу как на казнь, не надеясь уже на помилование. Давно известно, что мой наёмный убийца – этот запах, ждёт меня там, за дверью, где умирают люди.
И ведь главное – все пахнут одинаково, не важно – чем они занимались и кем они были до ТОГО. До того, как попали сюда и «ЗАУМИРАЛИ».
Удивительный термин.
К примеру:
- Не знаю, с чего это он у меня заумирал вдруг?
Или:
- Чё это сегодня люди заумирали?
И уже всё равно – кто: красивый молодой мужик, ещё вчера катавший золочёных тёток в своём «Лэндкрузере», или изгнившая парализованная бабка восьмидесяти годов, - запах один и тот же. Сколько бы не старался врач, как только появляется этот запах – пиши пропало. Значит скоро уже финал.
Чем же они пахнут?
Раньше я всегда различал кислую вонь желудочного содержимого, солоноватый запах крови и пенистой мокроты при отёке лёгких, отвратительный букет, оттенка гнилых яблок, при кишечной непроходимости, пары ацетона при диабете и резкий, неожиданный смрад сырой печени при циррозе.
Но теперь всё моё внимание занимает другой запах. Необъяснимый, тонкий и сладковатый до дурноты, всепроникающий…
И каждый день, после работы, в ординаторской торопливо скидывая спецодежду, я чувствую, что весь провонял им. Тогда я лезу в душ и остервенело моюсь три раза с мылом, обливаюсь с головы до ног одеколоном…
Но как только я достаю из шкафчика свои домашние шмотки: джинсы, футболку, куртку, ботинки… я понимаю, что снова проиграл. Запах, конечно, просочился в шкаф, и теперь он пойдёт вместе со мной в мой дом, будет сопротивляться до последнего момента, упираться ножками и ручками. А я со злостью буду пихать его в стиральную машинку, захлопну за ним дверцу и, показав ему непристойный жест, снова полезу в душ.
Поймите меня правильно, никакого отвращения или же страха перед запахом умирания я не испытываю, иначе давно бросил бы всё к чёрту. Просто я не могу разгадать его и не могу не чувствовать. И эта война продолжается уже дольше, чем вторая мировая.
И этот вопрос: «Чем они пахнут??»
А иногда: «Чем, чёрт возьми, пахнет??»
Или просто: «Чем же? Чем?»
Этот вопрос уже много лет висит в воздухе.
Для меня это идея-фикс. Я просто сдвинулся на этой теме. Надеясь раскрыть его формулу и одержать тем самым победу, я ломал голову дни и ночи, а когда понял, что не могу – решил от него отделаться.
Я делал всё, что мог!
Пять лет болел хроническим ринитом. Жёг слизистую носа кокаином и нюхательным табаком. Потом занялся боксом, и свободное время проводил на тренировках, всегда предпочитая работе с грушей хороший спарринг. Признаться, защита у меня хромала, так что не было дня, чтобы мне не свернули нос.
Коллеги-врачи долго не могли привыкнуть к моей ежедневно меняющейся внешности, а начальство периодически грозилось уволить! То мой нос смотрел влево, то вправо и вниз, потом на нём появлялась багровая кавказская горбина. Временами пациенты и посетители шарахались, столкнувшись со мной в дверях (не дай бог в полутьме) и не сразу понимали, что два синих круга и расплющенный между ними шнобель, с окровавленными марлевыми тампонами в ноздрях, – это всего лишь доктор Патюков, а совсем не «Аааааааааа!»
В общем, борьба с этим запахом велась не на жизнь, а на смерть.
Уже несколько лет назад я перестал ощущать ароматы вин, цветов и даже пирогов, которые печёт моя жена.
Кстати, она, бедняжка, страдала хуже остальных. Мало того, что я дарил ей совсем не те духи, и розы, которые ничем не пахли, являлся домой по вечерам с разбитым носом, так ещё однажды я чуть было не взорвал весь дом, напустив полную квартиру газа. Хорошо, что в это самое время я как раз бросал курить.
Наверно бросил бы, если б взорвался.
Невзирая на трудности, я был упорен в борьбе с собственным обонянием и практически победил. Запахи больше не проникали через мои кордоны.
Все, кроме одного!
Здоровые люди, больные люди, красивые люди, омерзительные люди, люди ещё живые и уже мёртвые – все они ни чем теперь не пахли. Но в мой обонятельный вакуум, создаваемый с такой тщательностью, продолжал свободно вторгаться запах того человека, который умирает.
Так было до прошлой пятницы, когда произошло удивительное событие, качнувшее, наконец, чаши весов в мою сторону.
Месяцев за девять – десять до этого дня, мы с женой решили, что хотим ребёнка. Это было чертовски правильно, потому, что отношения наши трещали по швам, а никому из нас этого не хотелось.
Девять удивительных месяцев мы снова души не чаяли друг в друге, а совместные заботы, переживания, ожидания, бесследно стёрли всё, что уже казалось очевидным. В последний месяц, и особенно когда мою округлившуюся малышку положили в роддом, я забыл про всё: ушёл в отпуск, прекратил тренировки и снова бросил курить.
Потом было счастье, и я целый день напролёт проторчал под окнами роддома, пьяный от счастья и от всего выпитого. А когда протрезвел (через пару дней) и вспомнил, что я врач, то решил воспользоваться этим, с целью проникновения в святая-святых. Очень хотелось быть с ними там.
С коллегами акушерами договориться оказалось не так уж и просто, но мне удалось, и в назначенный день я отправился на встречу.
В центре города, на пересечении Омской улицы с проспектом Нефтяников есть маленький сквер. Впрочем, скорее он напоминает обнесённую забором осиновую рощу. Если проходить мимо, то сквозь жидкую зелень городских деревьев можно разглядеть несколько зданий. Одно из них и есть роддом.
Я приехал до срока и был вынужден ждать около двадцати минут, причём меня охватило такое сильное волнение, что стоять на крыльце я не мог, и потому начал мерить дорожки сквера шагами.
Погрузившись в приятные и тревожные мысли, я шёл, глядя под ноги, и через минуту оказался у входа в соседнее строение.
Каково же было моё удивление, когда над тяжёлой дверью я увидел до боли знакомую вывеску: «ОТДЕЛЕНИЕ ПАТОЛОГИЧЕСКОЙ АНАТОМИИ».
Морг!
Оказывается, морг здесь?!
Сотню раз я бывал тут на вскрытиях. Правда, всегда на больничной машине, да и заезжали мы с другой стороны,…
Но я никогда не задумывался над тем, что рядом с этим учреждением стоит родильный дом. Место, где люди появляются на свет, соседствует с моргом – последним медицинским приютом для уходящих из этого мира.
Интересно, кому из градостроителей такое решение показалось правильным?
Какое-то время я стоял в философских раздумьях, а потом зашагал в обратную сторону, испугавшись, что опоздаю.
В приёмном покое я оставил вещи, переоделся в выстиранный, отглаженный халат и сменную обувь. Потом поднялся на третий этаж.
Кругом всё блестело стерильной чистотой, и хотя я выглядел как врач, а роженицы даже не обращали на меня внимания, ощущение вторжения на запретную территорию не исчезало. Всё таки, роддом и больница – разные вещи.
Я шёл по коридорам, читая номера палат, и радовался тому, что есть ещё лечебные учреждения, где мой заклятый враг не сидит в засаде. Пару раз, правда, мне показалось, что я слышу этот запах. Тогда я настороженно останавливался, заглядывал в подозрительную палату и тут же с извинениями закрывал дверь, увидев очередную маму с младенцем на руках. Наконец, я решил, что это моё воспалённое сознание играет со мной, и после третьего по счёту глюка, твёрдо решил, что брошу пить.
И вот она, наконец, палата №312. Вот она, моя похудевшая, бледная малышка.
- Привет. Как ты? Ты такая красивая!
- …
- Правда. Ух ты! Какой большой! Спит….
- …
- Подержать? Конечно, хочу……. Страшно……. Да не бойся, не уроню…..
Я наклонился, чтобы поцеловать своего сына и в эту минуту, внезапно, противник нанёс удар.
Мой мальчик сопел и забавно морщил носик. Его лицо было буквально в десятке сантиметров, и тут запах умирания ударил мне в нос с такой силой, что у меня закружилась голова. Ноги мои подкосились, от неожиданности я чуть не выронил ребёнка и едва успел вернуть его жене, чувствуя, что теряю сознание…
…………….
В голове медленно прояснялось. Я лежал на кровати, ноги выше головы, а моя жена и её соседка по палате стояли рядом насмерть перепуганные. Подоспевшая старая акушерка размахивала ваткой у меня перед носом, конечно, не догадываясь, что нашатырь мне до лампочки.
- Смотри, как распереживался, папашка. – проворчала она.
- Что с тобой?! – спросила меня жена с тревогой в голосе.
- Чем пахнет?
- Что?
- Наш сын. Чем он пахнет?
Она склонилась над колыбелью, принюхалась и недоуменно подняла брови.
- Чем, чем, молоком, конечно!
- Чем?!
- Грудным молоком. Я его только что кормила.
Я с трудом поднялся.
- Да. Ну конечно же. Грудным молоком…. – задумчиво пробормотал я, глядя в окно.
Прямо напротив, в раскачивающихся на ветру зеленых кронах, плыл серый и печальный фасад городского морга.