Счастливые времена

Карен Арутюнянц
ЭРА ПУЗАТЫХ ТЕЛЕФОНОВ

В институте я был известным списывальщиком.
Так вот, преподаватель Памбухчян по теоретическим основам электротехники, которую я терпеть не мог, запер меня у себя в кабинете, предварительно заставив вывалить из карманов и других мест все шпаргалки, готовые экзаменационные листы, учебники. Он сгрёб всё это добро, навесил на книжный шкаф миниатюрный замочек, и, погано похихикивая, сообщил, что вернётся через час. Что, мол, могу спокойно готовиться к ответу...
Я остался один. Без шпаргалок. Без учебников. На двенадцатом этаже. И тогда я решил не паниковать. Я просто сел за стол Памбухчяна.
Первое, что я увидел, был местный телефон.
Я возликовал.
Я набрал нужный мне номер одного знакомого лаборанта, который сидел в этом же корпусе, и через пятнадцать минут всё было готово. Он наболтал мне по аппарату ответы на все три вопроса.
Через сорок минут вернулся Памбухчян.
- Как ты это сделал? - спросил он, держа в толстых волосатых пальцах листки с моими каракулями. - Как сделал?!
Он же знал, что я по его ТОЭ ни бум-бум.
- Четвёрку поставите? - нагло поинтересовался я.
- Удовлетворительно, - ответил он, поигрывая бицепсами боксёра-перворазрядника.
- Ладно, - согласился я.
Памбухчян поставил трояк.
Я произнёс всего одно слово:
- Телефон.
Видели бы вы его лицо!

РАССТЁГНУТЫЙ САПОГ МОЕГО ЖЕЛАНИЯ

Наша кураторша была невероятно сексапильной особой.
К примеру, сексапильность эта проявлялась в следующем штрихе: всю дорогу во время лекции красивенькая тётенькая могла простоять в сапоге со спущенной молнией.
Мне всегда до безумия хотелось подняться со своего места, пройти через всю аудиторию, подойти к милой лекторше, встать перед ней на одно колено и застегнуть на её сапоге эту сексапильную молнию.
Что я однажды и сделал.
Я поднялся и, словно в тумане, направился к объекту своего тайного, практически сексуального, желания.
- Что Вам, Арутюнянц? - услышал я.
Я стоял перед сапогом на одном колене, мои руки тянулись к молнии...
- Что такое?!! - взвизгнула тётенька.
И визг этот превратил меня в импотента.
Руки мои задрожали, и, слава Богу, наткнулись, блуждая в потёмках сознания, на банальную губку, которой стирают с доски, и которая на моё счастье оказалась в это, одно из самых кульминационных мгновений моей жизни, у пресловутых сапог.
Я протянул сухую, пропитанную шершавым мелом губку женщине с расстёгнутым сапогом и молча удалился.
После этого желание (разумеется, относительно сапог) больше никогда не возвращалось ко мне.
Нет. Никогда.

ГРЯЧИЕ ЛОМТИ ЛЮБВИ

Была у нас девушка в группе.
Страшненькая такая. Глупенькая. Лет двадцати пяти. Мы-то все шмакотявками по сравнению с ней казались - каждому лет по девятнадцать-двадцать.
Выражение лица нашей матроны скрывалось за толстым слоем штукатурки, и звали девушку... Впрочем, какая разница, как её звали.
Суть не в этом.
А вот в чём. Втюрилась наша девственница по уши! В лектора философии, бывшего физика.
Физик-философ носил очки в тяжёлой оправе, был бородат, а от того - импозантен, хоть и мелок ростом. Нос физика-философа располагался где-то на уровне великолепного бюста нашей аксакалши, которая бросала на мужчину томные взгляды, а по прошествии некоторого времени принялась забрасывать объект своего воздыхания записочками следующего содержания: "Почему Вы не смотрите на меня?", "Посмотрите прямо и налево", "Вы хороший, я Вам не нравлюсь?".
Все эти чудесные послания подслеповатый физик выбрасывал в плевательницу, но так как ни одно из них не достигало цели, то и были мною любовно подобраны и бессовестно исследованы. Ни девушка, ни тем более философ об этом не догадывались.
Как ни странно, я сочувствовал обоим сторонам.
Правда, при этом мне ужасно не нравилось одно обстоятельство, физик-философ стал нервным. А это было плохо, потому что приближался экзамен, и мне совершенно не хотелось получить очередной банан. Он бы явно отыгрался на мне, как на самом ничтожном представителе группы, где его так беспардонно атаковали глупыми записочками. Так мне, во всяком случае, казалось. "Конечно! - рассуждал я, запивая неприятные мысли пивом. - Физик будет мстить. А кому? Самому... беззащитному... Мне то есть..."
И я решил отвлечь нашу девушку. Я решил... я... (какая же я сволочь!) я принял это решение... я отвёл аксакалшу в сторонку и... признался в собственных чувствах, обуревающих меня вот уже целый месяц... я признался ей в ЛЮБВИ! Ах, придурок! Что же я наделал?!! Я признался и тут же пообещал, что, если она не перестанет клеиться к нашему физику-философу, я сделаю что-нибудь ужасное! Например, я подожгу кабинет философии!..
Ох-х, как она на меня посмотрела, наша милая глупенькая старушенция!
Глаза её неожиданно наполнились чем-то необыкновенно прекрасным, потом она покраснела и, ничего не ответив, вернулась в аудиторию.
Несколько раз после этого мне пришлось с ней целоваться.
Делать этого она не умела. А я был плохим учителем. Не было во мне учительского дара. Или страсти?
А физик-философ успокоился, и даже сбрил бороду.
Он превратился в маленького замухрышку, но "удовлетворительно" мне подарил.
Добродушным был человеком. И при слове "любовь" улыбался. Тихо так, пьяненько... Это уже когда мы с ним пиво распивали. В забегаловке одной чудесной, известной на весь город, там ещё картошку подавали жареную - божественную такую - большими горячими ломтями.

КОМУ КАК ПОВЕЗЛО

когда-то
ну когда все мы были сопливыми
или не были - кому как повезло
бегали мы с мячом
по асфальту расчерчённому и прыгали
или не прыгали
а слушали как грохочет гром
и не ведали мы что когда-нибудь
не будет у нас ни мяча
ни мела куска
ни асфальта
умытого весёлым дождём
и не знали конечно же мы
что лет через двадцать или больше того
нас будет волновать другое кино
кого - настоящие автоматы
кого - серебряно-позолоченные платы
или даже плети и цепи
нам же было всё равно
что там впереди
и зачем куда-то идти
если можно
стоять
под небом
голубым
и любоваться
этим миром
таким золотым

ТАМ, ГДЕ РОЖДАЛИСЬ МЕЧТЫ

Как-то раз в полуразрушенной церкви, под небом в облаках, там где проносились стрижи, и тени их бесшумно скользили по примятой временем траве, кое-где обсыпанной пылью тысячелетних фресок, я стоял молодой и кудрявый и прислушивался к ветру.
Мне казалось, что он проносится сквозь меня, и я уношусь вместе с ним к будущим свершениям...

НА ПОТРЕБУ

Я, конечно, могу рассказать Вам, уважаемый Читатель, о всяких страпонистых штуковинах, ну Вы понимаете, о чём я - об этих пластмассовых имитаторах человеческого тела, которые служат для всевозможных плотских потех. К примеру, я могу поведать Вам историю о моём шестнадцатилетнем сыне, который вместе с друзьями, несмотря на некоторую юношескую робость всё-таки заглянул в интим-шоп, чисто из любопытства, и как сынок мой и его невинные товарищи, увидев все эти прелести ужасающих размеров: органы, плети и иные орудия вседозволенности страсти, выскочили на улицу в обыкновенную жизнь...
 - Нам стало плохо! - признался мой славный сын-джазист. - Папа! Мы были в шоке!..
 Я, разумеется, могу рассказать Вам, дорогой мой Читатель, эту историю в деталях, как, впрочем, и другую историю, в которой некогда, лет двадцать пять тому назад, стоя перед собственным институтом, я и остальные студенты-зеваки, с интересом разглядывали четырёх санитаров, выносивших из корпуса факультета технической кибернетики пару носилок. На одних, укрытых простынёй, возлежал старенький профессор, на других, так же под простынёй, - странная бесформенная группа, напоминавшая скульптуры Родена, которая, по признанию одного из санитаров, оказалась парой - девушка-юноша - совокуплявшейся в институтском туалете, и которая, завидев старичка-профессора, от неожиданности и страха, так и осталась друг в друге, и для их, так сказать, разъединения требовалось врачебное вмешательство, и которая своим нестандартным поведением в стенах всышего учебного заведения сразила бедного старичка самым банальным инсультом...
Я, многоуважаемый мой Читатель, естественно, могу поведать Вам эту замечательную историю во всех подробностях и красках, как, к примеру, и следующую историю про народного избранника, носившего в детстве прозвище Гандончик, и некоторое время тому назад объявившего голодовку в защиту каких-то поруганных прав, и днём голодавшего в палатке, разбитой перед официальным учереждением столицы одной из наших республик, а ночью отправлявшегося в лучший ресторан города, с тем, чтобы утром снова продолжить справедливую акцию...
Я, конечно, могу рассказать всё это.
Но я расскажу Вам совершенно другую историю.
И будет она краткой и весёлой, или смешной, как Вам угодно. Я до сих пор путаю два этих понятия - весело и смешно, смешно и весело. А это ведь кому как - верно? Кому смешно, а кому и весело.
История моя будет о самом простом. О презервативах. И, как я уже сказал, будет она весьма краткой. Так уж мне этого хочется.
В счастливые годы студенчества один мой друг получил от приятеля из Краснодара посылку, в которой лежала партия презервативов в количестве 1 000 штук. Уж не знаю, для каких целей была послана эта необычная для того времени посылка, но часть презервативов, которые в те времена, кажется, именовали резиновым изделием № 2 или № 3 (уж не помню), друг использовал по назначению, а про другую, мучаясь от неопределённости, спросил у меня:
- Слушай, у тебя такая фантазия! Подскажи, что делать с этой фигнёй?
Нет, я не сказал моему другу в ответ:
- Раздай страждущим!
Я не сделал этого. Зачем?
Я просто предложил наполнять их водой и сбрасывать с крыш.
Или надувать их и пускать в прохожих.
Что мы с великим удовольствием и делали, потому что нам ужасно хотелось превратить сероватую действительность той эпохи в большой весёлый праздник юности!..
Не знаю, удалось ли нам это мероприятие, но тогда мы жили на потребу собственной радости. Да, именно НА ПОТРЕБУ! И именно РАДОСТИ.
Впрочем, я и сейчас продолжаю это занятие - жить на потребу радости. Я и мои близкие - мы прыгаем по этой жизни - радуясь и веселясь.
А Вы?

НОЧЬ НЕ ЗНАЛА ГРЕХА

это было в горах
ветер дул целый день
мы неслись по кустарникам вниз
и на первых порах
разрешала ты мне
исполнять лишь один твой каприз

это было давно
ветер дул за окном
ночь не знала стыда и греха
было нам всё равно
что пролилось вино
на гостиничные меха

КОФЕ НА СТОЛЕ

тюрбан на голове
и кофе на столе
а я молчу
печально мне
печально при луне

но может быть во сне
когда придёшь ты вдруг
тюрбан с тебя сорву
и тихо позову
под стук
кофейных капель стук

иди ко мне!

МЫ МЕЧТАЛИ

мы смотрели на звёзды и видели звёзды
мы бежали в тумане - дышали туманом
мы хватали за стебли колючие розы
и обман не казался нам страшным обманом

мы любили и значит любили до боли
мы страдали и нет не боялись страданий
не жалея о воле хватали мы волю
за крылатые песни свободных скитаний

мы мечтали о доме о собственном доме
и мы строили стены и рамы вставляли
и валились на доски в усталой истоме
и мечтали, мечтали, мечтали, мечтали

и мы верили в счастье в чудесное счастье
что нас будет баюкать в своей колыбели
а чужое ненастье не ведало власти
в наших душах-кусочках цветной карамели