Молчаливостью, гордостью и невозмутимостью север предвещал приход холодов. Ветер уже начинал гулять с тяжелым свистом меж горных хребтов, советуя жителям прилегающей местности поскорее приготовиться и в трепете ждать наступающую сильную зиму.
Эти края часто чувствовали на себе обмораживающее дыхание природы. Все горы до одной хранили в своих черных скалах память о уже минувших давным-давно злых зимах. И вот их камень вновь постепенно стал промерзать до основания под легким белым налетом холодов. Снег начала просачиваться в узкие трещины и разломы, и теперь скупо покрывал собой все вокруг, придавая пейзажу необъяснимой мрачности. Каждый, кто смотрел на эти возвышенности, замечал ослепляющую контрастность между темно-серой почвой долин и горами, что были словно попавшими в бело-льняные сети.
Тут, под низким бледным небом, далеко в глубине горного хребта, меж редких хвойных деревьев, которые изредка приживались на мертвых скалах, люди не сильно волновались по поводу похолодания. Не смотря на ранние для этих краев заморозки, никто даже не задумывался о том, насколько странно играет с ними природа, все слепо занимались привычными делами и продолжали верить, что еще будет то слабое тепло, которое всегда приносит «бабье лето».
Жители долины осознали несбыточность своих надежд, только когда все пять улиц поселка Г. почувствовали на себе преждевременные признаки зимы. Деревья покрылись серебряным инеем, растоптанная черная грязь на дорогах прихватилась первым холодом и стала как камень, а тихий ручей на самой окраине, от воды которого и до того ломило зубы, покрылся тонкой коркой льда. Люди забились в одиноко раскиданных по поселку деревянных домах и изредка вылазили на уже щипающий щеки мороз за поленьями, что целыми сооружениями были навалены около каждого жилища.
Никто не волновался в поселке, не нервничал и не нагонял панику на остальных. Люди жили. Об этом говорил дым, лениво выползающий из старых ржавых труб буржуек, тянущийся едким туманом под темным, напрягающим глаза небом, расплывался над грязными, пропахшими сеном и навозом улочками. В свинарниках, визжа с непривычки, жевали подмерзшую кашу поросята и где-то занудно мычала корова, три дня не доеная по лени хозяйки.
Только там, где, казалось бы, беспокойства никакого не должно быть, царила небывалая для поселка в сотню жителей обстановка – на кладбище. Около одиноких, перекошенных крестов и гранитных плит, давно не знавших навещающих, на горбе, заросшем сухой, покрытой инеем травой, стояла единственная в поселке постройка из ломаного камня. Тут жил сторож кладбища, о котором в Г. почти никто ничего не знал и не слышал, но сегодня в его окне тускло горел свет керосиновой лампы и мелькали тени собравшихся у него посетителей.
В доме собрались те, кто, заметив свое тяжкое положение, запустение и скучность жизни в поселке, решили заняться чем-то общественно-полезным и, если повезет, прибыльным. Идей в пяти головах собравшихся односельчан не наблюдалась, но, под влиянием вялого энтузиазма, они с огромным трудом пытались слепиться из каких-то нелепых, пустозвонных мыслей. Никому не хотелось скучать дома целую зиму, которая, как привычно в северных краях, будет до кошмарности снежной и морозной, каждый жаждал развлечениями или деньгами жителей Г., что привозили вертолетом в виде пособия по безработице или пенсии раз в три месяца. Но путевого плана ни у кого не было.
Кладбищенского сторожа сразу же прозвали Боссом, так как тот был инициатором собрания, а имени его никто не знал. Он сидел на скрипучем деревянном стуле в центре комнаты и молча осматривал всех своих гостей, шморгая носом, отхаркиваясь и плюя на затоптанный сапогами пол.
-Ну что? – хрипел он, сдвигая затертую ушанку на ухо и потирая мозолистой рукой щетинистую морду. – Нужно бы подбавить жарку в наше селеньице, а не то мы тут все подохнем от скуки!
Четверо юношей и девушка переглядывались и пожимали плечами, потому Боссу пришлось наталкивать их на ход мыслей:
-Ядрен-Матрен, да что вы как отмороженные? Говорю, идеи нам нужны, надобно придумать, что делать! А вы думали, на горяченькое придете? Э-нет, братцы, так не выйдет, нужно мозгами двигать.
-А как на счет того, чтобы помогать людям по хозяйству? Ну там хрюшек покормить, коровку подоить, курочки там всякие, а? – предложил один из молодых людей.
-Дружок, как, говоришь, тебя зовут? – прорычал, ухмыляясь, могильщик. – Чил? Так вот, Чил, ты - дурак. Какие свиньи, какая ветчина? Зимой все коровники и хлева снегом занесет по самые крыши, разве не знаешь?
-А, действительно… - вздохнул Чил и озадаченно поправил картуз на аккуратно зачесанной голове.
-Нужно что-то попрактичней, товарищи, - добавил Босс, отхаркиваясь. – Что еще можете предложить?
-Мне кажется, что если начать разносить газеты или, скажем, молоко к домам, то можно вполне неплохо заработать на этом, - осенило молодого человека по имени Нор.
-Идея-то хорошая, но… - начал сторож кладбища, сняв валенок и непрестанно шевеля пальцами ноги в дурно пахнущих носках. – Во-первых – у нас газет нет и никто их нам не привозит. Во-вторых – в нашем поселке почти у каждого есть личная корова, потому в нашей помощи жители как-то обойдутся. А в-третьих – какое, черт возьми, «разносить»?! Разве не знаешь, что все дороги занесет так, что иногда даже двери в жилищах с трудом открываются, не то чтобы ходить!
-Как я сам до этого не додумался! – стукнул себя ладонью по любу Нор.
У остальных двух гостей мысли почему-то шли с каким-то тормозом, а может и вовсе не тревожили их головы, но в скорее девушка по имени Лора вспыхнула радостной улыбкой и заявила:
-Есть прекрасный план! Чудеснейший! Можно наряжать елки к Новому году и Рождеству всем жителям за деньги! Склеивать игрушки из бумаги и проводить утренники!
-Лора, дорогуша, - начал сторож. – Ты хоть поняла, что предложила? Какие елки? Их в нашей округе всего с десяток осталось, к тому же местные люди уже давным-давно не несут их в дома – и так места мало, да еще и этот снег каждую зиму… Как навалит – проходу никому не дает, по поселку ползком перебираешься! Да и какие утренники – у нас из детей только вы вчетвером и остались в Г.! И еще раз – чертов снег!
-Все мужики козлы… - прошептала Лора и зарылась в свитере Нора, подсев к нему поближе.
Как бы занудно и наводяще не трещали дрова в покрытой ржавчиной и гарью буржуйке, но участники собрания так и не дождались какой-либо идеи от задумавшегося о чем-то Пога – последнего из четверых гостей сторожа кладбища. Потому Боссу пришлось поразмыслить самому. Он скрутил самокрутку, пыхнул желтым забивающим дух дымом и тут же просиял всеми двадцатью гнилыми зубами:
- Тьху-ты, ядрена вошь! Я знаю, чем мы будем заниматься, товарищи! Мы, как бы это странно не звучало, будем убира-ать…что?
-Сортиры? – рискнул угадать кто-то из юношей.
-Нет, идиот! – прохрипел Босс. – Снег! Этот чертов снег, которого зимой постоянно по горло и до которого никому нет дела, но который всегда мешает!
-По-моему умно! – воскликнул Нор, восхищенно качая головой. – И довольно прибыльно!
Согласившись с идеей основателя так называемого «дела», все тут же принялись составлять жалкое, но вполне осуществимое подобие бизнес-плана. Осознанным в этих делах был только могильщик, так как работа у него была такая – в ней приходилось познавать все тонкости создания денег.
Босс знал, что на одних сосновых гробах не проживешь. Их берут очень редко, да и как не поднимай им цену, с них все равно проку нет. Вдобавок деревьев в округе почти не осталось… Потому он всегда выдумывал что-то такое, что бы могло привлечь внимание клиента. В первую очередь – продукт. Гробовщик он был отменный и знал, чего хочет потребитель. Во-вторых – это ассортимент. В бюро ритуальных услуг должны быть не только деревянные коробки, но и всяческие похоронные принадлежности – кресты, плиты, ограждения, лавки, столы и, конечно же, венки – они всегда вызывали наибольший интерес и спрос на них велик. В-третьих – реклама. Ну это было само собой. О кладбище все рано или поздно узнавали.
Но это было совершенно другое дело, потому пришлось все-таки посовещаться.
-Значит так, - начал Босс. – Убирать снег будут все?
-Да! – ответили те.
-Тогда я буду управлять бухгалтерией. Этот вопрос решили…
Все переглянулись, услышав новое и непонятное слово, посчитав, что это самая сложная работа в их бизнесе.
-Вид работ у нас один – уборка снега. Это понятно. Осталось решить только единственное, молодые люди, как народ узнает о нашем обслуживании? – прохрипел он, всматриваясь в мерцающий оранжевый огонь керосинки. – Будете разносить листовки. Главным по их изготовлению назначаю Чила, а ответственными по их распространению – Нора и Лору. Всем все понятно?
-А что писать в листовках? – поинтересовался Чил. – И какова будет приблизительная цена за услуги?
-Плата, дорогой мой, договорная, о ней будем говорить позже, - сказал Босс и откашлялся. – Листовок сделай штук сто. Надеюсь, считать умеешь, ядрена вошь. Значит, на каждой напиши красивым каллиграфическим почерком какую-то левую парашу, типа: «Дорогие жители Г.! Да, Вы, именно Г.! Вам надоело каждое утро видеть в окне горы белого снега? Вам надоело сушить обувь и каждый раз после выхода на улицу засовывать ноги в печку? Ваш копчик потерпает от гололеда или раздражает надоедливое чавканье весной под сапогами? Не упустите редкую возможность! Впервые в поселке предоставляются такие услуги! УБОРКА СНЕГА! НЕДОРОГО!!! Постоянным клиентам – скидка». Последнее – мелким шрифтом. Тебе ясно? А вы, Нор и Лора, это разнесете в каждый дом и отдадите хозяевам, а если кого и не найдете, то приколотите объявления намертво прямо к входным дверям. Надеюсь, я популярно вам все разъяснил.
-А мне что делать? – поинтересовался Пог, лениво потирая затылок, совсем оттаяв в теплом доме гробовщика от зимнего уличного холода.
-А ты, тупица, им помогай! Бегом, за работу! А я пока создам какой-никакой учет и заведу «Книгу жалоб» для клиентов, чтобы смогли пожаловаться на вашу, как я уже представляю, скудную работенку. Чего стоите, черти?! Бегом!
С «Книгой жалоб» Босс как раз ошибся, причем во многом. Во-первых клиенты просто физически не могли добраться к ней, так как везде был этот непроходимый чертов снег, и к тому же никто не знал, где находиться «офис фирмы». Во-вторых команда не подводила начальника на первых этапах и прекрасно справлялась с данной ей работой.
Но все же было жалко попусту валяющейся на пыльной полке чистой тетради, потому, чтобы не оставлять ее на съедение крысам и тараканам, которыми просто кишел дом гробовщика, работники свежеиспеченной конторы решили вносить в нее записи сами. К ним-то мы и обратимся.
***
«…Привет. Не знаю, конечно, что мне тут писать, да и писать я не особо люблю. Но ладно, я – Чил, один из служащих нового преуспевающего бизнеса в нашем поселке. О чем бы мне еще написать…
А! Знаете, я так восторжен тем, что происходит! Хоть я и не люблю бумажки, ручки и прочее канцелярское дерьмо, но, представьте себе, Босс меня заставил к всему этому прибегнуть – я делал листовки! Но это оказалось не таким и бестолковым делом! Я думал - отстой полный, а это даже помогло нашему делу. Я все сделал так, как говорил мне он, и вышло неплохо! Друзья раздали жителям листовки, и работа пошла, как по маслу!
Я даже не представлял, что так будет. Хотя знал, на что иду – имел представление, что с моей помощью мы не прогорим и зашибем кучу денег! Все круто! Босс сказал, что выдаст зарплату, когда разберется с бухгалтерией. Значит, что люди нам уже платят!
Ладно, кое-что о работе. Довелось приложить много усилий, чтобы дело начало двигаться. Городок у нас небольшой, можно сказать полный отстойник всякого грязного быдла, потому все вокруг было до такой степени засрано… И речь даже не в том, что жители просто-напросто не убирают снег, им вообще плевать на чистоту! Такое ощущение, что эти скотины никогда не видели веника и совка!
Кстати, кое-что об инвентаре для уборки. Нам пришлось думать о том, чем убирать чертов снег. У Босса есть одна лопата, но он говорит, что доверить ее нам не может, так как нужно еще могилы рыть и покойников закапывать. Мог и дать, подонок, из-за него мне пришлось вымазываться в грязи и отбросах, так как лопат нам никто не позычил.
Пытались грузить снег в коробки руками. Пальцы начали отмерзать, и уже через пару часов работать было невозможно. Потом кто-то подумывал о том, чтобы большими пластами чего-то сгребать снег в большие кучи, но эти «большие пласты чего-то» мы не находили, а коровьи лепешки не подходили. Тогда мы остановились на единственном осуществимом варианте.
Его придумал Босс (Ну кто же еще! Он мозговой центр нашего бизнеса!). Из гребущих-копающих-набирающих инструментов у нас оказались в наличии только ложки и вилки. Хорошенько пораскинув мозгами, мы согласились с выдвинутым гробовщиком предложением, что нам ничего не остается делать, как просто есть снег. Да, банально его лопать.
На первых порах хорошенько болело горло, но в принципе все не так-то и сложно: нужно просто-напросто нагребать ложкой побольше и глотать. Материал легкий, и если прикинуть, что это мороженое, то идет хорошо. Работа пошла интенсивно, и мне, черт побери, понравилось! Люди начали платить деньги! Целые ДЕНЬЖИЩА! Мы почти ничего не делали, а прибыль, как говорил Босс, работала на нас. Из некоторых выделенных средств мы покупали лекарства, потому совсем не заболевали!
На полученный капитал можно было купить какой-никакой инвентарь, хоть одну лопату, тогда бы процесс шел быстрее, а деньги вернулись троекратно, но Босс все отрицал, не соглашался, что это нужно инвестировать, что, мол, и так обойдемся. Ох, не согласен я с ним! Жрать снег – это все-таки не гигиенично!»
***
Зима надвигалась с неимоверной скоростью. Спустя месяц после ее наступления весь горный хребет был укрыт белым одеялом, и лишь небольшое селение едва темнело деревянными постройками и пустыми только вычищенными, улицами, которые ежедневно покрывались толстым слоем снега.
Разгоняясь ветрами в ущельях и ударяясь холодными барашками метелиц в скалы, напряженно забивая зеленые ветви елей и сосен навалом белой пыли, зима пытаясь подчинить себе все вокруг. Но горы хмуро стояли на своих местах, потому она тихо входила в узкие улочки и устало вываливала день за днем больше и больше снега на крыши домов, на черную землю, на одинокие деревья и пустые холмы унылого кладбища.
Хижины, заметенные холодным порохом, словно берлоги, неуклюже громоздились неровными рядами, поглядывая окнами на редких прохожих, которые, закутавшись с головой в шубы и телогрейки, вытаптывали валенками подошвообразные ямы в толстом покрове снега. Небо теперь нельзя было отличить от земли или от того узкого заполненного метелью пространства, что их разделяло. Казалось, словно трубы, из которых непрестанно пер дым, делали эти тучи, этот снег и эту зиму.
У всех были свои проблемы, но только у редких хватало сил на их разрешение, морозной лени все же удалось овладеть людьми. Кто-то уже месяц без движения валялся в теплой постели, пытаясь найти в ней лекарство от этой хвори, некоторые пытались показать, что им все равно, занимаясь обыденными делами, скрывая, что потеряли все стимулы, что двигали ими в жизни. Зима замела все их мечты и отморозила заветные желания.
Лишь бездомные собаки радостно лаяли и дрались, казалось, они радовались, валялись и рылись в снегу, засовывая вглубь носы и закрашивая его в желтый – цвет несбывшихся надежд.
Но нет, все же не только они еще могли сохранять силу духа, не только псы были в состоянии копаться в снегу. Были еще те, что помогали людям.
***
«…Я тут перечитывал записи… Грустно – Чил пропал, уже неделю как его нет с нами. Хоть он и был слишком надоедливым чистюлей, до назойливости правильным малым, но все же это мой лучший друг. По крайней мере, я так думал, пока тот не исчез.
Я ходил к его родителям, но они на мои вопросы лишь отвечали все в слезах: «Нор, дорогой, мы сами не знаем, куда он делся! Мы по всем знакомым искали, не нашли!.. Если он ушел из поселка, то почему оставил свои вещи?». Странно и обидно. Мы с Погом и Лорой обошли все окрестности, пробираясь через эти пустыри, занесенные по колено снегом, но никаких следов Чила не нашли.
Потом мы спросили у Босса, может он знает, а он спокойно ответил, что он ему денег дал и парень просто убрался из города, когда в последний раз прилетал вертолет. Он нас успокоил. Мы теперь как-то не очень волнуемся, Чил смышленый, сам прожить сможет, а если и не выйдет, то вернется назад.
Ну да ладно. Все не так-то и плохо, ведь у меня есть девушка, работа. Лора меня любит, я уверен. Очень-очень любит. Недавно мне сказала, что из всех знакомых ей парней, я самый близкий. А она знает и Чила, и даже Пога! Это уже что-то да значит, а учитывая то, что Чила теперь нет в Г., конкуренции меньше! Она точно меня любит, она просто без ума от меня!
Я тут подсчитал и решил, что если наш бизнес так и будет развиваться, то на вырученные мною и Лорой деньги мы сможем построить дом! Совершенно новый, не хочу чей-то старый. Тут или экология такая или почва… В общем со временем старые дома покрываются снаружи и внутри вечно пахнущей тухлятиной плесенью, оседают и заполняются доверху мышами и крысами. Про тараканов вообще не говорю – это просто неотделимое от нашего поселка вещь, Г. не Г., если в нем нет этих черных, противных усатых существ, они в некотором роде – поселочная достопримечательность.
Меня с Лорой родители поселили в одну комнату, и живем мы сейчас, пока Босс не выдал зарплату, на пенсии и пособия. Хотя и тех порой не хватает да и беречь их нужно, а то был один случай, когда в поселке заметили двух неизвестных…
Как-то мы с Лорой ночью, наевшись этого отстойного снега, возвращались с роботы домой. Было темно, лампочки над дверями домов светили тускло, но мы шли уверенно, слушая тихий хруст под ногами. Но когда мы уже завернули в последний переулок и до жилища осталось всего несколько метров, нас там и встретили эти… Два лба огромных… И сразу же, тыча мне в пузо чем-то похожим на нож, заявили: «Деньги или неприятности». Лора от страху даже закричать не смогла, она просто остолбенела. Тогда в кармане было мало, последние сбережения, но ничего не оставалось. Хоть деньги, хоть проблемы – все равно останемся в проигрыше, и я решил отдать, что имел, потому спросил: «Сколько?». Второй мужик тут же достал калькулятор, что-то наклацал и заявил: «С вас 13,53 с учетом НДС и налог в пенсионный фонд». Столько у меня и было, пришлось отдать, но зато домой вернулись в целостности и сохранности.
Теперь мы голодуем и живем, как нахлебники, у родителей на головах. Единственная надежда – зарплата, потому завтра пойду жаловаться Боссу, чтобы ее нам выдал. Знаю, Лора любит и поддерживает, но на мое предложение только промолчала. Что ж, буду требовать деньги сам».
***
После месяца метелей сначала немного потеплело, а потом неожиданно пришел ужасный трескучий мороз. Чистейший воздух звенел, щипая щеки, а снег моментально превратился в плотный ледяной покров, словно корка топленого молока. То, что не успело скатиться с крыш за время кратковременного тепла, тут же замерзало в виде острых сосулек, которые так и норовили упасть кому-нибудь из жителей поселка Г. на голову.
Люди немного оживились, стали чаще выглядывать на улицу, чтобы взять дров на растопку. Они грустно глядели на серое затянутое тучами небо, вздрагивали от холода, потирали порозовевшие от мороза носы, грустно вздыхали и вновь скрывались в занесенных снегом «берлогах». Жители словно специально во время гололеда начали ходить по скользким дорогам, в селении послышались человеческие голоса, кричащие то «Поберегись, сосули!», то «Осторожно, тут скользко!». Даже те, кому совсем не было никакого дела торчать на леденящем воздухе, все же выглядывали наружу из домов посмотреть, кто же там сейчас упадет или кого пришибет кучей снега с крыши.
Когда снегопады кончились, люди сделались немного поразвязней, стали меньше боятся зимы, а она, в свою очередь, сковала собой всю округу. Словно после ухода свирепого монстра, люди украдкой высовывали головы из-за дверей, но тут же их заставал врасплох жуткий мороз. Когда все поняли, что зима лишь стала холоднее, то начали больше сидеть дома у ржавых буржуек и дышать дымом паленой сосны, кто в одиночестве думая с усердием о чем-то не весьма отдаленном, а кто - беседуя с родными с чашкой дешевого чая.
***
«Лора, не переживай, все будет хорошо, он всего лишь уехал. Знаешь, сколько еще таких, как твой Нор?» - слышу я каждый день… Нет, не знаю! Он один был, не такой, как все, неповторимый, заботился обо мне! Единственный, да, единственный во всем поселке! И как теперь я без него…
Он пропал месяц назад, его никак не могут найти. Я знаю, он бы не уехал, не сказав. Ушел? Нет, нет, этого не может быть, он говорил мне… Мы обещали друг другу, что не бросим, даже если будет очень плохо. Нам и так было… Нет, он не мог просто оставить все, как же наши мечты! Нор не посмел бы все разрушить, после того что мы вместе пережили, после того, что писал в «Книге жалоб»…
Но Босс… Он говорит, что так и было. Нор просто пришел к нему в дом, потребовал деньги, а на следующее утро его уже не было в Г… Если это правда и он действительно ушел… То почему не оставил немного денег, почему не взял меня с собой?! Нет, я не верю в это и не буду верить!
Мне говорят, что я ослепла, якобы он, подонок, бросил одну, а ты надеешься… Пускай болтают, все равно, ведь мы клялись с ним в верности! Да и кто они такие, чтобы говорить про Нора всякую дрань?! Я доверяю только ему!
Я за месяцы работы поправилась на 5 килограмм – еще одна беда. Все эта снеговая диета, хотя Босс говорит, мол она содействует выводу шлаков из организма. Бред, тупость, говорю, кто такое вам сказал, якобы мы от этой воды пухнем и без еды, говорю, зарплату подавайте. А он отнекивается, гад. Ну ничего, потерпим еще, нам не привыкать, лишь бы живыми остаться.
Не нужно мне сейчас вообще ничего, только моего Нора верните, ни еды не нужно, ни дома, ни денег, только его. Погибаю я, не могу так, привыкла, жизни в одиночестве не представляю и верю, что Нор еще придет за мной.
Люблю я его…»
***
В начале февраля над скалистыми вершинами задул ветер, расталкивая сонную морозную зиму. Поля белого снега простирались бесконечными просторами меж горами от юга и до севера, скрывая под собой прозябший темный грунт. Там, где снег не был затронут холодами и оставался таким же рыхлым, словно мука, поток ветров подымал в воздух целые белоснежные облака, гнал их завитками и закручивал в ледяных ураганах, осыпая белой пылью все на своем пути.
Поселок Г. был небольшим волнорезом на пути ветра и, казалось, еле выдерживал его напор. Те, кто раньше выходили на узкие улицы и не успели спрятаться от очередной напасти, закрываясь воротами шуб, мелкими шагами пробирались к уютным домам, едва справляясь с противодействующей им стихией. Те, кто еще как-то надеялся на потепление, теперь совсем потеряли веру в это. Даже псы, которых пинками то и дело выгоняли за двери, теперь скулили, поджав куцые хвосты, жалуясь на холод и тяжелую собачью жизнь. Погода не давала никаких надежд, лишала последних мечтаний.
Некоторым хотелось скорее вернуться в свои жилища, укутаться в теплые одеяла и есть конфеты, но у большинства не было ни третьего, ни первого, ни даже второго. Эти теперь жаждали лишь одного – залиться по горло вином с друзьями по несчастью, кто бы это не были – такие же люди, как они, или псы, и где-нибудь под забором улечься и забыть все, что их беспокоило – холод, голод, одиночество.
Начинали просыпаться в это время лишь мухи, которые сонно летали вокруг тусклых лампочек, ползали по заплесневелым стенам сырых деревянных времянок и садились на опротивевшие всем пахнущие маслом и сеном кукурузные блины, по нерасторопству хозяек не накрытые полотенцами. А те лишь грустно глотали сухофрукты из компота и, шаркая тапками, отправлялись в постель… Смотреть от скуки в потолок и лениво слушать, как бурчат внутри их органы.
***
«Меня нахрен замучила эта зима. Много раз себе говорил: братиша, это всего лишь тупой снег, он не должен влиять на тебя, как на остальных. Но я ничего не могу поделать, до ужаса стало скучно среди отмороженных людей, и постепенно я сам превратился в одного из них. Хотя в принципе плевать на все…
Когда мы с Лорой остались вдвоем, то работы стало в несколько раз больше, а энтузиазма и перспектив – намного меньше. Приходилось придумывать что-то новое, что бы снизило загруженность. Снег жрать больше не могли, у обоих началась ангина, а деньги, которые Босс нам обещал, нужны были позарез…
В поселке зимой как всегда стало больше бродяг и пьяниц, улицы нахрен замусорили, подонки! Но тут у нас родилась офигенная идея – а что, если их использовать… Нет, сами они конечно помогать нам не станут, но что если мы их вовлечем в работу, не уведомляя об этом?
Мы с января начали использовать против гололеда соль, и тут нас осенило. Быстро рассказали план Боссу, и ему очень понравилось – нужно было только выкупить всю соль нахрен из магазина! Это тут же подействовало.
Подключить к работе получилось не только бомжей, но и жителей Г., так как соль была нужна всем, пресным ведь питаться никто не будет! Как только люди поняли, что единственный ее источник – это заснеженные дороги, так они за один день собрали всю соль вместе со снегом, нахрен! Хе-хе!.. Так что работать почти не приходилось, а люди за свои же деньги выполняли почти все наши обязательства, того и не подозревая.
Уже тогда я начал замечать за собой эту лень… Зима начала влиять на меня, уже ничего не хотелось, быстро утомлялся, всегда хотелось спать и я спал, а когда просыпался, то уже вновь уставал. Лора тоже сильно изменилась, не знаю только от погоды или от пропажи Нора – его так и не нашли. Она стала какая-то бледно-зеленая, ничего не хотела и, как я заметил, нихрена не ела.
А потом и она уехала, как и остальные. Мне стало совсем на все наплевать. Зря я только это сюда пишу, Босс увидит. Но я больше не хочу на него работать, я устал от снега, у меня пропал голос и я совсем не верю в те деньги, что якобы заработал… Могильщик отдал всем нашим деньги, и они смылись из поселка, но мне кажется, я их не получу. Да и не хочу я уже, ничего больше не хочу.
Только чтобы закончилась долбанная зима с ее снегом. Нахрен. Хотя – наплевать я хотел и на это».
***
Об алюминиевые подоконники застучали капели, а на одинокие деревца стали вешать тут же загнившие от влаги картонные коробки-кормушки для первых птиц. Сосульки на крышах заблестели от нежных лучей раннего солнца и потекли на землю, проделывая незамысловатые туннели в подтаявшем мокром снегу. Ручей за поселком вновь зазвенел, но у его берегов еще оставалась тонкая ледяная корка, которую понемногу смывало течением.
Белый снег в межгорье сменился темной вязкой грязью и мокро-серыми обнаженными скалами, еще совсем пустыми, словно обновленными. Небо чаще стало просветляться, украшаясь узорами легких перистых облаков, что всегда предвещали перемену погоды.
Вместе с грачами, которые уже начали кричать с верхушек сосен, в кустах томно заорали занудные мартовские коты, а прямо на глазах у всех, не в силах больше терпеть скуку холодов, стали спариваться бродячие собаки. Природа начала цвести, холмы покрывались молодой блестящей травой, стволы елей зазеленели от моха, зажужжали во всю мощь мухи, а из щелей повылазили заспанные букашки, потирая лапками головы.
Как неожиданно кончилась зима в конце февраля, так же внезапно началась весна. Люди, чявкая сапогами по пахнущей сыростью грязи, радовались как никогда ее приходу, зашевелились, стали разговорчивей друг с другом, мужики снова взялись за топоры, и вновь полетели душистые сосновые щепки. Они брались не только за ости рубящих предметов, но и за кое-чего еще, от чего все женщины поселка помолодели и заметно порозовели.
В марте, переступая огромные лужи и пачкая отглаженные штаны полицейской формы, прямиком из прилетевшего только что вертолета отточенным почти маршевым шагом в направление кладбища шел следователь. Пригладив седоватые усы, которые много чего видели в своей жизни, он заглянул в темное окно каменной постройки, постучал и, услышав в ответ лишь тишину и писк мышей, выбил дверь одним ударом ноги.
Его прислали сюда по жалобам жителей горного селения Г., мол, дети пропали спустя некоторое время после того, как работали у сторожа кладбища, а вскоре и самого сторожа видно не стало. Большинство жителей говорили, что те просто скопили кое-какие деньжата и уехали из городишки, кое-кто даже проделывал то же самое и покидал поселок с приходом тепла, но родители все еще оставались в недоумении. Полицейскому сразу показалось это дело пустяковым.
Прикрывая нос от ужасающего запаха рукавом, он осторожно зашел в помещение и начал осматриваться. Вглядываясь во мрак комнаты, он рассмотрел сидящую на стуле фигуру. Человек, по-видимому, спал, положив голову на стол, но когда следователь подошел ближе и почувствовал усилившийся многократно трупный запах, он понял, что спящий – просто-напросто мертв. Полицейского чуть не стошнило, но он смог пихнуть окоченевшего человека вместе со стулом на пол и тут же увидел, что по всем описаниям – бородатый, в шапке-ушанке - это и есть сторож.
Увидев у бедняги во рту, из которого выбежало несколько испуганных тараканов, кусок чего-то съестного и вилку с ножом в руках, следователь лишь пробормотал в рукав своей куртки:
-Удавился…
На столе лежали стопка купюр и потрепанная тетрадка в затертой обложке, которую следователь тут же взял и вышел скорее на улицу. Положив ее пока на кучу заготовленных дров у выхода, он плеснул себя в лицо талой водой из какого-то стоявшего тут же ведра, отдышался, а затем принялся читать…
***
«Ядрена вошь! Я заполучил деньги! Все мои и даже не напрягался для их получения! Работу делали за меня эти олухи, а я теперь чертовски богат!!! Хе-хе-хе! Ну и везет же, это из-за того, что я до кошмара умен как на охранника кладбища!
…Но, черт возьми, почему мне так одиноко без них, без этих зеленых сосунков? Они же никто и ничто!
Этот отвратительный чистюля и зануда Чил, такой правильный, что меня аж воротило, хоть его я и выбрал первым, потому что он бросился мне в глаза первым со своей белоснежной выстиранной одеждой и моднявой кепкой! Подонок… Но он получил свое и теперь уже не в поселке!..
Потом этот самонадеянный Нор, который до нелепости верил, что его любит та девчонка… как ее… Да не важно, ядрена вошь, он еще и слабак ужасный! Все деньги отдал каким-то придуркам-бандитам, а потом у меня зарплату выпрашивал, ха! Это же просто смешно!
А, вот, девчонку звали Лора! Тоже дура последняя, хотя и любила пацаненка действительно сильно, не смогла жить без него, не видела смысла в существовании, хе-хе, ждала и любила его до конца, как и обещала! Жалко было бедняжку, тоже ушла от нас.
Господи, а этот, Пог? Не Пог, а скорее «пох»! Впервые вижу человека, которому действительно так на все наплевать, а это, по-моему, самое ужасное из всего, что может быть плохого в человеке и выплывает как всегда в последнюю очередь. И это так оскорбляет, так низменно, черт…
Скучно одному, хоть и весна пришла и я сказочно богат! Да что я так кисну, они же ведь были всего лишь кусками мяса! Куклами в этом притворном театре жизни, мясными куклами! Ныли, жаловались на жизнь в этой «Книге жалоб», немощные твари, которыми пользуются все подряд! Мразь! Хотя девчонка была ничего, хоть после нее я и заболел ангиной. А этот Пог! Никак в горло не лезет! Жесткий какой-то, горький и отвратительный!
До чего я докатился! Ладно еще на кладбище выкапывал, но когда все просроченные закончились типа «Йон Петровис. 1935-2000» или «Клаус Василус. 1927-1998», то ничего не оставалось, как перейти на этот свеженький полуфабрикат. Что ж поделаешь, жизнь такая – или ты кого-то кушаешь, или сожрут тебя.
Нужно доесть этого с трудом жующегося придурка, а то пропадет. А потом, может, попишу еще, нужна ведь для чего-то эта тетрадь, да и скука невозможная…»